— Она очень красивая, правда?
Михаил вздрогнул. Поглощенный своими думами, он не заметил, как Екатерина, проходящая мимо, стала рядом и тоже устремила взгляд на картину.
— Да, — невольно согласился он, ибо это было истиной. — Очень.
— Я всегда ей немного завидовала, — призналась вдова с легкой полуулыбкой.
— Почему?
— Мне казалось, красота дает женщине преимущество.
Юрист поморщился.
— Красота отнюдь не главное в женщине.
— Возможно, — покорно согласилась собеседница. — Но я была уверена, что у девушек, ею обладающих, гораздо больше шансов устроить собственную жизнь сообразно своим желаниям.
Климский презрительно фыркнул.
— Так они обычно и делают.
Катя промолчала. Он имел ввиду, что красивой проще покорить какого-нибудь богатея и склонить его к замужеству: большой дом и куча драгоценностей — разве не это предел женских мечтаний? Катерина же в красоте видела возможность выйти за человека, который будет тебя любить и уважать. Спорить с обиженным мужчиной Мережская не стала. Возможно, они оба ошибаются. Или оба правы. Истина, как известно, многогранна.
— Вы молчите, — заметил Михаил. — Потому что согласны?
— Нет, не согласна.
— Тогда почему? Не любите спорить с мужчинами?
— Сложно спорить с тем, кто сильнее.
Климский наконец перевел удивленный взгляд с портрета на собеседницу. Та смотрела на картину, не отрываясь.
— Вы иногда говорите очень странные вещи, — заметил он, с интересом наблюдая за ее лицом. Катя невозмутимо пожала плечами.
— Риторика — мое слабое место. Никогда не умела вести великосветские беседы.
— По-моему, все не так уж и плохо.
— Не знаю. Может быть. Вам, наверно, виднее.
Ее неготовность к отстаиванию собственного мнения, а возможно, и его полное отсутствие, покоробили Михаила.
Неужели все инкнесские дети — послушные родительским наставлениям бездушные куклы? Мужчине захотелось увидеть на этом спокойном лице эмоцию, хоть какую-нибудь, пусть даже раздражение или обиду.
— Ваша сестра вышла замуж гораздо удачнее, — заметил он, пытаясь вызвать у собеседницы зависть.
— Возможно, — спокойно ответили ему.
— У Ивлеевых большой дом?
— Не знаю. Я не была у них в гостях.
Все-таки в голосе хозяйки дома прозвучала толика грусти, и Михаил попытался развить тему:
— Муж не отпустил?
— Нет, почему? Дело отнюдь не в нем. Евстафий никогда меня не ограничивал в передвижениях. Просто без приглашения как-то неудобно… Я один раз писала Маше, но они были в отъезде. А потом…наверно, времени не нашлось. Князь же занимает какую-то должность в посольстве. Или в великокняжеском суде? В общем, он человек очень занятой.
Видимо, в те оправдания, которые Екатерина придумывала для поведения сестры, не верилось и ей самой, потому что лицо ее погрустнело.
— Вы тяжело переживали разлуку? — спросил Михаил, не зная, как еще можно продолжить этот разговор, ставший вдруг неприятным для них обоих.
— Не особо, — призналась вдова. — Мы не были с ней близки. Но…все же спокойнее, когда рядом кто-то есть.
— А как же портрет? Я думал, его рисовали дома у Маш…княгини.
— Нет. То есть частично. Сначала художник нарисовал ее, потом приехал в особняк Евстафия дорисовывать меня. Так как портрет предназначался мне в дар, то после завершения работы, он остался здесь.
— У нее, значит, нет такого портрета?
— Нет. Это был подарок мне на свадьбу.
Михаил задумался. Интересная получается история! Это сколько же сестры не виделись лично? И по какой причине? Не могут же родные люди быть настолько безразличны к судьбе родственного человека, с которым они прожили под одной крышей более десяти лет? Делили вместе радости и горе? Если делили, конечно…
— Наверно, вы часто писали друг другу? — попытался сгладить ситуацию Михаил, но только усугубил ее, так Катерина тихо ответила:
— Ни одного письма.
Катя солгала. Письма были. Целых два. Состояли они из списка просьб, которые она должна была передать мужу. Но признаваться в подобном общении ей показалось еще более стыдным, чем выставить напоказ их с сестрой равнодушие друг к другу.
