Лето 1730. Александрия

<…> Суть же много столпов каменних, целих, стоящих же и валяющихся семо и овамо по граде. Един же есть столп зело великий в висоту и толстоту, вне града яко поприщем отстоящ, делом и художеством изрядний, яко многи пришелцом чидитися, иже именуется столп Помпея. <…> Той столп измерен есть от искусних и разумних землемерцев, от стран западних приходящих (ибо они всякую вещь испитуют опасно), от них же известихся и аз, и глаголют быта, яко висоти имат стоп человеческих 122, толстота же внутрней стоп 12. <…> Суть же еще тамо внутрь града, от страни севера, близь монастира святаго Савви, при море, инны два столпы великии, целокаменни, прозиваемыи Клеопатрини. Клеопатра бо бяше некогда древняя и многоименитая царица, яже в незабвенную себе память постави оние чудние два столпи, мерою и делом в всем подобии суть, от них же един паде от многаго времени, вторий же стоит непоколебим. Тии познают бита, яко пред полати царскими иногда стояху. Имут же толстоти пядий единадесять, якоже аз сам измерих, висоти же не могох уведати, но разсудих бити саженей десять. Един и цел камень прост, не округол же, якоже обично столпам, но четвероуголен, и сьверху остр, и от всех стран единаче ширину имат, и некие печати и знамения изрити глубоко, яко на два члени перста, их же многи видеша, но истолковати не могут, понеже не подобятся а ни до еврейских, а ни до еллинских, а ни до латинских, а ни до иних коих-либо буди писмен. Едино точию знамение во всем подобное есть, якоже русское живете, прочая же птицам, ина же лацухам, ина же перстам, ина же точкам подобятся. Яже аз вся с многим тщанием и трудом исписах от единой точию 1-вой страни столпа, в удивление зрящим. <…>

Монастир святого Савви <…> церковь имат с покровом равним, без глави. <…> Храм есть зело лепь, точию темен и мало имущ окон, стоит бо в тесноте, между зданием келий; имат же в долготу стоп седмьдесят седмь, в широту шестьдесят и шест, в висоту же менее, и врата едини мали, от стени полунощной. И еще имат два вертоградцы, един сьпереди, а другий созади монастира; в них обретаются мало маслин и фиников и мало от зелия. В болшом же вертограде имут и болнпцу, в нем же иноцы болни или монастырский, или, по случаю, страннии пребивают даже до совершеннага оздравения. И сице убо ветхий град Александрия не имат ничтоже в себе лепотнаго от зданий или полат, кроме оних предъописанных вещей. Еще имат едину весь, от востока стоящую, внутрь града, и более ничтоже. И аще не бы обреталися онии тяжестнии и художеством искусниц древнии еллинскии столпи, не имел би град той никаковия похвалы от последних новосоздавшихся вне града на примории домов. В сем точию похвали достойна есть Александрия, яко есть многим и различним кораблем приемница. Два бо имат великии пристанища, един, менший, от востока, и сей есть ради французов, енглезов, фиаменгов^[100] и венецеянов; второе, болшое, от запада, идеже корабле точию турецкий и грецкий стоят, и сие есть тишайшое и безмолвное. Посреде же сих, на едином тонком рогу, к морю простертом, есть создан каштел^[101], лепотним и твердим зданием, от камени крепка, и вьоружен армати, ради пиратов и всяких врагов, имущих приключитися. Еще имат високо на едином столпе фанар, або лихтарня^[102], в ней же на всяку нощ запаляется светлост, ради знамения кораблем, в нощи случаючимься припливати, иногда же и заблуждати, да удобие обрящут пут. И сия о Александрии. Пребих же убо аз в Александрии седмицу едпну, последи же обретши кораблец мал турецкий и давши мзду, уже не Нилом, рекою сладкою, но сланим и горким морем отплих паки в Дамят. За два дни нужду не претерпех многу, не могущу истерпети покушения морского, ничтоже бо не могох вкусити от пищи, но блевах многократно, наченши от Александрии даже к Дамяте…

Грузины в Египте и Эфиопии (V–XVIII вв.)

Распространение христианства на Ближнем Востоке, от Грузии и Северного Кавказа до Нубии и Северной Эфиопии, укрепило связи между этими странами. Одно отрывочное и очень интересное свидетельство позволяет предположить, что эти связи могли быть более тесными и разнообразными, чем принято считать. «Житие св. Кириака» сообщает, что вскоре после 479 г. Кириак, патриарх александрийский, посвятил в сан епископа-митрополита Эфиопии и отправил в эту страну некоего грузинского монаха. Сохранился грузинский перевод этого сочинения, сделанный с арабского перевода (подлинник «Жития» был написан египетским писателем Кириллом Скифиопольским на греческом языке). Эта грузинская версия дошла до нас в рукописи IX в. Крупнейший эфиопист итальянский академик Э. Черулли считает, что известные нам факты культурной истории Аксума не противоречат правдоподобию этой версии. Во всяком случае, она свидетельствует об интересе к Эфиопии и Египту в среде образованных грузинских монахов.

