Посланный вернулся ни с чем — леонтинцы отказались изгнать Гиппократа, в котором видели своего защитника. Тут же Аполлонид отправил Марцеллу письмо, сообщив, что Леонтины вышли из повиновения и что он снимает с себя ответственность за безопасность этого города.

Для помощи римским войскам в усмирении Леонтин Аполлонид послал карательный отряд во главе с Диноменом.

В то же самое утро, когда восьмитысячный конный отряд Диномена выступил в поход против Леонтин, войска Марцелла и Аппия, не дождавшись ответа из Сиракуз, внезапным ударом захватили город. Добравшиеся до Сиракуз обезумевшие от страха леонтинские беженцы рассказывали ужасы. Римляне вели себя как звери, убивали всех подряд — стариков, женщин, детей, даже собак. Город подвергся страшному разграблению. Немногие спаслись, уйдя через пролом в восточной стене, часть жителей и воинов успели скрыться в крепости. Дальнейшая судьба осажденных там была неизвестна.

В начале следующего дня Архимед с Гераклидом отправились навестить Филодема. Через город, взбудораженный трагедией Леонтин, они пришли к Гексапиле, куда недавно переселился комендант. Филодем занял часть второго этажа этой башни, чтобы находиться поближе к Мегарской дороге, по которой лежал путь в Леоптины и Катану.

Они застали коменданта за проверкой исправности ворот. Он отвел гостей наверх и предложил им присесть на грубые табуреты, составлявшие обстановку караульного помещения.

— Подождите меня немного, — сказал он, — сейчас я разберусь со служебными делами, а потом мы поговорим.

Архимед прошелся вдоль торцевой стены помещения, достал стрелу из ящика, который стоял под висящими рядком луками, уселся в углу и начал набрасывать на полу какое-то геометрическое построение.

— Новый многогранник? — спросил Гераклид.

— Орбита Сатурна, — сказал ученый и нацарапал на камне несколько линий.

Не желая мешать учителю, Гераклид отошел к окну, глядевшему на север. Обычно оживленная, дорога к Мегаре была пуста. И ни один парус не белел в море.

Вскоре комендант вернулся. Он подошел к Архимеду и покачал головой, разглядывая чертеж.

— Я свободен, — сказал он, — и готов рассказать тебе новости. Или… теперь занят ты?

— Нет, — Архимед положил стрелу на подоконник, — рассказывай.

— Сегодня ночью все, кто успел укрыться в леонтинской крепости, ушли через подземный ход. Спаслись Гиппократ с Епикидом, больше тысячи воинов и немало леонтинцев. Братья с остатками войска направились в Гербес. Но теперь они неизбежно попадутся либо римлянам, либо карателям Диномена.

— Ты так считаешь?

— Да. Насколько мне известно, Диномен, узнав о захвате Леонтин, остановился около Мегары. Оттуда до Гербеса рукой подать.

— Аполлонид предал Леонтины, лишь бы удержать власть, — сказал Архимед.

Фплодем подвинул табурет, сел напротив ученого.

— Архимед, — проговорил он, — ты знаешь, я восхищаюсь твоей мудростью, но прошу тебя, не обсуждай со мной распоряжений моего начальства. У военного человека не должно быть привязанностей или антипатий, он должен выполнять воинский долг, не рассуждая и не щадя жизни. Долг же состоит в подчинении властям. К тому же ты судишь Аполлонида несправедливо. Ты настроен на войну с Римом, а он пытается восстановить с ним союз. А в раздоры между Аполлонидом и Гиппократом я не желаю ни вникать, ни вмешиваться.

— А если Марцелл потребует размещения в Сиракузах своего гарнизона, и Аполлонид прикажет тебе убираться и передать крепость какому-нибудь центуриону, ты тоже не станешь задумываться?

— Я же просил тебя не говорить со мной об этом! — устало взмолился Филодем.

Он встал, зашагал по комнате, отругал пробегавшего мимо воина за плохо начищенный шлем и остановился у окна, заложив руки за спину.

В помещение влетел молодой воин и доложил Филодему, что на дороге показался отряд конницы.

— Большой? — спросил комендант.

— Похоже, нет.

— Ладно. Продолжайте наблюдать.

