Доброжелательное отношение к африканцам не лишало Лэнга ни критического отношения к тому, с чем ему приходилось сталкиваться, ни чувства юмора. Например, как и Хаутон тридцатью годами раньше, он очень болезненно воспринимал африканское представление о времени (своем и чужом). «Я был основательно раздражен из-за того, что теряю день таким дурацким образом, — пишет он. — Но последующий опыт научил меня, что подобные огорчения путешественнику приходится ежедневно испытывать среди людей, которые никак не ценят ни свое время, ни время других». Лэнг хорошо понимал, что африканец, привыкший к размеренной жизни, протекавшей по раз и навсегда установленным образцам, плохо приспосабливается к торгово-промышленной деятельности на европейский манер. С веселой улыбкой повествует лейтенант о том, как в самом начале своего путешествия попробовал приветствовать одного из вождей ружейным салютом: вождь невероятно испугался, а когда ему растолковали, в чем дело, милостиво согласился простить незадачливых гостей за порцию рома.
Начинался дождливый сезон, и продвигаться по африканскому бездорожью делалось все труднее. Лэнга мучила малярия. В записях этого периода упоминания о приступах болезни — обычная деловая подробность, повседневная и неизбежная. И ни одной жалобы. Вперед, только вперед… И 11 июня 1822 года, после восьми недель пути, отряд лейтенанта Лэнга вошел в Фалабу, город на северо-востоке нынешней Сьерра-Леоне, столицу княжества Сулима.
Здесь посланника губернатора встретили очень дружелюбно, подарки приняли, а разговор об установлении прямых торговых связей между колонией и владениями Ассаны йоро, правителя Фалабы, предложили отложить на будущее, тем более что сразу же по прибытии малярия все-таки свалила Лэнга и почти две недели он был на грани смерти. Когда путешественник пришел в сознание, больше всего его огорчили остановившиеся часы: теперь нельзя было точно определить долготу места.
Передав Ассане Йоро подарки и поручение генерала Мак-Карти, Лэнг, собственно, уже выполнил свое официальное задание. Теперь он мог подумать и о дальнейшем путешествии «дальше к востоку», как говорилось в одном из писем, отправленных во Фритаун в начале июля. По всем признакам оставалось совсем немного до истоков Нигера, и Лэнг твердо решил проделать этот путь. 13 июля 1822 года он записал в дневнике: «Мои силы теперь быстро возвращаются, а с ними— мое желание двинуться на восток. Я знаю, что исток Нигера не может быть далеко от Фалабы, и желаю дойти до него, дабы, установив его высоту над уровнем моря, выяснить, достаточно ли высоко он расположен, чтобы нести свои воды в Средиземное море через Нил». Но для того чтобы это сделать, требовалось получить согласие правителя на дальнейшее продвижение. И в тот же день, 13 июля, Лэнг впервые обратился к Ассане Йоро, прося дать ему проводника, для того чтобы он, Лэнг, смог пройти дальше на восток от владения вождя и добраться до «большой реки».
Результат разговора был тяжелым ударом для путешественника. Вождь наотрез отказался пропустить экспедицию дальше. «Я воюю с народом киси, в стране которых начинается река, — ответил Ассана, — Если они узнают, что ты пришел от меня, тебя тут же убьют».
Переубедить хозяина не удалось, и Лэнгу пришлось перейти к планомерной осаде Ассаны. Раз за разом он обращается к тому со своей просьбой — и раз за разом получает отказ.
Сидя в Фалабе, Лэнг расспрашивает всех прибывающих в город купцов, далеко ли до «большой реки». Отвечают ему по-разному. Жители области Сангара, расположенной к востоку от страны Сулимы, говорили о трех днях пути; в одном из селений по дороге к Фалабе упоминали о шести днях. А здесь речь идет уже о двенадцати. Лэнг грустно записывает: «Чем дольше я здесь, тем более они будут склонны преувеличивать расстояние, чтобы заглушить мое желание предпринять такое путешествие». Времени оставалось мало, и путешественник был близок к отчаянию.
