Как видим, поручения были не из легких: ведь от устья Гамбии до Кано по прямой больше двух с половиной тысяч километров, а если часть пути плыть по Нигеру, как собирался Хаутон, то и все три с половиной тысячи. И с чем встретится Хаутон во время такого пути, можно было только гадать, так как никакого представления о природе и о народах, с которыми ему примется иметь дело, не было даже у крупнейших географов той поры.
К инструкции был приложен подробнейший вопросник, касающийся всех сторон жизни тех стран, по которым предстояло пройти путешественнику. Члены Африканского общества хотели знать, как организована там административная и судебная система; какими нормами регулируется земельная собственность; каковы и из чего складываются доходы казны; все о сельском хозяйстве, торговле, верованиях и быте (майору предлагалось даже представить примерное описание дневного времяпрепровождения купца, скотовода, земледельца и их семей), о языке и о музыке жителей и, конечно же, о добыче золота. А заканчивался список вопросами, относящимися уже непосредственно к Нигеру: каково направление его течения, где находится исток реки, через какие области она протекает, заливает ли она прибрежные земли в половодье, есть ли на Нигере суда, и если да, то какова их конструкция, наконец, каким образом заканчивается Нигер — впадает ли в море или озеро или просто испаряется в песках Сахары? Само гобой разумеется, Хаутону надлежало собрать все возможные сведения о странах, граничащих с «королевством Хауса».
Инструкцию и вопросник комитет утверждал уже после отъезда Хаутона, в декабре 1790 года. И на этом же заседании был оглашен еще один любопытный документ. «Так как комитету стало известно, что майор Хаутон оставил жену с тремя детьми в тяжелой нужно, читаем мы в протоколе заседания, — было постановлено: хотя майор и не просил у общества вспомоществования для семьи на время своего отсутствия, однако, поскольку рвение, выказанное им на службе общества, подтверждено малостью суммы, которую он потребовал на нужды экспедиции, в сравнении с тем, чего добивались прочие кандидаты на это место, как, равным образом, и готовностью, с коей он покинул Англию в момент, от которого фактически зависела судьба его прошения о выплате ему половинного оклада коменданта форта, — жене майора Хаутона выплатить в качестве пособия десять фунтов. Но в то же время довести до ее сведения, что эта помощь — крайнее, что может себе позволить комитет». В этой расчетливости, проявленной людьми, каждый из которых свободно распоряжался тысячами фунтов, тоже, пожалуй, есть что-то очень типичное для британского XVIII века. Так же, впрочем, как и в раздраженном замечании Бэнкса десять лет спустя: он-де всегда опасался, что финансы Африканского общества будут обременены чрезмерной гуманностью (речь опять шла о детях майора Хаутона)…
10 ноября 1790 года Дэниел Хаутон высадился в устье Гамбии, откуда ему предстояло двинуться на восток, — как он полагал, навстречу славе и богатству. Здесь, на побережье, его хорошо принял правитель селения Барра, с которым майор был знаком еще по своей службе на острове Горе; прием обошелся путешественнику всего в двадцать фунтов. Такова была цена товаров, поднесенных вождю в виде «подарка». На всем побережье и в прилегающих к нему местностях существовала давняя традиция: всякий, кто хочет пройти через земли, подчиненные тому или иному правителю, от деревенского старейшины до главы княжества, обязан прежде всего засвидетельствовать свое почтение вождю более или менее ощутимым подношением. А уж размеры подношения зависели от обстоятельств, причем не в последнюю очередь от того, у какой из высоких договаривающихся сторон окажется больше выдержка и сильнее характер. Хаутон хорошо знал этот порядок, и на первых порах, пока у него еще было что дарить вождям, никаких затруднений не возникало. На британском торговом судне майор поднялся по Гамбии до последней английской фактории на этой реке, купил здесь лошадь и пять вьючных ослов и двинулся на восток, к столице княжества Вули.
Сейчас нам бывает очень трудно определить, где находилось то или иное поселение в этой части Африки. Даже столицы государств по нескольку раз меняли свое местоположение, а старые поселения обычно просто вбрасывались. Глинобитные постройки (каменных здесь почти не было) быстро разрушались в условиях влажного климата с длительными сезонами дождей. Через полтора-два десятка лет заброшенная столица превращалась в скопище небольших глиняных холмов. Избежать этой участи смогли только несколько крупных городов, стоявших на главных торговых путях страны. Поэтому мы только очень приблизительно можем сказать, каков был маршрут Хаутона.
