— В эту шкатулку? — Катерина указала на ту самую шкатулку, которую мы видели в руках Александры в подземелье. Теперь она, несколько кривовато, стояла на краю комода.

— Да.

— Правильно… Именно так мне рассказала и служанка, которая вам прислуживала. Но вот, что интересно: теперь шкатулка пуста!

Катерина встала, открыла шкатулку и перевернула её. Шкатулка и в самом деле была совершенно пустой.

— Вы можете объяснить, куда делось письмо из шкатулки?

— Откуда же мне знать?..

— Да или нет?

— Нет.

— Но именно вы оставались наедине с покойницей! Когда кузине стало плохо, вы отправили служанку за доктором, а сами остались, пытаясь оказать ей помощь. Служанка убежала, а вы какое-то время были наедине. Александра умерла. А бумаги из шкатулки пропали. И вы не знаете, где они…

— Это было не совсем так!

— А как же?

— Я действительно пытался помочь вашей кузине. В меру моих скромных сил. Я действительно послал служанку за доктором. Но служанки не было буквально минуту! В коридоре она наткнулась на другую служанку и именно её отправила вызывать доктора. А сама вернулась к своей хозяйке. А я всё это время был с пострадавшей! Спросите служанку!

— Я спросила. Служанка утверждает, что когда она убегала, вы поддерживали кузину за шею, и когда она вернулась, вы всё так же поддерживали её за шею… Но вы даже верхнюю пуговку платья расстегнуть не догадались, чтобы облегчить пострадавшей вдох!

— Признаться, я растерялся… Не каждый раз на твоих руках молодые девушки умирают! А расстёгивать пуговки платья? Мне, особе духовного звания?

— Даже ради пользы пострадавшего? Боюсь, вы неверно понимаете слова «оказать помощь», брат Элоиз!

— Я растерялся! — упрямо повторил монах.

— Ну, допустим… Но куда, всё-таки, делись бумаги?

— Не знаю! Когда прибежал доктор, я вышел из комнаты, вместе со всеми. И больше сюда не входил, вот пока вы меня не позвали. Я не знаю, кто посещал комнату после врача! А кто-то же посещал? Вашу кузину нужно было обмыть, переодеть?..

— Да-да, конечно… Да вы угощайтесь, не стесняйтесь! Отведайте куриную ножку! Перед тем, как запекать, курицу маринуют в особом чесночном соусе, отчего вкус становится пикантным… И ещё глоток вина, я настаиваю!.. А вот ещё вопрос: кроме вашего письма, в шкатулке были и другие бумаги. И они тоже исчезли. Про них вы тоже ничего не можете сказать?

— Нет.

— Угу…

Катерина встала, рассеянно подошла к камину и присмотрелась к огню. Быстро взяла щипцы и подцепила что-то в глубине камина. И неторопливо возвратилась к столу.

— Андреас?

Я взглянул. В пальцах девушки виднелся, обожжённый со всех сторон, уголок бумаги, тот самый, с египетскими письменами, который показывала нам Александра сквозь прутья. Я кивнул.

— Вы хоть прочитать что-то успели, прежде чем бумаги в камин бросить? — печально спросила Катерина.

— Нет. То есть, — спохватился монашек, — То есть, «нет» — это в том смысле, что я ничего не бросал!

И он вытер вспотевший лоб.

— Кушайте-кушайте! — Катерина подвинула ему ещё тарелку.

— Но это… грибы!

— Да, — пожала плечами девушка, — Грибы. И что?

— Но…

— Кушайте на здоровье! Вот смотрите: я беру один грибочек на вилку и… ам! Вкусно!

Монах поднял глаза на девушку, встретился с её железным взглядом, вздрогнул, широко перекрестился, и подцепил гриб своей ложкой. И неуверенно положил его себе в рот.

— Вы получили от кузины ответ на письмо? — словно ничего не случилось продолжила расспросы Катерина.

— Ответ не требовался…

— Может быть, вместо ответа было что-то другое? Старые письма, например?

— Нет.

— А в шкатулке, кроме бумаг, было что-то ещё?

— Нет. То есть… В смысле, «нет» — это я не знаю.

— Да-да, я так и поняла…

Дальнейший ужин прошёл в полном молчании. К грибам больше никто не прикоснулся.

