— Фух! — облегченно выдохнул Игнатий Савельевич, отбежав подальше от все еще шевелящейся кучи строительного хлама. — Едва успел!– возбужденно хлопая себя по карманам подрагивающими руками, воскликнул он, усаживаясь на сломанную деревянную балку, торчащую из щебенки. — Комаров, есть закурить? А то я свои папиросы где-то посеял… Да у меня сердце едва не выскочило из груди, товарищ оснаб! Чуть-чуть бы — и все, даже хоронить бы не пришлось!

— А вот у парня сердце так и не запустилось… — К чекистам подошел «потерянный» Целитель. На него просто жалко было смотреть. — Всех моих умений не хватило, чтобы завести это «пламенный мотор»… — виновато опустив глаза, произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он спас нас всех, но сам… Это я виноват! Понимаете? Именно мое Воздействие истощило его настолько… — Старик, совсем расчувствовавшись, шмыгнул носом. — Что он этого не пережил!

Неосознанно прикоснувшись к сознанию Лазаря Елизаровича, товарищ оснаб тут же поспешил его покинуть, поскольку горечи от осознания потери ему хватало и своей. Пусть он и не успел, как следует познакомиться с младшим лейтенантом Быстровым, но тот оказался настоящим мужиком. Боролся до конца, спасая, в общем-то, совершенно чужих ему людей. Которые, к тому же, еще его и арестовали, держали взаперти, пичкая Магической и химической бурдой. Можно было подумать, что Мамонт испытывал чувство благодарности только к Целителю, но товарищ оснаб точно знал, что это не так.

— Крепитесь, Лазарь Елизарович! — К Целителю подошел майор Потехин и обнял его одной рукой за худые плечи, видимо, пытаясь утешить старика. — В этом нет вашей вины…

— Ой! — Целитель дернулся как от удара, когда остаточный фон от деактивированного Силового Доспеха ужалил Рыжова слабеньким разрядом электрического тока.

— Извините… — Быстро убрал руку от врача Игнатий Савельевич. — Остаточное электричество…

— Постойте, Игнатий Савельевич! — неожиданно воскликнул Медик, словно в его голову пришла какая-то идея. — А вы можете ударить током его…

— Кого «его»? — не понял с первого раза майор.

— Мамонта! — выпалил на одном дыхании старик. — Нужно ударить Мамонта током[3]! — с каким-то безумием в глазах добавил он.

— Да вы с ума сошли, Лазарь Елизарович! — отшатнулся от Целителя Потехин. — Он же мертв!

— Понимаете, товарищи… — сбивчиво затараторил старик, вцепившись пальцами в свои жиденькие седые волосы. — … наше сердце, помимо всего прочего, является еще и электрическим органом, который вырабатывает импульсы для собственного сокращения. Эти импульсы вырабатываются в синусовом узле, проходят по предсердиям к атриовентрикулярному узлу, затем через пучок Гиса и ножки пучка Гиса на правый и левый желудочки сердца…

— И что? — Пока еще не понял майор, к чему Медик завел этот, никчемный, с его точки зрения, разговор. — К чему все эти объяснения? Никакой удар током не поможет воскресить умершего парня! Воскрешать мог лишь Господь Бог, но как нам с вами известно — его не существует! Вам надо принять эту потерю, Лазарь Елизарович! — взывал к рассудку Целителя Игнатий Савельевич.

— Сердце — орган автономный и самодостаточный, — не слушая Потехина, продолжал быстро тараторить пожилой Медик, — оно работает абсолютно без нашего участия. Его заставляют сокращаться и толкать кровь по сосудам так называемые «водители ритма» — синусовый и атриовентрикулярный узлы…

— Лазарь Елизарович? — уже обеспокоенно попытался привлечь к себе внимание майор Потехин. — Вы вообще меня слышите?

— Это области скопления клеток, которые продуцируют электрические импульсы, — продолжал скороговоркой талдычить свое главврач госпиталя. — Под воздействием этих импульсов и сокращается наше сердце. Еще до войны — в тридцать девятом году, мне довелось присутствовать на эксперименте по импульсной дефибрилляции сердца на животных, проведённых довольно молодым, но весьма заслуженным кардиологом-простецом Наумом Лазаревичем Гурвичем[4]…

— Для чего вы нам все это рассказываете⁈ — не выдержав, сорвался на крик Игнатий Савельевич.

