Я отодвинул недоеденный суп. Недоеденный суп в Европе 1943, да. Такое, пожалуй, только Гиммлер и мог себе позволить. Потом я хлебнул еще вина.

— Ну хорошо, — признал я аргументы Юнга, — Но чтобы прожить хотя бы несколько дней, пока память Гиммлера не вернулась и пока я еще сохраняю адекватность — мне придется изображать из себя реинкарнацию короля Генриха Первого. Вы же это понимаете?

Юнг на это тонко улыбнулся:

— Понимаю. И понимаю ваши мотивы.

— О чем вы?

— Ну… — Юнг поправил очки, — Признайтесь себе честно: вы же хотели бы оказаться в теле древнего германского короля, а не Гиммлера, так ведь? У королей все проще, так вам кажется.

— Ну пожалуй так, — признался я.

А смысл отрицать правду перед таким прошаренным психиатром, еще и не брезгующим откровенной мистикой? Юнг был единственным в этом мире, кто ни на секунду не усомнился в том, что я попаданец.

— Но вы не король, вы Гиммлер, — снова припечатал меня мордой о реальность Юнг.

— Я это понимаю. Но сама идея изображать короля…

— Всё очень просто, — объяснил Юнг, — Если хотите изображать короля — то три вещи. Во-первых, атрибуты. Сделайте так, чтобы люди, глядя на вас, видели короля. Корону, конечно, надевать не нужно, но попробуйте подумать в этом направлении. Во-вторых — единомышленники, влиятельные. Найдите тех людей, кто с радостью поверит, что вы реинкарнация Генриха Первого, поверит искреннее и сможет навязать эту свою веру другим. Когда один человек заявляет нечто — ему никто не верит. Когда то же самое повторяют сотни — это начинают повторять и тысячи. И третье, самое главное. Помните, что ваша легенда рано или поздно рассыпется. Правда всегда выходит наружу, хотим мы этого или нет.

— Ясно, — я кивнул, — А как насчет обучить меня древнегерманскому или там латыни?

— Древнегерманского не знаю, — отверг это предложение Юнг, — А для латыни найдите себе учителя получше меня. В Берлинском университете Фридриха Вильгельма на этом языке вроде до сих пор защищают диссертации, так что это вам будет несложно. Но главное — найдите людей, которые будут готовы вам поверить.

Я призадумался. Юнг, пожалуй, прав. Вот только где мне найти в Рейхе достаточно безумцев и идиотов, которые бы поверили в то, что я древний король…

Мой взгляд упал на череп с костями — «тотенкопф» на моей фуражке, которую я положил тут же на кушетке. И вот тут меня осенило. Это было как откровение, я, кажется, на самом деле стал возвращать себе память Гиммлера, по описанному Юнгом методу ассоциаций.

Ну конечно! У Гиммлера же имеется целая организация профессиональных шизофреников, готовых поверить во всё, что угодно…

Вот это самое Аненербе — «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Я даже смог припомнить название этой организации, целиком. Метод Юнга работал!

Однако насладиться этим небольшим триумфом мне не дали. На лестнице застучали сапоги, через минуту в помещение ворвался мой адъютант Гротманн, явно насмерть перепуганный.

— Ну что там еще?

У меня появилось крайне недоброе предчувствие.

Гротманн покосился на Юнга:

— Приехал Вольф, рейсхфюрер.

Ясно. В смысле: ясно, что напугал Гротманна не сам Вольф, а новости Вольфа. Телефона в этом особняке нет, вот почему Вольф сюда примчался лично, определенно что-то случилось.

— Благодарю вас, Карл, — я чинно пожал Юнгу руку.

Потом вышел на лестницу. Вольф был уже тут, этот весь раскраснелся, а лоб у Вольфа вспотел так, что его хотелось протереть тряпочкой.

— Ну?

— Три вещи, шеф, — доложил Вольф, — Во-первых, мы получили ответ от Сталина. И я не уверен, что с ним нужно ознакамливать командование Вермахта…

— Это уже я решу, — перебил я, — Кого и с чем ознакамливать. Еще что?

— Во-вторых, проблемы с Айзеком, — вздохнул Вольф, — Он похоже возомнил себя настоящим фюрером…

— Ожидаемо, — хмыкнул я.