* * *

А я понял, почему после ужина с монахом, в моей тарелке была груда костей, в частности, свиных рёбрышек, а в тарелке Катерины сиротливо лежало лишь несколько косточек от куриного крылышка. А потому что потом был ещё официальный ужин с гостями! И я попал в странную ситуацию: пить приходилось много, потому что тостов было огромное количество: и во имя Божие, и в память покойной Александры, и во здравие Катерины, и в честь каждого из присутствующих, и опять во имя Божие… Пить приходилось, а закуска в рот не лезла! Брюхо было уже переполнено. Н-да!.. Предупреждать надо! Делая скидку, что я — балда, и сам не догадаюсь.

Монаха на официальном ужине не было. После нашего, приватного ужина, он смиренно попросил разрешения удалиться.

— Отпустить гостя на ночь глядя⁈ — всплеснула руками Катерина, — В какое положение вы меня ставите, брат Элоиз⁈ Для вас уже приготовлена одна из гостевых комнат!

— Это лишнее, — пробормотал монах, — Я вполне переночую на соломе в конюшне…

— Нет-нет-нет! И слышать не хочу! — притопнула ногой девушка, — Вы переночуете в гостевой комнате, а покинете замок не раньше, чем после утренней службы!

Монаху ничего не оставалось, кроме как склониться в поклоне.

Я прихлёбывал вино, в тщетной надежде, что тосты скоро кончатся, и раздумывал, почему Катерина не отпустила монаха восвояси? Вывод напрашивался только один. Катерина хочет убедиться, что монах не припрятал часть бумаг за пазухой, что все их бросил в камин. Потому что никому, кроме монаха, не придёт в голову открывать хозяйскую шкатулку. За такое можно обоих рук лишиться! А вдобавок обоих глаз! Даже если найдётся отчаянная дура, из служанок, которая в любопытстве приоткроет шкатулку, увидев бумаги, она с разочарованием закроет крышку. Но не бросит бумаги в огонь! Нет-нет, как ни крути, но это дело рук монаха. Он отравил Александру… мы выяснили, что повар этого не делал! Он отправил служанку за доктором… оставшись в комнате! Он понимал, что служанка может в любой момент вернуться, и времени у него почти нет. Схватить шкатулку, выхватить оттуда все бумаги, не разбирая, и швырнуть их в огонь камина, тщательно пошерудив там каминными щипцами. И тут же — обратно к покойнице! И вовремя! Дверь открывается, на пороге — вернувшаяся служанка… Но, могло быть, что часть бумаг монах сунул за пазуху? Тоже могло! А в камин он бросил только ту бумагу, где были начертаны непонятные для него египетские письмена. И тогда… он специально сделал, чтобы обгорелый уголок остался в глубине камина? Чтобы мы поверили, что сожжено всё? А хитрая Катерина поселила его в комнату, в которой можно подглядывать? Чтобы внимательные глаза рассмотрели как следует, есть бумаги у монаха за пазухой или нету? Ох уж эти интриги… Но, надо признать, поступила она совершенно правильно!

— Во имя Божие! — возвестила, последний на сегодня, тост Катерина.

— Во веки веков! — нестройно зашумели подвыпившие гости.

Уф-ф… Кажется, пытка вином кончилась!

* * *

В голове слегка шумело, когда я пришёл в свою комнату. Слава Богу, не ту, шикарную и помпезную! Катерина попросила меня переночевать сегодня в Фиолетовой комнате. Ну, мало ли? Монах мог не сунуть бумаги за пазуху, а быстро спрятать их где-то тут же, в Фиолетовой комнате. И ночью попытаться забрать. Вероятность мала, особенно, учитывая, что он просил позволения покинуть замок. Но, вдруг это игра? Знал, что не отпустят, на ночь глядя? В общем, я согласился. Сел к столу и уставился на пламя свечи.

— Нет, — решил я, хорошенько подумав, — Турнира в Бургундии я устраивать не буду! Скорее в Орден! Там меня, согласно указанию папы римского, окрестят, я стану добрым католиком и, может быть, по такому случаю, посвятят в рыцарское звание? В конце концов, в посольстве я проявил себя с хорошей стороны… Ну, или после заключения мира с поляками, по случаю окончания войны, будут организованы турниры? Ведь, будут? Не могут не быть? А пока суть да дело, я выведаю досконально, заезжал ли Ульрих фон Юнгинген в родовой замок? Или… или придётся искать в другом направлении…