— Если собираешься пялиться на нее, то хотя бы сотри это глупое выражение со своего лица. — Хейс сморщил нос. — Как тебе удалось заставить ее влюбиться в это лицо, остается загадкой.

— У нас одинаковые лица, идиот. — Я понимаю, что, вероятно, действительно был похож на щенка, мечтательно смотрящего на бифштекс.

— Нет. — Он качает головой и указывает на меня своим стаканом с коньяком. — Я бы никогда не сделал такое лицо. Если бы не планировал заняться сексом еще раз.

Кингстон отводит взгляд от Габриэллы.

— Я думал, мы решили не слушать советы об отношениях от единственного из нас, кто не состоял в отношениях уже… сколько?

Александр хмыкает в знак согласия.

— Я все знаю об отношениях. Как думаете, что у нас с Элли…

Я фыркаю. Громко. Затем прочищаю горло и бормочу извинения.

— Слушайте, — говорит Хейс. — То, что я плачу за ее общение, не означает, что в отношениях нет динамики. Мы спорим, идем на компромисс, миримся. — Он отмечает каждый пункт загибанием пальцев.

Кингстон качает головой.

— Не считается, если ты платишь…

— Заткнись. — Хейс, кажется, разочарован своим слабым ответом.

— Думаешь, что женишься на ней? — спрашивает Кингстон.

Я поворачиваю голову, чтобы увидеть ответ Хейса, и понимаю, что все смотрят на меня, а не на моего близнеца.

— Конечно. Если она все еще будет любить меня после того, как поживем вместе. Я хочу убедиться, что она знает, во что ввязывается.

— Ты имеешь в виду, в какую семью она попадает? — Кингстон понимающе кивает.

— Умно. — Алекс потягивает свою минеральную воду.

Хейс подозрительно молчит.

— Знаешь, Лиллиан недавно задала вопрос, на который я до сих пор не могу ответить. Она спросила, если бы я не работал в «Норт Индастриз», чем бы я занимался. — Я качаю головой. — Не могу вспомнить, чтобы меня что-то интересовало…

— Пожарный. — Пустой взгляд Александра не дрогнул.

— А?

— Ты всегда хотел быть пожарным, — говорит он. — Лесли подарила тебе на день рождения пожарную машину, а Август забрал ее на следующий день, сказав, что тушение пожаров — это для мужчин без выбора, а у тебя есть выбор.

Я вздрагиваю от слов, которые кажутся мне смутно знакомыми. Воспоминание, которое я, вероятно, заблокировал, но шрам, оставшийся после него, болит.

— Точно, — говорит Хейс, как будто ему только что пришло в голову то же самое воспоминание. — Ты был одержим пожарными машинами.

— И спасением всего и всех. — Александр небрежно почесывает челюсть. — Как в тот раз, когда ты нашел крысу, которая съела отравленную приманку, и настаивал на том, что можешь ее спасти.

— Или щенка, которого кто-то выбросил в мусорный контейнер, — добавляет Хейс. — Август не разрешил тебе занести его в дом, и ты оставался с ним на улице, пока он не затащил тебя в дом, рыдающего, после полуночи.

— Я всегда ссорилась с Августом из-за таких вещей. — Как я мог забыть? В шестом классе Мартин Патрик подначивал меня проглотить живьем золотую рыбку его сестры. Решив, что с ним рыбка не в безопасности, я похитил ее и несколько месяцев прятал у себя под кроватью. Я кормил ее икрой, единственным, что было у нас на кухне, что казалось разумным. Горничная нашла её и донесла на меня. Мама сказала мне, что отнесла её в зоомагазин, но я знаю, что Август, скорее всего, смыл её в унитаз. — Не могу поверить, что я забыл обо всем этом.

— Из тебя получился бы отличный пожарный, — говорит Кингстон без намека на юмор в голосе.

— Может быть. — Думаю, я никогда не узнаю.

Я не жалею о том пути, на который меня поставили, в конце концов, если бы я не работал в «Норт Индастриз», то никогда не встретил бы Лиллиан.

— Я не такой, как ты, — говорит Хейс.

Мы все обмениваемся взглядами, как бы говоря: «Это уж точно», потому что никто из нас не похож на Хейса, за исключением совпадения его и моей ДНК, но… детали.

— Я всегда хотел работать только в «Норт Индастриз».

