Нельзя переносить закономерностей отношений между индивидами на отношение между «групповыми Я» — классами или народами. Но есть все же кое-что общее в этих отношениях. Когда возникает ссора между лицами, то никогда ничего хорошего не получается, если один из них злопамятен и помнит лишь об ошибках, отрицательном у другого. Если оба достаточно разумны и порядочны, то прежде всего они попытаются вспомнить то, чем сами вызвали ссору, и честно скажут об этом противнику. Говорить о людях «честен с самим собой» — почти банально. Но в отношениях между народами об этой банальности забывают постоянно. В украинском национальном движении я видел тех, кто все подсчитывает исторические преступления своих соседей, но видел и тех, кто критикует отрицательные черты своего народа — вернее было бы сказать, его исторические ошибки, наслоенные временем недостатки (смешно говорить о генетических, внеисторических достоинствах или недостатках народов).

Но споры на различные темы занимали в Лефортовсхой тюрьме незначительное место. В основном, мы читали и играли.

Когда я прочел все самое интересное, что было в библиотеке, пришлось читать, что попадается. Так я наткнулся на Пришвина. О Пришвине дореволюционном я читал у Иванова-Разумника. Но то послереволюционное, что я читал раньше, было настолько серым, что я сомневался в оценке Разумника Васильевича. А в Лефортове мне попался «Корень жизни» — и превзошел все похвалы Иванова-Разумника. Я понял, что Пришвин, как и Экзюпери, — мой писатель, оба они наиболее близки мне по проблематике, по подходу к решению проблемы культуры и личности в культуре.

Еще до чтения Пришвина я начал серию писем Тане. Федосенко обещал передать Тане после суда все мои работы и письма, если там не будет крамолы. Опасаясь, что в психушке меня превратят в сумасшедшего или как-то иначе сломают, я попытался под видом литературоведения и психологии успеть передать ей свои основные выводы о смысле жизни, о культуре и хамстве, об игре и становлении человека. И о чисто личном, выраженном через внеличное (и о внеличном — через личное).

В двух письмах, анализируя пришвинские «Корень жизни» и «Капель», я попытался развить два понятия: «приручения» и «присвоения». Совпадение идей Пришвина и Сент-Экзюпери во многих деталях было поразительным, особенно если учесть, что идеологически они были достаточно далеки друг от друга и ничего друг о друге не знали.

Понятие «приручения», введенное Сент-Экзюпери в «Маленьком принце», разработано у Пришвина в образной форме. Он детально рассмотрел психологию отношений между людьми — дружбы и любви. Он связал само понятие культуры с проблемой очеловечивания отношений. Все то же есть и у Экзюпери.

Написав несколько писем о «приручении» у Пришвина, я подошел к проблеме культуры с другой стороны — со стороны процессов очищения и сублимации человека.

Культура как система человеческих отношений оказалась человеческой системой сублимации. Психоакализ игры, Кочетова-Шевцова, Шевченко и нации, любви, приручения, смеха — все эти проблемы слились в единую проблему культуры и антикультуры. Обе функции культуры: очеловечивание связей между людьми и очеловечивание животного — в кратких формулах указаны в «Философско-экономических рукописях 1844 года» Маркса и в некоторых местах «Капитала». Проблема коммунизма определилась для меня как проблема культуры и борьбы с формами общества, охамляющими все человеческое.

Вторая серия писем Таке — это тема «сказки любви», т. е. позитивной функции идеала, сказки, мифа. О позитивном в мифе я писал еще в 1970 году в «Этической установке». Пришвин и Экзюпери дали художественный материал для уточнения этого в виде понятия «сказки любви». Я помнил, что кое-что по психологии роли «сказки» в развитии любви, в очеловечивании половых отношений есть у Стендаля (понятие «кристаллизации»). Но в Лефортовской тюрьме Стендаля не было. Не было и в Киевской.

Интересный образный, психологический материал я нашел у Александра Грина и в «Саге о Форсайтах» Голсуорси. Обе стороны культуры — «сказка любви» и «приручения» — в «Саге» освещены по-своему. Понятие «приручения» по «Саге» необходимо поставить в оппозицию к «присвоению». При «приручении» Я дарит себя Другому, любит Другого за то, что тот отличен, не похож на Я, обладает самоценностью, самосущностью.