Главным местом встреч средневековых грузин, лазов и абхазов с африканскими христианами — коптами, нубийцами и эфиопами — был иерусалимский храм Гроба господня. При нем очень рано (сравнительно) возникла грузинская монашеская община. В X в. арабский христианский писатель Саид ибн аль-Батрик (он же православный александрийский патриарх Евтихий) привел в своем сочинении «Нанизанные драгоценности» эдикт халифа Омара от 15-го года хиджры. Этот эдикт относится к тому времени (637 г.), когда Иерусалим сдался мусульманам и иерусалимский патриарх Софроний вышел навстречу халифу Омару ибн аль-Хаттабу. Халиф Омар специальным эдиктом подтвердил подчинение греческому иерусалимскому патриарху большинства проживавших в городе христиан, в том числе коптов, но оговорил автокефалию грузинской и эфиопской религиозных общин. Возможно, Евтихий в пылу полемики с монофизитами-коптами приводит текст эдикта Омара со значительными искажениями, но и в этом случае оговорка эдикта относительно выходцев из независимых христианских государств— Грузии и Аксума — остается правдоподобной.

Современником Софрония был александрийский патриарх Кир, известный своей нетерпимостью к «еретикам», составлявшим в то время большинство населения Египта. Кир считался родом из Колхиды. Есть сведения об отдельных грузинах или даже целых группах выходцев из Грузии в Египте арабского времени. Выше приведено сообщение Носира Хисроу о грузинских царевичах при дворе Фатимидов, где они находились вместе со знатью эфиопского, нубийского и североафриканского происхождения.

Нередко Грузия и фатимидский Египет действовали как союзники, несмотря на различие религий правящих групп в этих странах (впрочем, и в Египте до конца фатимидского периода численно преобладали христиане). Так было, в частности, в конце X — начале XI в., когда возродившаяся Византийская империя развернула широкую экспансию на всех своих границах, в том числе в Сирии, Армении и Западной Грузии (здесь она уже раньше владела Лазикой с Трапезундом).

Фатимиды, которым принадлежали Египет и Сирия, стали искать союза с грузинами. В 1001 г. грузины восстали против Византии, но вскоре это выступление было подавлено. Византийцы сумели заключить мир с Египтом, чтобы не дать арабам объединить свои силы с грузинами и болгарами, также сражавшимися против Византии. В 11021—1024 гг. правитель Абхазского (Грузинского) царства Георгий, стремясь отстоять независимость своей страны от Византийской империи, попытался заключить военный союз со знаменитым египетским халифом аль-Хакимом. Однако и на этот раз византийская дипломатия расторгла союз Египта и Грузии, в результате чего Западная Грузия была захвачена византийцами.

В конце XI — конце XII в., в царствование поздних Фатимидов, Египтом правили армянские везиры и военачальники. В этот почти столетний период связи народов Закавказья и долины Нила продолжали укрепляться.

В эпоху поздних Айюбидов (первая половина XIII в.) в Египте появилось множество уроженцев Грузии и Северного Кавказа: последние султаны Айюбиды начали покупать восточноевропейских рабов, привозимых из Византии и с берегов Черного моря, для комплектования невольничьего войска. Другие отряды воинов-рабов формировались из уроженцев Тропической Африки. В 1250 г. предводители этих рабов-мамлюков захватили власть и начали выдвигать египетских султанов из своей среды. Большинство из них были половцами из южнорусских и украинских степей, но немало было и выходцев из Руси и с Кавказа. В 1265 и 1281 гг. мамлюкские султаны заключили с Византией торговые договоры, по которым египетские суда получали доступ в Черное море и право на регулярную закупку рабов-мусульман в Крыму, где обосновались торговые агенты султанов (туджжар аль-хасс). Но уже в конце XIII в. поставка рабов-мамлюков в Египет переходит в руки генуэзцев и становится одним из главных источников богатства Генуи. На протяжении почти двух веков генуэзцы сохраняли эту монополию. В 1420 г. итальянский географ Эммануэле Пилоти в трактате на старофранцузском языке сообщал, что генуэзцы вывозили из Кафы (Феодосии) рабов, происходящих из «татарских, черкесских, русских и прочих языческих народов»^[103]. Под «черкесами», «черкесскими народами» подразумевались многие народности Северного Кавказа и Западного Закавказья. Нотариальные акты из Кафы называют в числе продаваемых невольников не только собственно черкесов-адыгейцев, но и абхазов, лазов, мегрелов и грузин.