— Спасибо, Мишель! — очень серьёзно ответила Катерина, — Я тебе жизнью обязана!

— А вот и пришли, ваше сиятельство! Ох, не нужно бы вам сюда… Не очень это весёлое место, прямо сказать! Не все девицы такое выдерживают!

— Открывай!

Надо сказать, что мы снова спустились в подземную часть замка, правда, немного с другой стороны. Это понятно. Удобно преступников из пыточной по камерам разносить или наоборот, из камер в пыточную тащить. Тем более, если это особые преступники, которых не нужно видеть посторонним глазам. И, хотя я немного согрелся от ходьбы, но всё же спускаться обратно в холодное подземелье было не очень приятно. Но, когда дверь в пыточную открылась, я понял, что опасался холода зря. В пыточной было не просто тепло, там было жарко! Кряжистый, пузатый мужик, словно мясник, накинувший на себя кожаный фартук, чтобы на одежду кровью меньше брызгало, задумчиво перебирал подозрительного вида железки, лежавшие перед ним на столе. Ещё несколько железок лежали в жаровне с углями, постепенно накаляясь до красноты.

У стены, напротив палача, крепкими верёвками были прикручены трое пленников. Двоих я знал отлично: Эльке и Трогот. Третий, низенький, полненький, с жиденькими волосёнками, наверняка был тем самым поваром, отравившим Александру.

Эльке, в одной нижней рубашке, висела, подвешенная за балку, проходившую через всю пыточную. Её запястья были скручены верёвкой, а другой конец этой верёвки перекинули через балку и сильно подтянули вверх, отчего Эльке могла стоять только на самых кончиках носков. Силы так стоять у неё давно уже кончились и она безвольно обвисла, потеряв сознание. Запястья девушки распухли, покраснели, и казались сильно растянутыми.

Трогот был привязан к стене лицом. Его руки были раскинуты в стороны, и каждая рука привязана к своему крюку на стене. Его голая спина была словно исчерчена кровавыми письменами. Да и не только спина. Видно было, что умелый палач так хитро наносил удары плетью, чтобы непременно попасть не только на спину, но и по бокам, где кожа не такая грубая и оттого боль резче. Его голова тоже бессильно поникла и он казался без сознания.

Третий пленник, совершенно обнажённый, сидел в специальном кресле, прикрученный так, что не мог бы пошевелиться. Распахнутыми в страхе глазами он следил за приготовлениями палача, и лицо его было бледным и потным. Но его, кажется, ещё не начинали пытать.

Услышав шум в дверях, палач оглянулся и, увидев нас, поклонился, неуверенно и неуклюже.

— Ваше сиятельство!.. — тонко и пронзительно завизжал тот, кого я определил поваром, — Ваше сиятельство! Богом клянусь: не виновен! Я же каждый грибочек, собственными руками… Не было там мухоморов и поганок! Не было! Ваше сия… тель…

И мужик зарыдал, горько и беспомощно. Его голова тоже была прикручена к этому специальному креслу, и он не мог её опустить. Поэтому всем было видно, как по его пухлому, бледному лицу катились крупные слёзы.

— Почему я тебя не знаю? — жёстко спросила Катерина, обращаясь к палачу.

— Её сиятельство, графиня Александра, привезла меня из своего замка, — ещё раз попытался поклониться палач, и снова неуклюже, — Мессир Николя, к вашим услугам…

— Мессир Николя! — ей Богу, тоном, которым говорила Катерина, можно было верёвки резать! — Мессир Николя! Немедля освободить пленников! Всем оказать врачебную помощь! А вы лично… сегодня вы ещё пребудете у меня в замке, а завтра с утра, все, кто приехал сюда вместе с графиней Александрой, будут отправлены обратно. Вы тоже. Инструменты оставить, а самому подготовиться к переезду. Что вы стоите⁈ Снимайте пленников!

Мессир Николя пожал плечами, похоже, не слишком удивившись.

— Фабьен! — позвал он.

Из-за ширмы выглянул ещё одни человек, как и палач, в кожаном фартуке, по всей видимости, подручный палача. Он молча кивнул, взял со стола нож, и принялся резать верёвки, которым был привязан Трогот. Сам мессир Николя готовился подхватить падающее тело.

— Ваше сиятельство! — несколько ошеломлённо уточнил Мишель ля Дюэм, — А разве… повара вы тоже освобождаете?.. Он же отравитель!

