Глава 21
ЛАРА
На протяжении всего нашего сегодняшнего разговора я начала чувствовать себя более непринужденно с Габриэлем, но я изо всех сил пытаюсь донести свою точку зрения, и это расстраивает меня.
— Вы спасли меня, — повторяю я, не зная, как еще объяснить ему, какое влияние он оказал на мою жизнь.
— Ты слышала, что я только что сказал? — Он наклоняет голову. — Я тот, кто стрелял в тебя. Я почти убил тебя.
Все еще кажется неправильным спорить, но я не могу сдержать своих слов.
— Из-за того, что вы стреляли в меня меня и привезли сюда, вся моя жизнь изменилась.
— Господи, Лара. — Он смотрит на меня так, как будто я сошла с ума. — Насколько, блять, плохо было жить у Мазура, что ты воспринимаешь то, что в тебя стреляли и чуть не убили, как благословение?
Мои глаза опускаются туда, где он все еще держит меня за руку. Я не могу сдержать дрожи в голосе, когда признаюсь:
— Вы первый мужчина, который взял меня за руку.
Он мгновенно отстраняется, и я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Вы первый мужчина, который не причинил мне боли. — Все хорошие эмоции, которые я испытала с тех пор, как приехала сюда, взрываются фейерверком в моей груди. — Вы спасли меня.
Габриэль пристально смотрит на меня, и я вижу, как беспокойство искажает черты его лица.
— Когда ты говоришь о боли, что это подразумевает?
Травматические воспоминания об избиениях и порках пронзают меня дрожью.
Однажды я пролежала без сознания целый день после избиения. Я не могла использовать свою правую руку в течение двух недель, и мои глаза были опухшими и закрытыми.
В другой раз немного кожи оторвалось вместе с порванной блузкой после того, как Тимон нанес мне пятьдесят ударов плетью за то, что я на пять минут опоздала с чаем, потому что автобус опоздал после школы. Я неделями не могла спать на спине, и так и не вернулась в школу.
Я настолько потеряна в том аду, который пережила, что вздрагиваю, когда ладонь Габриэля накрывает мою челюсть.
— Поговори со мной, Лара.
Не желая вновь переживать тот ад, через который прошла, я качаю головой и лгу:
— Наверное, я все-таки устала.
Он наклоняет голову, его пристальный взгляд встречается с моим, прежде чем сказать:
— Тогда я позволю тебе отдохнуть.
Мы встаем одновременно, и я мгновенно осознаю, как близко мы стоим друг к другу. Моя голова откидывается назад, и мой желудок делает странное сальто, когда мой взгляд останавливается на его лице.
— Может быть, однажды ты почувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы рассказать мне, что произошло? — он спрашивает.
У меня вертится на кончике языка извиниться, но, зная, что ему не нравится, когда я так делаю, я просто киваю.
Габриэль проходит мимо меня, затем я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как он покидает мою спальню, молча желая, чтобы он остался и снова спал в кресле.
Какое-то мгновение я просто стою между столом и кроватью, не зная, как переварить все, что произошло сегодня вечером.
Затем важность обрушивается, как десятифунтовый молот, воздух со свистом вырывается из моих легких. Я обхватываю себя рукой за талию и в полном шоке падаю на край кровати.
Габриэль принял меня. Более того, он был дружелюбен, понимал и даже поддерживал. Он изо всех сил старался успокоить меня.
Поднеся дрожащую руку ко рту, я закрыла глаза, и слезы покатились по моим щекам.
Он был готов дать мне свободу. Хотя я бы никогда не ушла, потому что не проживу и дня без его защиты, одна мысль о том, что он был готов дать это мне, значит гораздо больше, чем он когда-либо узнает.
Габриэль показал мне, что мужчина может быть нежным.
В его доме я узнала, что незнакомые люди могут стать семьей, а враги – спасителями. Я узнала, каково это, когда о тебе заботятся, и не думаю, что когда-нибудь смогу снова жить без этого.
Чем больше привязанности мне дарят, тем больше моя душа жаждет ее.
Мне никогда не придется уходить, и он не убьет меня.
