Плавание от Александрии до Каира

У колонны Помпеевой простился я с Александриею и направился к каналу Магмудье, где меня ожидала канджа. Последние лучи солнца освещали еще капитель величественной колонны и отражались тихою зыбью Мареотийского озера, когда я с легким ветром удалялся от сего берега.

Ночь сошла очень быстро, ясная и тихая, — здесь нет этой постепенности перехода от дня к ночи, здесь нет европейских сумерков; глубокая темнота почти внезапно заступает угасший день. Моя канджа была довольно красива и расписана цветами. Русский консульский флаг, который мне сшили в Александрии, развевался над двумя трехугольными парусами. Арабы были довольно благовидны, и попутный ветерок нес нас скоро мимо песчаных берегов канала Магмудье; весьма изредка его оживляют букеты пальм, которыми оттенены дачи Бекир-Бея, Бессона и некоторых других вельмож паши. С обеих сторон раздавался близкий гул вод от озер Мареотийского и Эдку, отделенных от канала тонкою песчаною грядою. Канал Магмудье, соединяющий Александрию с Нилом, назван в честь султана, когда Мегмет-Али еще не восставал открыто против него.

В середине ночи я был пробужден криками; ветер затих, арабы тянули мою канджу гужом, поощряя друг друга пронзительным заунывным напевом, потрясавшим мои нервы, и твердя все одно и то же: «Тагаль Абу Салем!..» Приди, отец Салем, то есть на помощь; и так с помощью отца Салема мы прибыли еще часа за два до восхождения солнечного в местечко Эль-Атфе. Здесь канал соединяется посредством шлюзов с Нилом. Александрийские канджи доплывают только до этого места, и для продолжения плавания по Нилу здесь нанимаются большие суда, называемые дагабие. Канал Магмудье, соединивший Александрию с Нилом, принес большую пользу торговле, облегчив перевозку товаров, которые дотоль должны были подвергаться опасному плаванию морем вдоль низменного берега. Но этот канал затягивается осадкою Нила при отступлении воды после наводнения и в продолжение 7 месяцев ежегодно бывает уже неудобен для плавания близ реки. Нынешний год придумали, чтобы содержать небольшое течение на затянутой части, возвысить воду посредством тридцати горшечных колес, столь употребительных в Египте. Теперь занимаются новым чертежом канала. Песчаный берег при устье этого канала покрыт землянками бедных арабов. Я спешил увидеть освященные веками воды Нила и с восходом солнца один, без докучных свидетелей, ступил на его берег.

Какой внезапный переход природы от истощения к роскошному плодородию! Я переступил только несколько шагов, и все передо мною переменилось! Как не узнать Нила! Вот его чародейство! Желтые струи его быстро катились в огромном русле. Восток горел пурпуровым светом зари, а горизонт резко отделялся плоскою черною линией берега, покрытого яркою зеленью рисовых посевов. Рощи стройных пальм рассекали великолепными вершинами лазурный небосклон. Едва первые лучи солнца блеснули из-за отдаленной пустыни, как вдруг тишина, царствовавшая вокруг меня, была нарушена звонким голосом муэдзина, возвещавшего с высоты минарета стихом Корана восход царя светил; по его голосу быстро начали выходить из жилищ пробужденные поклонники пророка; весь берег покрылся смуглыми египтянами и черными арабами, потянулись верблюды и ослы, и все пришло в движение. В Эль-Атфе складка товаров Каира и Александрии. Несколько хорошо построенных кирпичных домов с террасами стоят на берегу. Европейский комиссионер, к которому я был адресован, боялся подойти ко мне, как к чумному, и в очень далеком расстоянии кричал мне, что он готов все для меня сделать, только бяк нему не подходил. Несмотря на все мое желание поговорить с европейцем, я оставил его, а он выполнил все мои поручения, и только перед отплытием мы простились с ним знаками. Все его предосторожности не предохранили его; через несколько времени он сделался добычею неумолимой чумы. Дагабия, или барка, которую мне нанял мой минутный знакомец, была не очень благообразна, но, за большим выездом из Александрии, другой не было. Подряд был сделан за 250 пиастров (627 г руб-), а когда я перебрался, то хозяин набавил еще 50 пиастров. Дагабии не совсем безопасны для плавания. Реи огромных трехугольных парусов равняются толстотою с мачтами, к тому же постройка сама по себе очень валкая; грузу очень мало, и он набросан без всякого уравнения. Каюта хотя и просторна, но она сделана по восточному обычаю для сидящих поджавши ноги, а стоять невозможно. На крыше каюты сидит с трубкою во рту рулевой и за огромностью парусов едва видит, куда должно править. Часто… он правит, двигая руль спиною. Издали вид этих барок довольно живописен.