Но общую политическую обстановку, которая в тот период сложилась в верховьях Гамбии и Сенегала, мы нее же более или менее знаем. Хаутон во время своего путешествия побывал в трех государствах — Вули, Бонду и Бамбуке. Первое из них лежало на северном берегу Гамбии примерно около пересечения 14-й параллели с 14-м меридианом западной долготы. Европейцы довольно давно знали Вули, потому что оно занимало очень выгодное место на торговом пути из внутренних областей Западного Судана к британским факториям по берегам Гамбии и на побережье океана. С запада через Вули проходили купцы с европейскими товарами, а в обратном направлении двигались караваны невольников, предназначенных на продажу или нагруженных такими товарами, как слоновая кость или золото, из другого княжества — Бамбука.
Бамбук занимал междуречье Сенегала и его левого притока — Фалеме. С незапамятных времен здесь находился один из главных центров добычи африканского плота. Когда в XII веке ал-Идриси писал о золотоносной стране Вангара, он имел в виду именно эту область. Ив протяжении веков отсюда уходили караваны носильщиков, доставлявших тюки с золотом в торговые юрода долины Нигера — Дженне и Томбукту, а оттуда приносивших соль, на которую это золото обменивалось. С XVI века направление золотого потока стало иным: на побережье появились европейские купцы, у них можно было получить такие товары, какими не располагали привычные североафриканские контрагенты. Но в самом Бамбуке мало что изменилось, даже охотники за невольниками не слишком беспокоили эту страну.
И Вули, и Бамбук были населены земледельческими народами, говорившими на языках группы манде. Третье государство, которое в момент появления в верховьях Гамбии майора Хаутона достигло вершины своего могущества и причиняло крупные неприятности соседям, — государство Бонду — было создано скотоводами-фульбе. Начиная с XVI века этот народ со своими стадами крупного рогатого скота распространялся все дальше на восток от области Фута-Торо в нынешнем! Сенегале, где он обитал еще столетием раньше. В военном отношении кочевники почти всегда бывали сильнее своих оседлых соседей: сказывались большая сплоченность и более суровые условия жизни, при которых любой пастух в какой-то мере был воином. Поэтому фульбе успешно оттесняли земледельцев все дальше к югу и востоку. А в XVIII веке фульбская знать получила и хороший повод для непрерывного нажима на соседей-земледельцев: после создания мусульманских теократических государств во главе с «альмами»[4] любой набег с целью грабежа и захвата невольников становился актом священной войны с «неверными». Бонду было одним из трех таких государств, созданных фульбе. И его соседи — Вули и Бамбук — довольно скоро почувствовали, что священной войной альмами Бонду намерены заниматься всерьез. Фульбская верхушка очень верно оценила все выгоды, какие можно получить от торговли с побережьем, и начала последовательно и методично перехватывать торговые пути вдоль Гамбии, по северному берегу которой и находилось Бонду.
Все эти политические сложности довольно быстро сказались на судьбе экспедиции Хаутона. Но пока что он прибыл в Медину, столицу Вули, и встретил там дружественный прием. Правда, по дороге сюда пришлось пережить не очень-то приятные минуты, когда путешественник случайно услышал (вот где пригодилось знакомство с языком малинке, приобретенное во время службы в Сенегале) о заговоре против него. Африканские женщины-торговки решили, что майор может перехватить у них часть прибылей, — ведь Хаутон, по всей вероятности, не скрывал ни своей заинтересованности в торговых делах, ни даже своего намерения по окончании экспедиции попытать счастья, наладив прямой обмен с областями, лежавшими дальше на восток. Поэтому было решено такую угрозу ликвидировать имеете с Хаутоном, и его спасла только счастливая случайность. Узнав об опасности, майор вынужден был переправиться на левый берег Гамбии и пойти в обход Лычного пути к Медине, по территории княжества Кантор, пока не оказался наконец против владений правителя Вули. Из осторожности Хаутон послал известить этого правителя — Дьяту — о своем приближении. На следующий день к его лагерю прибыл один из сыновей Дьяты с большим отрядом всадников и торжественно, как почетного гостя, препроводил путешественника в Медину. Это произошло в начале марта 1791 года.