Умиротворение, которого я раньше не испытывала, омывает меня. Я быстро вытираю слезы со своих щек и, встав, иду к двери. Улыбка блуждает по моему рту, когда я открываю ее и выхожу в коридор.
Несмотря на то, что сейчас середина ночи, я не могу дождаться наступления утра. Я слишком взволнована.
Я иду по коридору и, зная, что это разрешено, иду на кухню. Просто потому, что я могу.
Теперь я одна из них.
Я сажусь за стол, за которым мы с Низой ужинаем, и снова и снова прокручиваю в голове наш с Габриэлем разговор.
Я больше не пленница, а часть семьи.
Последнее напряжение покидает мое тело, и я чуть не смеюсь вслух. Трудно сдержать все счастье, которое я чувствую.
Теперь это мой дом.
Я наслаждаюсь своей вновь обретенной свободой, пока не начинает всходить солнце. Встав, я потягиваюсь, прежде чем включить плиту и поставить на нее чайник, чтобы вода могла закипеть, пока я готовлюсь к новому дню.
С улыбкой на лице я быстро возвращаюсь в свою комнату и переодеваюсь в джинсы и желтую блузку. Цвет соответствует моему счастливому настроению.
Когда я возвращаюсь на кухню, то начинаю печь по рецептам, которым меня научила Низа, чтобы тарелки были полны. Я измельчаю фисташковые орешки и кладу их между слоями теста фило. Пока они в духовке, я пробую приготовить турецкие деликатесы, которые Низа любит иногда подавать к чаю.
Интересно, что любят есть Габриэль и Алия Ханым ? Мне нужно спросить Низу, чтобы я могла убедиться, что для них тоже есть угощения.
— Аллах Аллах , мое сердце, — внезапно восклицает Низа, заставляя меня подпрыгнуть от испуга. — Что ты делаешь так рано?
На моем лице расплывается улыбка.
— Я готовлю.
— Я вижу это. — Она подходит ближе и открывает духовку. Я замечаю, что пахлава почти готова. Низа снова смотрит на меня. — Почему ты печешь? Ты должна быть в постели.
Я качаю головой, моя улыбка становится шире.
— Габриэль сказал, что я могу свободно передвигаться по дому. — Не раздумывая, я хватаю Низу и обнимаю ее. — Я больше не пленница. Я свободна.
Она обнимает меня, затем говорит:
— Ты никогда не была пленницей, Лара. Но я рада слышать, что ты можешь свободно передвигаться. Это давно нужно было сделать.
Когда мы отстраняемся друг от друга, она наливает нам чаю, затем спрашивает:
— Когда Габриэль Бей сказал тебе это?
— Прошлой ночью. Он сказал, что мне не нужно его бояться, и даже сказал, что я могу вернуться к обучению.
Брови Низы высоко поднимаются на лоб.
— Что еще он сказал?
Я опускаю взгляд на липкое месиво, которое приготовила, затем морщу нос.
— Как ты готовишь рахат-лукум?
— Это может подождать, — ругает она меня. Она берет меня за руку и тащит к стулу. — Сядь и расскажи мне все, что произошло прошлой ночью.
— Габриэль только сказал мне, что я могу расслабиться и что больше нет никаких ограничений.
Низа, должно быть, не понимает, потому что она спрашивает:
— Как он это сказал? Какими были его выражения лица, его жесты.
Сбитая с толку, я качаю головой.
— Они были нормальными?
— Аллах, Аллах . — Она поднимает взгляд к потолку, как будто произносит молитву. — Он улыбался или хмурился?
— О. — Мои губы мгновенно изгибаются. — Он улыбнулся пару раз. — Затем я думаю добавить. — Он был действительно дружелюбным и терпеливым. Это было приятно.
Низа откидывается на спинку стула, обмахивая рукой раскрасневшееся лицо.
— Вытянуть из тебя информацию невозможно, — бормочет она. — А я-то думала, что получу пикантную историю перед завтраком. — Со вздохом она встает, чтобы посмотреть на беспорядок, который я устроила, затем указывает на это. — Рахат-лукум готовят не так.
Встав, я достаю пахлаву из духовки и ставлю ее на решетку для охлаждения.