Лавров читал свой детектив за полночь. Горка тоже долго не спал, глядел на узкую полоску света под дверью и думал.

То, что ни к какому морю он не поедет, ему уже было ясно. Рыжий понял это с самого начала. А Костя… он вроде Лёки. Добрый, но очень наивный, думает, что всё по справедливости делается. Уж на что Цветана опытный директор, и то, сколько она добивалась, чтобы к себе его определить. Если бы не она, то Горка со своим «аутизмом лёгкой степени» оказался бы в спецшколе за колючей проволокой. И ни майор, никто из папиных знакомых ничего бы не сделал. Тем более, что из- за маминой болезни и переездов он занимался дома, и школьных характеристик у него не было. Ведь думали, что это не надолго.

Нет, к Косте привыкать нельзя. Будешь потом вспоминать, воображать, что могло быть, как он обещал.

А к морю он сам поедет и Цветану Петровну повезёт. После девятого пойдёт в колледж, где есть общежитие. Там стипендия и подрабатывать можно.

Нет, скорее бы в лагерь. Цветана Петровна сказала, что на время ремонта останутся только он и Витя, и будут жить в воспитательской, а обедать со всеми в школьной столовой. Городской лагерь, это, конечно, не отдых на море, но лучше, чем на даче у Гнедышевых. Там, что ни скажешь, как ни сделаешь — всё не так. Дядя Макс вообще- то нормальный мужик, если сам по себе. Но остальные… Недаром сосед его спрашивает: «Ну, как там в твоём курятнике? Всё квохчут? Тебе прямую трансляцию из своей фазенды на центральный канал устроить, так ток- щоу Малахова рейтинг в момент собьешь!»

Цветана Петровна, если няня Надя за Витей приглядит, обязательно возьмет его к себе домой на выходные. Утром будить не будет, к обеду испечет яблочный пирог, поставит на стол в кухне и можешь хоть десять раз чай с ним пить. Вот захотел и пьешь!

Горка такие дни почти все время проводил на кухне, вкусно пахнущей ванилином и корицей, как когда- то в бабушкином доме под Гродно.

У всех восьми ребят с недостатками зрения, которые обитали в частном интернате, было особенно острое обоняние. Говорили, что это бывает только у тех, кто плохо видит. Горка был исключением. Потому, когда он морщился от запаха плохо промытых ложек, повариха тетя Граня раздраженно говорила:

— Ты- то чего нос воротишь? Небось, у тебя глаз- алмаз!

Когда Игорь проснулся, то услыхал негромкие голоса за стеной в гостиной и понял, что приехал Рыжий. Горка быстро оделся и на цыпочках побежал умываться. А когда уже собирался выйти из ванной, то понял, что Лавров и доктор идут в кухню, и застыл на месте. Таился за дверью и думал про Рыжего: «Лучше с ним не встречаться! Смотрит на меня как на заразного! Может он ненадолго! Уедет в свою больницу, и не надо будет с ним разговаривать».

Голоса приближались.

— Какие еще дефекты! Выдумали тоже! Что за чушь! — раздраженно говорил Константин.

— Коська, я сам читал: «… эмоциональная сухость, заторможенность; аутизм в легкой форме». Так что напрасно ты на майора напустился. Коррекционный интернат — это, возможно, то, что ему было объективно необходимо. Скажи спасибо, что он «семейного типа».

«Обо мне!» — с замиранием сердца понял Горка.

Голоса стали глуше.

— Теткам показалось, он мало плакал?!! Кошмары ночные ему не каждый день снились. Да? — донеслось уже из кухни.

— Ну, документы подписаны не тетками, а психологом мужеского пола.

— Не будь гадом, профессор! Когда ты чемодан закрывал, а дед телеграмму получил — и всё! Накрылось твое возвращение домой! Ты был без дефектов?

Что дед говорил? «Не трогайте мальчика. Потерпите. Это сейчас не Рудик, а мальчик Кай».

— Ты преувеличиваешь.

— Я- а- а?! — как- то странно закричал Лавров, и одновременно раздался грохот.

— Давай руку под холодную воду! — громко скомандовал доктор. — Ну надо же! Ты что, никогда не смотришь, есть ли в чайнике вода?!