— Да для того, чтобы вы поняли — с помощью электрического разряда можно вновь запустить остановившееся сердце! — брызжа слюной, выкрикнул прямо в лицо чекисту Лазарь Елизарович. — Это я и пытаюсь до вас донести!

— Как он это делал этот ваш Гурвич?

— Сначала в исследованиях дефибрилляция осуществлялась непосредственным разрядом конденсатора через грудную клетку животного… — попытался «на пальцах» объяснить Рыжов, но его остановил товарищ оснаб, положив одну руку на лоб Целителю, а вторую — на голову майора:

— Не говорите, лучше как можно четче вспомните, как проходил тот опыт!

Целитель замолчал, подчинившись распоряжению Мозголома, и закрыл глаза. Потехин слегка вздрогнул, застыв на месте. Его взгляд «потускнел», а глаза закатились «в подлобье», выставив на всеобщее обозрение лишь испещрённые красными прожилками белки.

Игнатий Савельевич словно бы сам очутился в том самом исследовательском институте, где в тридцать девятом году кардиолог Наум Лазаревич Гурвич и проводил один из первых удачных опытов по дефибрилляции. Принцип и примерные параметры электрического разряда, применяемого в опытах на животных, майор уловил буквально с первого раза — как-никак, а он был опытным Силовиком-Громовержцем и в электричестве (пусть и активируемом с помощью Магических Конструктов) отлично разбирался.

Выйдя из Ментального транса, Потехин молча направился к бездыханному, и уже начавшему синеть, телу Мамонта Быстрова.

— Комаров, Угрюмов! — окликнул Потехин первых попавшихся ему на глаза подчиненных и указал на труп красноармейца. — Раздеть его до пояса! Быстро!

— Слушаюсь, товарищ майор госбезопасности! — Бойцы, не привыкшие задавать лишних вопросов начальству, быстро стянули гимнастерку с младшего лейтенанта, оставив тело лежать на груде строительного мусора с обнаженным торсом.

Открывшаяся картина изможденного до крайней степени истощения тела красноармейца, буквально скелета с торчащими наружу ребрами, заставила Потехина невольно вздрогнуть. Быстров был похож на узников фашистского Бухенвальда, заморенных голодом проклятыми фрицами.

Однако, рефлексировать времени совсем не оставалось — прикинув «на глазок», насколько может отличаться величина электрического импульса, применяемого к человеку от импульса, применяемого к животному, Потехин потер одну ладонь о другую, активируя свой Дар. Между ладоней заискрило, а когда майор оторвал их друг от друга, образовалась яркая электрическая дуга.

Лазарь Елизарович, так же активировавший свой Талант Целителя, уже сидел на корточках рядом с майором, вновь водя светящимися руками на безжизненным телом молодого красноармейца.

— Ты мне только его сердце запусти, Игнатий Савельевич! — сипло произнес он. — А дальше я вытяну…

— Действуй, майор! — поддержал Целителя товарищ оснаб. — И не бойся ничего — Мамонту хуже уже не будет.

— Ну, с Богом! — прошептал старик-Медик, и его глаза полыхнули неземным светом.

Головин почувствовал, как стремительно всасывается Сила Источником Медика. Такого массированного океана Целительной Силы, что сейчас бурным водопадом омывала синеющее тело Быстрова, Александр Дмитриевич никогда не видел, даже присутствуя при Лечебных сеансах таких корифеев Силовой Науки, как академик Виноградов. Да и уровень Лазаря Елизаровича поражал своей мощью — похоже, что прямо сейчас, буквально на глазах Головина, пожилой Целитель скакнул еще, как минимум, на одну ступеньку Ранга.

— Лазарь Елизарович, готов? — Уточнил Потехин.

— Давай! — крикнул Целитель, и сияние, льющееся из его рук и глаз, увеличило свою интенсивность. Хотя, казалось бы, больше уже и некуда.

Потехин наклонился, и приложил руки к груди Мамонта. Его тело не успело окончательно остыть, и было слегка теплым.

— Разряд! — завопил доктор, как оглашенный.

Игнатий Савельевич сосредоточился, пропуская рассчитанный загодя заряд сквозь ладони, а лежащее неподвижно тело неожиданно дернулось.