— Габриэль Бей , — шепчет она, снова глядя на меня так, будто я подарил ей весь мир, — спасибо.

— Отдохни, Лара, — говорю я, прежде чем покинуть ее спальню. Только когда я дохожу до кухни и ставлю кастрюлю кипятиться на плиту, я обращаю внимание на странное ощущение в груди.

Сострадание. Вот что это должно быть.

Когда я возвращаюсь в спальню, Лара наконец-то спит. Я ополаскиваю салфетку для лица под струей холодной воды и, снова присев на край кровати, осторожно убираю пряди волос с ее кожи.

Я смотрю сверху вниз на женщину, которую, кажется, все так сильно любят, и по мере того, как идут минуты, я позволяю состраданию, которое испытываю к ней, всплыть на поверхность.

Я вижу ее приоткрытые губы, ее дыхание неглубокое, с легким хрипом на каждом выдохе. Это заставляет меня встать и направиться обратно на кухню, чтобы поискать один из увлажнителей воздуха, которыми моя бабушка любит пользоваться, когда в помещении сухо.

Роясь в шкафах, я наконец нахожу один и трачу десять минут, пытаясь понять, как эта штука работает. Когда от нее в конце концов идет пар, я ухмыляюсь и возвращаюсь в спальню Лары. Я подключаю устройство рядом с ее кроватью и располагаю его так, чтобы пар был направлен в ее сторону.

Надеюсь, это поможет.

Я снова проверяю ее температуру и, видя, что она упала до ста 14 , сажусь в кресло и кладу ноги на край кровати.

Скрещивая руки на груди, мой взгляд останавливается на ее спящем лице. Ей удается отдохнуть час, прежде чем приступ кашля будит ее. Я быстро встаю и помогаю ей сесть, чтобы ей было легче дышать.

Лара выглядит ошеломленной, и, прислонившись ко мне, она издает хныкающий звук, который разрывает мне сердце. Инстинктивно я обхватываю ее руками и прижимаю к себе, пока она борется с мучительным кашлем.

Когда она снова заснула, я положил ее обратно на подушки и пересел в кресло, чтобы попытаться поспать самому.

Мне удается выкроить всего тридцать минут, то тут, то там, просыпаясь от того, что Лара всю ночь сильно кашляет. К тому времени, как Низа входит в комнату, я еле держусь на ногах.

— Что случилось? — Спрашивает Низа, переводя широко раскрытые глаза со спящей Лары на меня.

— Она больна. Я думаю, это грипп. Твоя очередь присматривать за ней. — Я иду к двери, затем добавляю. — Она принимала тайленол и смесь от кашля два часа назад. Эвкалиптовое масло в кипящей воде поможет ей раскрыть грудную клетку.

Когда я выхожу из комнаты, я слышу, как Низа восклицает:

— Аллах Аллах , мой бедный малыш.

Я поднимаю бровь, когда иду по коридору, потому что становится ясно, что Низа практически удочерила Лару.

Глава 19

ЛАРА

Просыпаясь, я обнаруживаю, что Габриэль спит в одном из кресел третье утро подряд. Он закинул ноги на край кровати, скрестив руки на груди.

Я смотрю на своего босса, когда остатки сна покидают мою голову.

Днем Низа и Мурат продолжали присматривать за мной, а ночью Габриэль брал все на себя.

Как будто все они боялись, что я умру, если они оставят меня в покое.

Даже Алия Ханым  посетила меня, рассказывая о цветах, которые она хочет посадить, и о том, какое телешоу она сейчас смотрит.

Моя грудь наполняется теплом, и меня переполняют эмоции. Особенно потому, что Габриэль был так добр ко мне. Он ни разу не огрызнулся на меня, и даже обнимал меня всякий раз, когда я так сильно кашляла, что в моем теле не оставалось сил.

Было приятно иметь возможность прислониться к нему.

Было приятно чувствовать, как его руки обнимают меня.

Мой взгляд скользит по его взъерошенным волосам и темной щетине на подбородке. Его руки выглядят сильными, линии мышц теперь видны, когда на нем не костюм, а футболка. Ткань туго натянута на его груди.