Кингстон лениво ухмыляется, а Александр смотрит на него так, будто он только что признался, что хочет стать фермером.

Взгляд Хейса мечется между нами.

— Что?

Кингстон усмехается.

— Ты хотел играть в НХЛ.

Алекс кивает в знак согласия.

— Нет. — Хейс неловко ерзает и прочищает горло. — Это был запасной план.

— Хм. — Кингстон наклоняет голову. — Хочешь сказать, что семейный бизнес был твоим первым выбором, а карьера в спорте, которым ты жил и дышал, была запасным планом? — Он прищуривается на него. — Мы что, похожи на идиотов?

— У тебя есть татуировка…

— Не напоминай мне.

— У тебя была стипендия в Гарварде…

Его взгляд становится грустным.

— Ну, это не сработало, ясно? Когда пришло время, скауты не заинтересовались.

— Август. — Единственное слово Александра гулко отдается в пространстве, хотя он произнес его не особенно громко. — Что? — Он хмурится. — Ты не знал?

— Что не знал? — Мускул на челюсти Хейса пульсирует.

— Август держал скаутов подальше. Не знаю, как. Думаю, пожертвования. — Его выражение лица ожесточается. — Я думал, ты знаешь.

— Откуда ему это знать? — спрашиваю я от имени своего потерявшего дар речи близнеца.

— Он был капитаном непобедимой команды. В Гарварде. — Алекс пожимает плечами. — Почему бы скаутам не захотеть его?

— Черт, Хейс… — На лице Кингстона отразилась боль за брата. — Мне жаль. Это хреново.

Август.  Имя нашего отца отдается рычанием в моем черепе.

Только два раза мне было по-настоящему жаль Хейса, и это второй. Его лицо бледнеет, и он выглядит так, словно кто-то пнул его в живот.

— Что сделано, то сделано, — говорит он и залпом выпивает то, что осталось в его бокале, как будто это вода, а не французский коньяк сорокалетней выдержки. Он ставит бокал и одергивает воротник рубашки. — Уже поздно. Элли!

Его спутница опускает свой бокал с шампанским.

— Я не собака! — кричит она ему в ответ.

Лиллиан встает, чтобы обнять Элли, и слегка покачивается.

— Думаю, нам тоже лучше закончить вечер. — Я ставлю свой бокал и вижу, что Кингстон и Александр уже сделали то же самое.

Габриэлла и Джордан горланят песню Dancing Queen группы «Абба», а Элли и Лиллиан присоединяются к ним, все они танцуют на неустойчивых ногах. Я не эксперт по этой песне, но уверен, что они путают слова, если только в песне нет слов о короле мочалок.

— Хорошо, королевы танцпола. — Я беру Лиллиан за руку и кружу ее один раз, прежде чем прижать к своей груди.

Она, хихикая, прижимается ко мне.

— Отведи меня в постель.

Я крепко обхватываю ее за талию, чтобы удержать в вертикальном положении.

— Так и сделаю. Надеюсь, доставлю тебя до дома до того, как ты потеряешь сознание, иначе мне придется нести тебя на руках.

— Нет, — говорит она и проводит рукой по лацкану моего пальто, чтобы запустить пальцы в мои волосы. — Я имею в виду, что хочу тебя в твоей постели. — Она шевелит бровями.

Я нежно целую ее и хихикаю ей в губы.

— Детка, ты навеселе.

— И что? — Она отшатывается назад. — Это будет весело.

Я не намерен заниматься любовью с Лиллиан, пока она пьяна.

— Вот что я тебе скажу. Если не будешь спать, когда мы вернемся домой…

— Не буду! — Она хватает свою сумочку и говорит последнее прощание через плечо.

— Посмотрим, — говорю я в основном себе, потому что она снова поет во всю мощь своих легких.

Положив голову мне на плечо, Лиллиан засыпает в пяти минутах езды от дома. Я разбудил ее и помог лечь в постель, а затем прижимал к своей груди, пока она спала.

И с каждым ее вдохом я благодарил Бога, Вселенную и, может быть, даже Августа за то, что я не стал пожарным.

 ЭПИЛОГ

Лиллиан

Мои ноги убивают меня.

Наш риэлтор показал нам сегодня восемь объектов недвижимости. Мы ходили, ездили, а потом еще ходили. Июль — не самая подходящая погода для прогулок. К концу дня мне нужен душ, ноги болят, а голова кружится от всего увиденного.