Плененные очаровательностью величественной ночи, мы без всякой цели блуждали по песчаному пространству (в Уади-эль-Араб), лежащему между Нилом и Ливийскою цепью, как вдруг издали приметили блеск лампады. Мы направили путь к тому месту и, прибыв, сели отдыхать на рогожах; в это время входят в шалаш два прекрасные юноши: младший, бросясь на колени, начал молиться по восточному обычаю. Между плачем и стонами я различал выговариваемые им слова: «Отец, мать, милосердие, каим-мекам». Старший, сидя в отдалении, казалось, погружен был в глубокую задумчивость и, посмотрев несколько времени блуждающими взорами на своего брата, также начал плакать. Любопытство наше возросло до величайшей степени, тем более что юноши нас вовсе не примечали. Мы сидели в другом углу навеса, куда не проницали слабые лучи лампады. Желая узнать причину их горести, я позвал старшего, казавшегося умереннее в своей печали: внезапный звук голоса сначала встревожил их; но вскоре, приметя нас, старший привстал и, смотря на турецкое наше платье, приблизился с боязнью. Я спросил его, откуда они и что причиною их горести, и узнал, что они сыновья погребенного здесь шейха, пришли с восточного берега Нила полить водою находящийся возле дома небольшой садик, который покойник с лишком двадцать лет возделывал собственными руками и оставил им в наследство. Садик был засеян ячменем и фасолями; восемь пальмовых деревьев, насажденных на берегу реки, принадлежали к нему. Столь малое имущество едва достаточно было на прокормление их матери; невзирая на то, следовало заплатить паше 15 пиастров подати. Жестокий арнаут, каим-мекам деревни, всеми средствами побуждая мать их к уплате этой суммы, наконец посадил сыновей в тюрьму. Четырнадцать дней пребывали они в заключении, и между тем мать тщетно старалась достать денег. Суровый арнаут, не получая их, дал матери сроку еще два дня, угрожая в противном случае отсчитать каждому из ее сыновей по сту курбачей^[222]. По прошествии срока арнаут, не видя денег и желая доказать матери верность своего слова, исполнил свои угрозы и объявил, что если к завтрашнему дню не будет денег, то он велит им дать еще по 80 палочных ударов по пятам — число, обыкновенно употребляемое на Востоке. Чувствительная мать не в состоянии была перенести мучений, претерпеваемых ее детьми. Слезами, просьбами и предстательством шейха деревни склонила она немилосердного турка вместо детей заключить самое ее в темницу, где она готова испытать всевозможные страдания для сохранения невинных существ, которые ей обязаны жизнью. Каим-мекам отсрочил платеж долга на месяц, угрожая матери строжайшим наказанием. «Что же теперь думаете делать?» — спросил я. «Постараемся продать нынешний сбор фиников с наших пальм и хлеб из этого садика, — продолжал юноша, — пойдем в Ассуан, дорогою будем питаться милостынею, а там поищем службы на судах». Вот каким образом турки собирают недоимки!

Это повествование сильно нас тронуло. Младший брат, мальчик лет двенадцати, прилежно слушал и плакал беспрестанно. Мы душевно радовались, что могли облегчить участь несчастного семейства, и охотно собрали между собою малу сумму на заплату их долга. Отдавая им деньги, сказал я: «Завтра снесите это каим-мекаму и выкупите вашу мать». Невозможно описать благодарности, возбужденной в сердцах юношей этим малым подаянием! Они бросились к нам в ноги, хотели целовать наши руки, и младший, встав с земли, стремглав побежал к белому знамени своего отца, начал лобызать его и с детскою откровенностью сказал: «Святой наш отец, взирающий на лицо Властителя миров, предстательствуй за них, да вознаградит он им тысячекратно и да умножит их знаменитость в их долине!»^[223]. Трогательное соединение суеверия с родительскою любовью! Возвратясь на берег к нашему шатру, увидели мы этих двух юношей, приближающихся к Нилу; взяв в руки небольшую колоду, пустились они вплавь на другую сторону.