Любопытство проникает в мое сердце вместе с благодарностью, которую я испытываю к этому человеку, который заботился обо мне вместо того, чтобы позволить мне умереть.

До сих пор я никогда не испытывала никакого интереса к мужчине.

Но Габриэль мой босс, а я всего лишь горничная в его доме.

Я засовываю любопытство поглубже, и это как раз вовремя, потому что глаза Габриэля открываются, и он замечает, что я смотрю на него.

Я быстро сажусь и застенчиво провожу рукой по своим растрепанным волосам.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он глубоким и хриплым ото сна голосом.

В моем животе разливается тепло, и я быстро прижимаю руку к животу, чтобы остановить это ощущение.

— Намного лучше. Я могу сегодня поработать.

Не буду врать, мне будет не хватать внимания. Были моменты, когда казалось, что я умираю, но было удивительно, что все заботятся обо мне.

Было ощущение, что я часть семьи.

— Ты вернешься к работе, когда я скажу, — бормочет он, вставая. Взяв термометр, он проверяет мою температуру. Когда он читает результат, на его полных губах появляется улыбка, и я пялюсь на него.

— Температуры нет, — хвалит он меня, заставляя мои собственные губы растянуться в улыбке, затем он бросает на меня предупреждающий взгляд. — Ты вернешься на работу только в понедельник.

Это еще четыре дня!  

Не желая никоим образом расстраивать Габриэля, особенно теперь, когда все так хорошо, я киваю.

— Хорошо.

Что я буду делать в постели четыре дня?

Я смотрю, как Габриэль идет к двери, все еще не привыкнув видеть его в спортивных штанах и футболке. Он выглядит иначе, чем когда одет в костюм. Он более располагающий к себе и не холоден, как когда он глава турецкой мафии.

Прямо перед тем, как закрыть за собой дверь, он снова смотрит на меня, и мой желудок делает странный кувырок.

Это просто благодарность.  

Вскоре после того, как Габриэль ушел, дверь снова открывается, и входит Низа.

— Габриэль Бей  говорит, что тебе сегодня намного лучше, — сияет она, как будто это самая счастливая новость, которую она когда-либо слышала.

— Evet , — отвечаю я, пытаясь использовать больше турецких слов.

— Хорошо. Я надеюсь, это означает, что к тебе вернулся аппетит. Ты теряешь весь набранный вес.

Мой желудок урчит, и я прикрываю его рукой.

Низа издает смешок, взбивая подушку.

— Я приготовлю завтрак и принесу тебе поднос.

Мои брови сходятся на переносице.

— Мне действительно нужно оставаться в постели? Это все, что я делала последние три дня. Не могу ли я составить тебе компанию на кухне?

Она качает головой.

— Ты останешься в постели. Завтра мы посмотрим, сможешь ли ты передвигаться.

Неохотно я откидываюсь на подушки, провожая Низу взглядом, выходящую из комнаты.

У меня достаточно времени, чтобы подумать, и мои мысли заполнены всем, что произошло. Каково это – расти в доме Тимона. Как сильно я скучаю по своей матери, теперь, когда Низа напомнила мне о том, каково это, когда о тебе заботятся.

Взлеты и падения с тех пор, как я начала работать на Габриэля. Всякий раз, когда он сердился на меня, он никогда не причинял мне боли. Он заботился обо мне, пока я была больна, и не выбросил меня, как мусор.

Я поворачиваюсь на бок и зарываюсь лицом в подушку, эмоции бурлят внутри меня, пока они не выплескиваются из моих глаз.

Я молча пролила несколько слез, потому что за последние три дня я поняла одну вещь – Габриэль не Тимон. Он не убьет меня, если я заболею, не побьет меня, если я совершу ошибку, и не пригрозит мне смертью только ради садистского удовольствия, которое это доставит ему.

Габриэль действительно заботится о своих сотрудниках, и я одна из них.

Благодарю тебя, Боже.

Будучи лишенной какой-либо привязанности в течение стольких лет, я не знаю, как переварить всю ту признательность, которая изливается в мое сердце. Эти люди стали очень важны для меня, и я сделаю все, чтобы остаться с ними.

Я ловлю себя на том, что плачу о тех холодных годах, которые мне пришлось пережить, и о благословениях, которые пришли в мою жизнь.