В один из таких вечеров после ужина Зоипп привел Архимеда и Гераклида в библиотеку, чтобы показать ценную рукопись, написанную рукой Феокрита. Весело болтая, он достал из ларца свиток, развернул его на столике под светильником, потом пригласил гостей сесть и отослал слуг.

Едва они остались втроем, Зоиппа словно подменили. На месте веселого румяного остряка появился печальный и до смерти усталый человек.

— Года жизни мне стоит каждая встреча с Гиеронимом и Андронадором, — сказал он тихо. — Они ведут город к гибели, а я бессилен что-либо изменить.

Гераклид почувствовал, как тяжесть, которая давно навещала его, а после встречи с Гаем уже не покидала, сдавила его грудь, мешая дышать. Неужели Зоипп хочет втянуть учителя в какую-нибудь дворцовую интригу?

— Андронадор самонадеян и слеп, — продолжал Зоипп, — а с Гиеронима что взять?

— Ты считаешь гибельной подготовку к войне? — спросил Архимед. — Я думаю, что тут прав он, а не ты. Другого выхода у нас нет.

— Дело даже не в этом, — покачал головой Зоипп. — Гиерон умел поддерживать внутренний мир. Он обуздывал аппетиты знати и сдерживал непокорность низов своим авторитетом. Он возродил многие старые законы, установил много новых, добивался, чтобы граждане уважали их, и никогда не нарушал их сам. Он умел быть твердым или снисходительным и щедрым, смотря по обстановке, и при нем люди ставили свои обиды ниже законов. А этот… — Зоипп кивнул в сторону покоев Андронадора. — Что в нем есть, кроме самомнения и готовности лить чужую кровь? Он развернулся после покушения на Гиеронима. Не удивлюсь, если окажется, что сам он его и подстроил. Трасона и Теодота казнили по одному лишь доносу Колона, без суда, фактически без улик, не дав им сказать ни слова в свою защиту. Все было сделано тайно и быстро. Я пытался возражать, но оказалось, что Андронадор расправился с ними раньше, чем я узнал об их аресте. Р-раз — и из совета исчезли главные противники Андронадора! Оставшиеся дрожат перед ним, а напуганный покушением Гиероним доверяет только ему. Так он начал! Какой пример для подражания: доноси, режь, твори тайный суд — все дозволено! Но что дозволено одному, дозволено и другим! Законы разрушены. Теперь только страх удерживает недовольных. А раздражены все: богачи — разрывом с Римом, беднота — новыми налогами. Дело может кончиться только резней, страшной резней, в которой не будут разбирать виноватых и правых! И тогда римляне возьмут город голыми руками. Тем более что в Сицилию со свежими войсками прибыл консул Марк Марцелл. Этот не чета Аппию, он решителен, беспощаден и как консул облечен неограниченной властью. Я уверен, что он ухватится за любой повод, чтобы разграбить Сиракузы, а повод такой при теперешних наших делах найти нетрудно.

Архимед коснулся руки Зоиппа:

— Ты знаешь, что после смерти Гиерона наиболее достойным власти я считаю тебя, — сказал он тихо, — и если ты затеял заговор…

— Нет, — перебил его Зоипп и накрыл руку Архимеда своей ладонью, — на это я не способен. Может быть, я и гожусь для того, чтобы править, но только не для захвата власти. А заговор, я думаю, давно уже составлен, подозреваю, что во главе его стоит Аполлонид, любитель старины и римских обычаев, хотя, возможно, все это выдумки. Но пусть они грызутся, сколько влезет. Я задумал другое — бегство. Еду послом в Александрию, — пояснил он.

Гераклид не верил своим ушам. Так вот оно что! На мгновение перед глазами Гераклида загорелось беззаботное солнце Александрии, возникли ее прямые улицы, пальмы и залы книгохранилища, равного которому нет в мире.

— Жаль, — прервал молчание Архимед, — мне будет недоставать тебя.

— Я хотел включить вас в свою свиту, — сказал Зоипп.

— Понял и благодарю за заботу, — ответил Архимед. — Только сейчас я не могу покинуть город.

— Почему? — Зоипп был изумлен. — Ты должен, я прошу тебя. Уедем в Египет, подальше от заговоров и войн, поближе к обиталищу муз, переждем там смутные времена, а потом, если боги позволят, вернемся домой.