— Вам повторить мой приказ? — ледяным голосом поинтересовалась Катерина, — Я сказала освободить всех троих! И всем троим оказать медицинскую помощь! Лучше распорядитесь, чтобы сюда поторопились слуги, которые могут перенести пытаемых! В том числе, девушки, для моей горничной!

— Ей-то зачем? — не понял управляющий, — Ведро воды плеснуть, чтоб в себя пришла, и сама дойдёт.

— Не дойдёт, — неожиданно вмешался мессир Николя, — Её сиятельство правду сказала. Мы во время пытки ей раскалённое железо под ноги подкладывали. Не дойдёт…

Управляющий слегка побелел, нервно кивнул и поспешил прочь.

Тем временем, Трогота уже освободили от верёвок и положили животом вниз на невысокое ложе, стоявшее в углу. Помощник палача достал лесенку, прислонил её к стене, вскарабкался наверх, и принялся резать верёвки на запястьях Эльке. Сам палач опять был готов подхватить тело.

— Пойдём, — мотнула мне головой Катерина, — Здесь и в самом деле… не слишком весёлое место!

Мы шли переходами, торопясь выйти из подземелья, а нам навстречу уже спешили слуги и служанки, посланные управляющим Мишелем.

— Ты уверена, что повара тоже нужно освободить? — тихонько спросил я.

— А ты разве не видел трупа Александры? — задала встречный вопрос Катерина, — Разве ты не видел, что это отравление не грибами? От грибов кожа не зеленеет!

— Но тогда…

— Вот именно! И мне очень хочется поскорее побеседовать с тем монахом, который был наедине с моей кузиной, в момент её смерти!

* * *

Мы не кушали уже сутки, перенервничали и замёрзли, были на волосок от смерти, но Катерина наплевала на всё это и принялась наводить порядок. В смысле — отдавать распоряжения. И, знаете, я ей восхищался! Казалось бы, зачем ей это всё? Она через день-два, может, через три, в зависимости от здоровья Трогота и Эльке, уедет отсюда. И, пожалуй, никогда больше не вернётся. Но к ней шли люди, и она судила-рядила, распоряжалась и наводила порядок в замке. Она определила, кто именно будет обмывать и обряжать покойницу Александру, во что именно обряжать, где и как выставлять тело для прощания, кто и где будет её отпевать, и почему именно тело отвезут в замок графини Александры, а не будут хоронить в фамильном склепе графов де Мино… Она собрала всех тех, кого Александра привезла с собой, и объявила, что с утра они все отправятся к себе обратно. При этом посчитала количество лошадей и подвод, которые отвезут слуг и служанок, кто именно будет править подводами, какая при этом будет охрана, что они возьмут с собой из продовольствия, чтобы подкормиться в пути, кто это продовольствие им приготовит, когда подводы вернутся обратно, кто будет старшим в пути и кто доложит ей о выполнении задания. Понимаете? До самой мелочи во всё вникла и приняла решение!

Потом собрала поваров и объявила, что она верит в невиновность того, обвиняемого в отравлении, повара. И хотя она не стала вдаваться в объяснения, но я видел, как лица людей просветлели.

— Я верю в его невиновность! — заявила девушка, — А если я верю, то кто вы такие, чтобы подвергать мои решения сомнению⁈ Его величество король доверил мне судить моих подданных и, как судья, объявляю всем и каждому: оправдан! Старший повар! Вернуть человека на своё место у плиты, и не дай тебе Бог, если ты обидишь его лишней подозрительностью! Я проверю! Лично!

У бывшего подозреваемого, уже прилично одетого, опять текли слёзы по щекам, и он пытался рухнуть на колени, но по мановению руки Катерины, его подхватили и поддержали с двух сторон.

Потом был заслушан врач, который объявил, что пациенты, конечно, пострадали, и было бы странно, если бы после посещения пыточной, не пострадали, но слава Богу, повреждения не фатальные. Похоже, что допрос длился не слишком долго, да и количество допросов явно можно было исчислить на пальцах одной руки… Катерина прямо спросила доктора, сколько потребуется времени для полного излечения. Доктор растерянно покрутил пальцами в воздухе и неуверенно сообщил, что через неделю пострадавшим можно будет приступать к прямым обязанностям, а полное излечение произойдёт уже потом, в течение ещё трёх-четырёх недель… Но ведь, та же девушка, может же помочь своей госпоже одеться? А если при этом она будет слегка морщиться от боли в обожжённых ступнях, то добрая госпожа графиня ей это простит?..