И вдруг мягким таким голосом (Горка ушам своим не поверил, неужели это Рыжий говорит?):

— Потерпи, потерпи! Сейчас аптечку найду! Там спрей!

Под шум воды и скрип выдвигаемых ящиков Горка молнией понесся по коридору в комнату. Отдышался, уселся по- турецки на кровати и застыл, напряженно прислушиваясь. Лавров и доктор долго еще оставались в кухне, но о чем они говорили разобрать было трудно.

«Психолога мужеского пола» Горка помнил хорошо. Он был улыбчивый с бабьим круглым лицом и весь какой- то бесформенный, как будто слепленный из сырого теста. Наверное, многим он с первого взгляда казался добрым. Но Горка видел, как психолог отбросил ногой котенка, который пытался поиграть с его ботинком. Котенок ударился о стенку, слабо мяукнул и пополз под стул. Все стало ясно. Потому на вопросы этого врача Горка просто долго не отвечал. А потом понял, что тот не отвяжется, и стал говорить «нет», не вдумываясь, о чем его спрашивают.

Когда майор оформлял какие- то документы и разговаривал с этим врачом, тот, не стесняясь Горки, сказал Гнедышеву:

— Мальчик на редкость закрытый, вряд ли он к вам привяжется, так что не сомневайтесь и отправляйте его в интернат. Такими волчатами обычно беспризорники бывают, но там это во многом объясняется внешними факторами. А в данном случае имеете дело с врожденным характером. Представьте, что даже мне с моим многолетним опытом так и не удалось расположить его к себе.

К Цветане Петровне Горка попал случайно. Она до сих пор не могла успокоиться и часто повторяла, вспоминая их встречу: «И как после такого не поверить в то, что матери даже ОТТУДА помогают своим детям!»

Горке в первый год своего сиротства нередко приходилось бывать с майором в разных скучных учреждениях и подолгу сидеть в ожидании приема. Гнедышев не забывал позаботиться о еде для них обоих, но никогда не брал с собой книг: ни для себя, ни для Игоря. Приходилось часами ерзать на низких скамейках или старых разномастных стульях в душных темных коридорах.

Однажды майор отлучился покурить и оставил на стуле папку с бумагами. С каждым визитом в казенные дома папка становилась все толще, и Горка придумал, что канцелярии и приемные — это что- то вроде столовых для нее. От нечего делать он иногда сидел и представлял, как папка жует и облизывает всякие анкеты и заявления. В тот раз, когда Гнедышев оставил папку без присмотра, Горка не удержался, переложил её себе на колени и развязал тесемки. Целый ворох разнокалиберных бумаг тотчас радостно разлетелся из нее во все стороны. А прямо у ног Горки опустилась на истертый пол казенного заведения РОДНАЯ МАМИНА ФОТОГРАФИЯ!

— Боже мой! Миля! Миля Гордиевская! — вдруг громко сказал кто- то у него над ухом. Горка вздрогнул. Рядом с ним стояла худенькая женщина с копной темно рыжих коротко стриженых волос. Она была похожа на девочку, загримированную под старушку. И одета, как подросток, в джинсы, футболку и кеды

Перед Горкой стояла Цветана Петровна — мамина болгарская подруга по педучилищу! И проблема с интернатом была решена.

Доктор Добжанский вскоре ушел, а в колыбельку осторожно заглянул Константин:

— Встали, Ваша светлость? Тогда с добрым утром! И пожалуйте умываться и к столу! Завтрак готов!

Правая ладонь у Лаврова была аккуратно перебинтована.

— А что это у Вас? — спросил Горка, спуская ноги с кровати.

— «Пустяки, бандитская пуля», — улыбнулся Константин. — Обжегся.

Да, Горка, тут недалеко скверик есть. Там ролики напрокат можно взять. Пойдем на часик- другой?

И тут раздался звонок в дверь. Лавров пошел открывать.

«Доктор вернулся! Ключи забыл! — с досадой подумал Горка. — Ролики!!! Теперь сиди в комнате и носа за дверь не высовывай. Ролики!»

Прислушался. Щелкнула задвижка внутренней двери. Два оборота сделал ключ от наружной…

— Банзай! — вдруг громко и радостно закричал дядя Костя.

— Кот! — загремел в ответ низкий мужской голос.

Что- то мягко упало, еще что- то упало, рассыпалось и покатилось мячиками.