Архимед высвободил руку:

— Ты забываешь, Зоипп, что я не только математик, но и военный.

— Будешь служить Андронадору и его приспешникам?

— Городу, — сказал Архимед. — Я не считаю, что это одно и то же.

— Не торопись, Архимед, послушай. И ты, Гераклид. Может быть, ты поможешь мне убедить этого упрямца. Есть вещи более важные, чем привязанность к родному городу. Есть эллинский мир, разбросанный по всему свету, говорящий на разных диалектах, подчиняющийся разным государям, но связанный общностью более высокой, чем государственность, — убеждал Зоипп. — Мы поклоняемся одним богам, чтим одних художников, поэтов и мудрецов. Фалес — милетец, Платон — афинянин, Феокрит из Сиракуз, неизвестно, откуда Гомер. Разве их почитают только их города? Ты, Архимед, давно уже приобрел общеэллинскую славу. Твоя жизнь больше не принадлежит городу, она достояние всех эллинов, и ты не имеешь права подвергать ее опасности. Скажи, Гераклид, прав ли я?

— Трудно решить, — ответил Гераклид, который хорошо знал характер учителя. — Прав ли был осужденный на смерть Сократ, когда отказался бежать из тюрьмы только оттого, что желал подать другим пример уважения к законам?

— Моя жизнь уже прожита, — сказал Архимед, — но, будь я моложе, я все равно не смог бы оставить город в дни испытаний. Ты сказал, что Андронадор подает гражданам плохой пример. Какой же пример подаст защитникам крепости ее создатель, если сбежит из нее?

— Десять Сиракуз не стоят одной твоей жизни! — возразил Зоипп.

— Нет, — покачал головой Архимед, — Сиракузы одни, и в чем-то они доверились мне. Пока город будет в опасности, я останусь здесь.

— Не будем сейчас принимать решений, — сказал Зоипп. — Подумайте. До конца месяца есть еще время.

С ним согласились. Но Гераклид знал, что Архимед не передумает, и сам он тоже останется, хотя очень хотел бы уехать. Не сможет он покинуть учителя в дни испытаний!

ЛЕОНТИНЫ

оипп уехал в Александрию один, ему не удалось взять с собой даже дочерей и Гераклите. Это случилось ранней весной. Проводы были похожи на похороны, и Гераклид вернулся с пристани опустошенный. Правда, вскоре произошло и утешительное событие — Гиероним с войсками отбыл наконец в Леонтины. Архимед был уже вполне здоров, и жизнь ученика и учителя вошла в привычное русло.

Однажды, когда Гераклид сидел у себя, читая Аполлония, в комнату заглянул Ксанф и сказал, что Архимед просит его спуститься в сад. Гераклид удивился, потому что видел в окно, как Архимед, греясь на солнышке, обсуждает что-то с Филодемом, а все знали, что свои беседы они предпочитают вести наедине. Гераклид сбежал по лестнице во дворик, через крытый проход вышел в сад и остановился напротив собеседников, сидевших на плетеных стульях.

Архимед внимательно поглядел в лицо ученику:

— Вот что, мой друг, придется тебе съездить в Леонтины.

— Какое-нибудь дело?

— Да, и притом связанное с геометрией. Я мог бы, Конечно, выполнить его сам, но, согласись, мне сейчас не стоит пускаться в путешествие.

— Я готов, учитель, — ответил Гераклид, хотя ему вовсе не хотелось уезжать из дому.

— Дело вот в чем, — начал объяснять Архимед. — Там, в Леонтинах, сейчас ведут подземный ход из крепости наружу. Строят его с двух сторон, и, казалось бы, ходы давно должны были бы соединиться. Но этого нет, вероятно, они разошлись, как, знаешь, пальцы не сходятся, если сводишь их с закрытыми глазами. — Архимед сблизил указательные пальцы и показал, как они проходят один мимо другого. — Так вот, я хочу, чтобы ты съездил туда с угломерами, нашел ошибку строителей и помог им соединить ходы. Только, пожалуйста, не говори мне, что никогда не занимался такими вещами.

— Не занимался, — улыбнулся Гераклид, — но если ты расскажешь мне, как это делается, разберусь.

— Если сделаешь, — сказал Филодем, — то не знаю, как и благодарить тебя! Этот злосчастный ход долбят уже два года. А ты представляешь, как он может быть нужен в случае осады?