Гераклид посмотрел на дорогу, но не увидел ничего, Кроме облачка пыля, поднимавшегося вдали, за белыми домиками селения Трогил.

— Наконец-то, — с облегчением сказал Филодем.

— Ты ждал этих конников, — спросил Архимед, — и знаешь, кто они?

— Понятия не имею, — ответил комендант, — но раз уж они появились, Гексапилы им не миновать. А я любые вести предпочитаю неизвестности.

Он снова уселся напротив Архимеда и принялся доказывать, что защитники крепости не должны вмешиваться в усобицы.

— Когда убили Гиеронима, — говорил он, — и Андронадор и Аполлонид посылали ко мне за помощью. Но я сказал — нет. Наше дело — защищать город от внешних врагов, во внутренние распри мы не лезем.

Чувствовалось, что комендант больше, чем Архимеда, хотел убедить в своей правоте самого себя.

— Эврика! — неожиданно проговорил Архимед. — Я нашел.

— Что? — не понял Филодем.

— Новый способ определения расстояний до Юпитера и Сатурна, мой друг, способ, для которого нам не нужно никаких новых наблюдений.

— Всемогущие боги! — воскликнул комендант. — Этот человек еще может размышлять о планетах!

— Если считать их орбиты гелиоцентрическими, — обернулся Архимед к Гераклиду, — то размах их попятных движений составит тот же угол, под каким орбита Солнца будет видна с этих планет. А размахи попятных движений нам известны.

— Для Юпитера тридцатая доля окружности, для Сатурна шестидесятая, — растерянно добавил Гераклид.

— Вот и все. Поэтому, пока есть время, мы их можем вычислить. Возьми там на стенке абак и садись считать.

— Как ты можешь? — изумился Филодем.

— Гексапилы конникам не миновать, — Архимед с улыбкой повторил слова коменданта, — а я всегда предпочитаю ожиданию какое-нибудь дело.

Гераклид подсел к учителю, и они, не обращая внимания на окружающих, погрузились в вычисления. Числа теперь получались намного больше прежних, но на этот раз Архимед против обыкновения грубо округлял их, отбрасывая иногда даже мириады стадий.

— Потом посчитаем точней, — торопился он, — сейчас я хочу узнать, о каких величинах идет речь.

Гераклид не совсем понял ход решения, но счет успокаивал, и он со страстью принялся подсчитывать поперечник правильного тридцатиугольника со стороной, равной диаметру солнечной орбиты.

Расчет велся приближенно, и ответы были получены быстро.

— Хороши же мы с тобой! — сказал Архимед. — С Юпитером промахнулись в десять раз, а с Сатурном в двадцать. Теперь понятно, почему они почти не меняют блеска, ведь относительное изменение расстояний совсем невелико.

— Это очевидно, — согласился Гераклид.

— Зато заметь, как ярко они должны светиться! Помнишь, мы считали, что все планеты имеют одинаковый блеск. А теперь получается, чем дальше планета, тем она ярче. Ведь Сатурн в двадцать раз дальше от нас, чем Марс, а выглядит так же. Значит, дальние планеты непохожи на ближние. Может быть, звезды, которые еще дальше…

— Еще ярче?

— Да. Может быть, они, — Архимед поднялся и заложил за голову руки, — солнца?

— Но тогда, — со страхом проговорил Гераклид, подойдя к учителю, — они должны быть в такой дали, какую не вынесет разум!

— Но тогда, — Архимед взял ученика за плечи, — нам незачем вращать Солнце вокруг Земли. Проще, как Аристарх, считать его центром мира или вслед за Демокритом и Эпикуром центром одного из многих миров.

— Немало я видел хладнокровных, — сказал Филодем, — но таких вижу в первый раз. Скажите, вы и в горящем доме будете рассуждать о звездах?

Он стоял перед ними в панцире, шлеме, поножах, опоясанный мечом.

— А ты уже что-нибудь высмотрел, воитель? — спросил Архимед.

— Еще бы. Полюбуйтесь сами. Это Диномен и с ним два десятка воинов. Вон на черном коне. Никто, кроме него, не носит такого шлема.

Всадники подъехали уже совсем близко и начали подниматься к воротам справа вдоль стены. Уставшие кони спотыкались, с трудом одолевая подъем.

— Диномен бросил войско?

— Сейчас узнаем. Пойду встречу их.