Делая «подарок» Другому, бережно, осторожно, уважительно относясь к Другому, Я выходит за свои пределы, расширяется. Трагедия абсолютного одиночества частично разрешается культурой — любовью, дружбой, искусством, религией, наукой. Отдавая себя, приобретаешь мир, Другого, т. е. Друга.

В основе присвоения лежит та же потребность — расширить себя. Но при этом Я посягает на особенность Другого, на его самоценность (в сказке о Царевне-лягушке это выражено в образе сжигания лягушечьей шкурки, в сказке о Царевне-лебеди — в желании съесть лебедя). «Остановись, мгновение», «море, лес, картина, женщина — мои», «ты — слуга», Каин убивает Авеля, «мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Убить, сломать, сожрать, присвоить, покорить. Это все разные формы присвоения.

Присваивая окружающее, Я расширяет свое физическое тело, но убивает своеобразие Другого. Обесценивая окружающее, Я остается в полностью пустой среде и тем самым само исчезает как Некто.

Легенда мистиков о вампирах, поглощающих психическую энергию окружающего и при этом все более обессиливающихся, теряющих свое внутреннее либидо, мифологически отражает трагедию присвоителя.

Волшебная сказка как поиск недостающего или украденного кончается свадьбой, превращением героя в мага, мужа и короля (или святого, Бога). Но перед свадьбой у героя появляется опасность. Дочь, жена или мать Змия преследует героя — победителя Змия, Горыныча, Кащея Бессмертного. Все виды опасности с их стороны сводятся к поглощению ими героя. В свадебном гимне Ригвед выражен страх жениха перед браком, перед невестой. Это страх перед поглощением в браке (одна из сторон этого — страх лишения невинности, страх столь непонятный в патриархальной культуре). Царевна-лягушка покидает мужа, когда он посягнул на ее границы — шкурку.

Пришвин в «Корне жизни» связал сказку о Лебеди, свою сказку об олене-цветке с проблемой мифа любви в обобщенном виде. B «Корне жизни», в «Фацелии», во многих зарисовках природы, философских притчах он развил оппозицию «приручения» и «присвоения», культуры и хамства, связал чувство любви к Другому с творчеством, проблему сублимации любви с ее генерализацией.

Дело не в том, что ушла Она от тебя, дело в том, что Она была. Если Она ушла, то поиск ее приводит тебя к раскрытию красоты природы, человечества, культуры — расширению Я, к творчеству как осуществлению Я, к преодолению в творчестве и в любви смерти и абсолютного одиночества как формы смерти.

А хамство — это умерщвление и среды, и Я, это разрушение «уз» (термин Экзюпери), охамление и деградация личности.

Такую деградированную личность в виде профессора Лунца я уже наблюдал на первой комиссии, комиссии Института Сербского. К сожалению, беседа с этой комиссией сливается у меня в памяти с предыдущими беседами с женщиной-психиатром, отказавшейся себя назвать, и с Лунцем. На комиссии я спросил у ее членов их фамилии, но они тоже отказались назваться.

*

15 сентября исполнилось 9 месяцев моего пребывания в тюрьме. По закону дальнейшее содержание под следствием возможно лишь после обращения следователя, поддержанного Генеральным прокурором СССР, к Президиуму Верховного Совета. В случае обоснованности просьбы следствия, в случаях, исключительно сложных для проведения следствия, Президиум особым указом может продлить срок ведения следствия.

Я написал заявление в Административный отдел ЦК КПСС (долго колебался — ведь такое заявление признает де-юре то, что всем известно как де-факто: всё в стране зависит не от Советов и не от правительства, а от верхушки партии), Генеральному прокурору Руденко, Прокурору по надзору за КГБ. Я описал, как проводилось следствие, как готовилась с 1969 года психиатрическая расправа. Я потребовал, чтобы были проведены дополнительные исследования электрофизиологические (в книгах Снежневского они указываются как один из методов диагнозирования), биохимические и другие, так как одних допросов — к тому же проведенных необъективно — недостаточно. Потребовал я также своего представителя в комиссии экспертов и проведения экспертизы в стационарных условиях.