Я на самом деле был уверен, что двойник Гитлера рано или поздно выйдет из под контроля, но блин… Не на второй же день после нашего мятежа!

— Третье, — выдохнул Вольф, — Настоящий Гитлер нашелся, рейхсфюрер. И он в добром здравии, он поправился. Он издал приказ вас расстрелять.

— Вот как? — осведомился я.

Ну а что тут еще сказать? Оклемавшийся Гитлер — это конец.

Карл Густав Юнг, один из отцов-основателей современной психологии.

Берлин, Мерседес, 2 мая 1943 15:12

Я уселся в свой мерседес, ощущая, как земля уходит у меня из-под ног.

Моя личная охрана была теперь, естественно, усилена. Меня сопровождали еще два мерседеса охраны, да еще целый грузовик отборных эсэсовцев — все отобраны лично Вольфом и надерганы из Waffen ᛋᛋ и караульных подразделений. Отбирались бойцы по трем признакам: безупречная личная верность Гиммлеру, воинская доблесть и главное — в анамнезе никаких контактов с Раттенхубером, который похитил у меня Гитлера.

Я фактически сваял себе полностью новую охрану, мой личный Лейб-Штандарте, ибо раньше формальным начальником охраны Гиммлера (как и всех остальных нацистских бонз) был все тот же подонок Раттенхубер.

Это всё сейчас имело смысл, я уже даже не знал, откуда мне ждать опасности — слишком многие желали моей смерти, слишком многих я не устраивал. А Рейх тем временем (не без моего активного участия) окончательно превращался в Сомали. А важные шишки в Сомали без полка охраны за пределы правительственного квартала Могадишо не выходят. Я решил, что и мне эта тактика подойдет.

И при этом я был еще довольно умеренен в моей паранойе, тот же Ольбрихт после случая с гранатой ездил в сопровождении аж двух бронетранспортеров — один с четырьмя пулеметами на 360°, второй: с артиллерийской пушкой…

Вольф сел в мерседес вместе со мной.

Так. А вот теперь надо подумать.

Пожалуй, сначала Айзек. Раз Гитлер жив — мне нужны контраргументы против него. А что можно противопоставить фюреру? Только моего собственного фюрера. А значит, Айзека надо срочно привести в чувство, пока ублюдок меня не похоронил со всеми моими проектами.

— Ну что там с Айзеком? — спросил я, — Он же вроде должен сейчас фотографироваться с Геббельсом в рейхсканцелярии?

Идея фотосессии принадлежала Гёрделеру. Предполагалось, что «фюрер» сфоткается с Геббельсом, новым кабинетом министров и новым же командованием Вермахта, а мы напечатаем это в газетах, на уличных плакатах, да вдобавок покажем в кинотеатрах хронику с мероприятия, чтобы убедить германский народ, что все идет по-старому и по плану. Чтобы заткнуть рты всем паникерам, которые уже болтают, что в стране государственный переворот, а «царь», то есть фюрер — ненастоящий.

Мы даже привели в порядок Геббельса по такому случаю, даже замазали ему гримом синяки на лице. И Ольбрихт и Бек даже милостиво согласились рядом с Геббельсом и фальш-фюрером постоять. А вот я отказался.

Зачем? Ну, я в тайне надеялся, что эту фотосессию увидят на Западе и Востоке. И осознают, что я дистанцировался от Гитлера, что я единственный адекватный человек в хунте, с которым можно вести переговоры. Глупая надежда для Гиммлера, но тем не менее хоть что-то.

А после фотосессии планировалось убрать Айзека с глаз долой, запихать его в «Волчье логово» — ставку Гитлера в Восточной Пруссии, где фюрер в основном и сидел с самого начала нападения на СССР.

Вот только, выходит, мы не успели…

— Фотосессия прошла успешно, — доложил Вольф, — Но когда генералы и министры разъехались, Айзек заявил, что теперь он пойдет на улицы Берлина — общаться со своим народом.

— О, Господи…

Вольф на это кивнул.

— Ну и какого черта ублюдка никто не остановил? — поинтересовался я.

— Простите. Но никто не посмел останавливать самого фюрера. Да еще на глазах у сотен людей в рейхсканцелярии…