Мы быстро направились к противолежащему местечку Фуа; его мечети и фабрики арабского зодчества живописно рисуются; кирпичные строения выкладены так чисто, как в Голландии. Напротив Фуа — роскошный остров; везде букеты пальм, сикоморы и высокий тростник, среди которого отличается священный лотос. Очаровательная панорама быстро бежала мимо моих глаз. Я заметил деревню Селамие с двумя мечетями среди пальм и местечко Романне с четырехкупольною мечетью, заменившее древний Павкратис.

С захождением солнца ветер затих, и Нил, будучи тогда освещаем косвенно, принял вместо желтого голубой цвет. Водовороты весьма сильны при каждой излучине берега. У Шебреиса нас потянули гужом. Это селение напоминает Шабриас Страбонов. Прозрачность неба, тихий ветер, величественная плоскость земли, ничем не нарушаемая тишина Нила, отражавшего, как в зеркале, рощи стройных пальм, — все это давало какую-то торжественность этой живой картине! Женщины, живописно драпированные, в синих тканях, с водоносами на голове, пробирались в сумерках к деревне, куда направлялись также несколько навьюченных верблюдов.

Мы ночевали возле дикого берега у места, называемого Сеа-эль Хагар, где виднелись груды нестройных развалин. Это остатки Саиса! Пользуясь светом потухавшего дня, я несколько осмотрел местность столь славную, где возвышалась некогда грозная статуя богини Нейт, или Природы.

Ночь мрачная, но звездная застала меня на развалинах Саиса. Необычная яркость звезд прельщала взор. Красота этого неба объясняет пламенную любовь египтян к астрономии и к астрологии. Созвездие треугольника напомнило мне древнее сказание, что природа образовала под этим созвездием Нижний Египет в виде буквы А — дельты. Та же природа, скрытая под покрывалом богини Нейт и не разгаданная жрецами, была передо мною, меж тем как поколение Рамзесов уже не существует более!

С легким ветерком на рассвете мы продолжали плавание. Берега здесь так плоски, что, плывя по Нилу, видишь по обеим сторонам только две самые тонкие линии чернозема, украшенные яркою зеленью, как две ленты, отделяющие его воды от горизонта. Не видя почти земли, кажется, что плывешь по морю или по воздуху, и только букеты пальм обозначают берега. При восхождении солнца я видел, как две арабские женщины в белых покрывалах, отдалясь от причаленной к берегу барки, поклонялись великолепному светилу дня. Около Фарестака мы потянулись гужом. Наши арабы должны были при устье небольшого рукава Куддабе переплывать для принятия гужа; я удивлялся ловкости, с какою они укладывали свое платье на головы в виде чалмы. Все деревни арабов, которые я видел, состоят из мазанок, склеенных из вязкой грязи Нила; оттого эти деревни сливаются с цветом земли, и берег кажется необитаемым; однако и в этих грубых мазанках можно различить арабское зодчество: двери с огивами, мечетные купола, четверосторонние башни; но все это строение есть минутное, потому что каждое наводнение разрушает его так же скоро, как оно построено.

Около Ешлиме, где Нил делает поворот, образуя большую отмель, мы переправились на восточную сторону; наши матросы, нагие, влекли нас через Нил. Арабы сложены так хорошо, что могут служить образцами для ваяния, и древние египетские аль-фрески изображают их очень верно. День был облачный, но чрезвычайно теплый, как бы в начале августа в Европе. Тут восточный берег становится песчаным, а западный сохраняет тот же черный цвет; по нем рассеяны огромные сикоморы, из которых каждый образован для кисти живописца. Буйволы и верблюды бродили по лугам. Мы с трудом пробирались между мелями; издали мелькали из-за стройных пальм не менее стройные минареты, которые, кажется, образованы по их рисунку. В Куфур-Бильче, где видна довольно большая мечеть, восточный берег начинает опять оживляться, но западный, в свою чреду, делается пуст. Кафр-Дарагие обрисован прекрасными линиями пальм. У Кафр-Лаиса Нил делает крутой поворот. Оба берега чрезвычайно роскошны, особенно у Мунуфара. Тут мы были свидетелями жаркой сцены между нашими арабами и рапсом. Он едва не пронзил копьем одного из них, нагого, влекущего дагабию и оказавшего непослушание; острие скользнуло по ребрам, и оттого только, что мы успели оттолкнуть руку рассвирепевшего раиса; мы с трудом восстановили порядок. Около Шабура подул попутный ветер. Шабур отличается от прочих селений красотою местоположения на крутом берегу и живописностью деревьев, его оттеняющих; тут один сикомор, растущий на самой оконечности берега, конечно, видел не менее двух столетий: он имеет в окружности около четырех человеческих обхватов; тут красивая мечеть, обнесенная зубчатою стеною; возле видны разрушенные водопроводы. Несколько молодых женщин вынесли нам молока, они замечательны своею стройностью и красотою больших глаз, полных огня; накинутая на них синяя драпировка при каждом движении обнажает их члены. Ловкость, с какою они одною рукою придерживают кувшины, замечательна. У Кафр-Геджази мы провели ночь.