28 июля счастье как будто ему улыбнулось: пришли проводники для экспедиции, за которыми послал Ассана Поро к своему союзнику, чье селение, как утверждал Ассана, находилось на самой Джолибе. Лэнг собрался за два дня и утром 31 июля выступил из Фалабы, сопровождаемый всего четырьмя спутниками. Но уже в полдень его догнал слуга правителя с приказом вернуться назад. Когда экспедиция возвратилась, выяснилось, что Ассана йоро боится выпустить своего гостя в опасное путешествие с недостаточным запасом товаров: более всего он упирал на то, что у Лэнга не было ни соли, ни табака. Ассана любезно соглашался достать необходимые товары, но до той поры белому человеку придется подождать. Ведь все равно народ куранко, через земли которого ему предстоит пройти, не пропустит чужестранца, если у него не окажется с собой соли: этот товар издревле ценился в Западной Африке выше всех прочих. И Лэнгу ничего не оставалось, как подчиниться.
Здесь, в столице княжества Сулима, Лэнгу представились немалые возможности лишний раз убедиться в том, что работорговля продолжает процветать, несмотря на официальное ее запрещение к этому времени уже всеми европейскими державами и Соединенными Штатами. Наблюдая, как в Фалабе готовились к очередной экспедиции за рабами в земли народа лимба, Лэнг записывает: «Приказы относительно движения и сбора разных частей войска издавались с такой степенью регулярности и методичности, которая ясно показывала, что занятие это — не редкость». Путешественник попробовал было уговорить Ассану Иоро не проводить этот набег на лимба, но вождь сначала просто не понял, кто от него хочет гость. «У меня много незанятых людей, а на рабов есть спрос — так как же не воевать?!» Кроме того, ведь лимба слабее, значит, их дело — быть поставщиками рабов и пальмового масла более сильному соседу. Видимо, в глубине души Ассана посмеивался над наивностью европейца, не понимавшего таких элементарных вещей.
А время шло. 3 августа в Фалабу пришел с востока большой караван, в составе которого оказались двое купцов, за несколько лет до того побывавших у истоков Джолибы. На вопросы Лэнга купцы ответили: да, от Фалабы туда можно дойти дней за пять, если бы не киси. Этот народ убивает или продает в рабство любого чужестранца, оказавшегося на его земле. Лэнг не боялся страшных киси, он был совершенно уверен, что, если его выпустят из Фалабы, экспедиция любой ценой достигнет Нигера. Но его по-прежнему не отпускали…
Наконец ему все же удалось уговорить Ассану выпустить экспедицию к Джолибе утром 19 августа. Па этот раз лейтенант добрался до самой границы владений правителя Фалабы. Но здесь его на следующее утро нагнал очередной посланец Ассаны: вождю приснился дурной сон по поводу гостя, и Лэнг должен возвратиться. Теперь стало понятно, что под тем или иным предлогом, но к Нигеру его не пропустят. Оставалось утешаться тем, что условия для такой экспедиции сейчас совсем неподходящие: кончается срок, установленный губернатором; нет носильщиков — они не пойдут за Лэнгом в страну киси; товарами, полученными в колонии, рисковать нельзя — много подобных причин мог придумать Лэнг. А что он чувствовал на самом деле, видно из такой записи: «Самая большая неудача, какую пришлось мне испытать в жизни, не причинила мне столько огорчения, как это повеление» (речь идет о приказе возвратиться в Фалабу с границы).
Теперь Лэнг решил обследовать все, что возможно, в окрестностях Фалабы. И вот 24 августа с холма Конкудугуре, в четырех милях к югу от города, он впервые увидел на юго-юго-востоке гору Лома, с которой, как ему говорили все, начинается Джолиба. Через неделю после этого он двинулся из Фалабы к истоку реки Рокелле, по которой отправился в свою экспедицию из колонии Сьерра-Леоне. 3 сентября Лэнг первым из европейцев выходит к истоку, наносит его на карту и записывает: «От истока Рокелле мысли мои незаметно и естественно перенеслись к истоку Нигера. И размышляя об успехе, которым сопровождался мой первый опыт в исследовании Африки, я осмеливаюсь предвидеть время, когда течение и устье этой таинственной реки будут известны мне столь же определенно, как сейчас известно местоположение ее истока».