Михаил молчал, не зная, как закончить этот неприятный разговор. Мережская вдруг улыбнулась ему: тепло и немного смущенно.
— Всегда завидовала Лизе, что у нее есть такой брат, — призналась она шепотом.
— А вот и наши голубки! Все воркуете?
Пьяный Николай заглядывал в комнату, держась обеими руками за дверной косяк, дабы не упасть на пол.
— Эй, вы! Этот…юрист! Не боитесь загреметь в тюрьму вместе с ней? А ты жди, потаскушка, жди! Скоро за тобой явятся! Уж я-то знаю!
Он икнул и пошатнулся.
— Ну? Заделали уже наследничка, а? Учти, ведьма, в тюрьме рожать будешь!
Юноша зловеще захохотал и все-таки не удержался и свалился на пол в коридоре. Послышался топот женских ног, затем охи и ахи Аглаи, пытающейся поднять молодого хозяина.
Катя, красная от стыда, обиды и гнева, развернулась к собеседнику спиной.
— Доброй ночи.
Из комнаты она вышла таким стремительным шагом, что Михаил не успел даже попрощаться.
* * *
«Расплата грядет».
Записка лежала на подушке рядом с Катиной головой. Мережская взяла ее, повертела в руках, смяла и кинула на стол. Теперь понятно, почему этой ночью не было кошмара. Катя заметила, что если она находит листок с угрозой, то страшные видения ночью ее не посещают, если же ей приснился плохой сон, значит, скорее всего она получила или получит подобное устрашающее послание в другой день. Правило срабатывало не всегда, но часто. Однако подобная закономерность никак не давала ответа на вопрос, что происходит с Катей, кто шлет ей записки, и насколько это все опасно.
Ульяна появилась, когда Мережская уже почти оделась сама. Служанка помогла хозяйке умыться, собрала ей волосы, принесла поднос с завтраком, утренней почтой и неярким, но довольно дорогим букетом.
— Это что? — удивилась вдова, вертя в руках цветы.
Женщина мечтательно улыбнулась.
— Вам просили передать. Симпатичный такой юноша. Правда, не знаю, может это был посыльный?
Екатерина перебрала корреспонденцию и нашла среди газет, карточек и писем короткую записку.
«Проверяем алиби вашего пасынка. Если можете, изложите на бумаге, как бы вы охарактеризовали этого юношу. Искренне надеюсь, что капитан от вас отстанет. С искренним восхищением, Юрий Талькин.
П: Примите, пожалуйста, букет. Я специально подобрал, похожий на вас: скромный, и при этом очаровательный.»
Катя помимо воли улыбнулась. С одной стороны, она посчитала подобный подарок неуместным в сложившихся обстоятельствах, но с другой, ей было очень приятно осознавать, что есть человек, который не верит в ее виновность, и который готов ей сделать маленький подарок без задней мысли. Кате никогда не делали подарков. Родители покупали то, что сами считали нужным, Евстафий же просто давал деньги со словами: «Купи себе что-нибудь к празднику,» — и только однажды привез ей из поездки халат. А цветы ей вообще не дарили ни разу в жизни.
Настроение поднялось, злобное послание было забыто. День начинался не так плохо, как ожидала Екатерина. И это настраивало вдову на миролюбивый лад.
Пока она не прочла следующую записку.
Часть 5
Екатерина посетила кабинет после завтрака. Климский и так чувствовал какую-то иррациональную вину перед Мережской за свое предвзятое отношение к ней (впрочем, возможно, она его заслужила, просто он не владеет всей информацией), а тут еще сама вдова заявилась с печальным и нерешительным видом. Михаил не выдержал — встал, и от волнения стал расхаживать по кабинету, пытаясь привести мысли в порядок.
— Инкнесса…
— Лучше, Екатерина, — поправила тихо та, следя за его передвижениями внимательным взглядом. Мужчина сурово поджал губы, про себя отметив, что предложение перейти на подобное полуформальное общение, конечно же выставляет его работодательницу не в лучшем свете. Тут же отругал себя за оскорбительные мысли в отношении женщины, которая, в общем-то лично его ничем не обидела. Правда, учитывая семью, в которой она воспитывалась…