Уади, или долина, Мальки имеет вид гораздо приятнее, нежели лежащая перед нею страна; в Харабасе находится множество пальмовых деревьев на западной стороне реки. Нил в этих местах весьма мелок, и отмели продолжаются почти до острова Тумас, за Дерром. Река поворачивает и течет на довольно большом пространстве к западу небольшими, по многочисленными изгибами. В одном из них, между двумя поворотами реки, построен Дерр, столица всей Нубии и местопребывание кашефа, или правителя страны. Город этот находится в 45 часах от острова Филе и от границы Египта. Он построен, так сказать, в пальмовом лесу, продолжающемся вниз по течению реки. Домы, скрывающиеся между деревьями и рассеянные на пространстве почти полуторы мили в длину, гораздо лучше построены, нежели в других местах. Однако ж та часть, которую, собственно, можно назвать городом, имеет такие же улицы, как в других городах Верхнего Египта. Здесь находится небольшой хан^[224], есть порядочная мечеть арабской архитектуры и две или три лавочки, в которых турецкие солдаты, стоящие здесь в гарнизоне, продают грубое полотно, стеклянные бусы, медные перстни, цветные суконные обрезки и другие мелочи. Число жителей простирается до трех тысяч. Домы нынешних обитателей построены из несженного кирпича и доселе сохраняют покатость наружных стен, наподобие бруствера, которая у древних египтян называлась талус. Без сомнения, это делается не в подражание древних зданиям и храмам, ибо мусульманин стыдился бы подражать неверным; но в этих странах ни одно обыкновение, ни один порок, ни один предрассудок, как ни один камень, не исчезают. <…>

В каждой стране все вещи носят на себе печать общего образования, а потому и путешественник, видевший Нубию, входя в Дерр, должен признать ее нубийскою столицею. Многие женщины одеваются здесь в голубые рубахи, навешивая на голову кусок сукна, висящего сзади по колена. Кольца в ноздрях более и красивее, нежели у поселянок; на шее висит несколько шнурков бус, и даже их походка означает вкус столицы и сопряженное с тем кокетство. Большая часть мужчин носят короткие рубашки, доходящие до колена, а иногда, по излишеству щегольства, красную на голове шапочку, называемую фес, и опоясываются суконною кромкою. Эти предметы роскоши неизвестны были в сей стране до покорения ее пашою. Турецкие солдаты покупают у каирских портных кромки европейских сукон и продают их довольно дорого здешним жителям. Празднолюбцы этой столицы, сидя рядами под небольшими открытыми навесами и куря трубки, пьют поочередно небид, род лива из фиников, похожего и вкусом, и даже запахом на портер, с тою разницею, что небид несколько мутнее и цветом темнее. Промысел и богатство жителей города состоит в плетении циновок из пальмовых листьев, разноцветных коробочек из некоторого рода ситовых растений, которых множество привозят в Ассуан, и в продаже большого количества черных фиников отличного вкуса, которых величина иногда доходит до трех дюймов. Лучшими финиками почитаются растущие около Дерра и Ибрима. За Дерром находится небольшой храм, иссеченный в скале, и если грубая отделка может служить доказательством древности, то время построения его не может быть исчислено.

От острова Тумаса Нил снова принимает направление к юго-западу. Этот остров прекрасно возделан. Уади-Амбе имеет хорошо выстроенные домы в степи, а Ибрим кажется богаче и лучше населенным. Здесь находится на скале укрепление, которое по всем соображениям должно быть древнее Приммис. В надписи царька Силько упоминается об нем как о самом крепком и знаменитом во всей стране. Несколько далее, Уади, или долина, Тошке имеет приятное и выгодное местоположение, но в Эрмине страна принимает такой же вид, как пред Дерром. Уади-Терейх имеет несколько обработанной земли и пальм на восточной стороне, а с западной ее стороны горы примыкают к самому берегу и продолжаются таким образом до самой Уади-Абу-Сумболь, или «колосистой долины», лежащей в 25 часах от Дерра. Абу-Сумболь обыкновенно называется европейцами Эбсамбул…

<…> Близ самого берега Нила, на западной стороне, возвышается высокая гора из плитного камня с отлогостью к реке. По приближении к подошве горы бросаются в глаза три огромные колосса, иссеченные из скалы и украшающие фасад храма. Четвертый из колоссов, отломившись от стены, к которой был прикреплен, обрушился, и обломки его лежат теперь при основании горы, зарытые в песке, засыпавшем и два другие колосса до самой груди, так что одни только огромные головы их выказываются из-под песка.