На журнальном столике журналы: «Наука и жизнь», «Крокодил» и «Огонек».

В углу радиола с большой ручкой настройки. Покрутишь ее — радиола шипит, бегунок показывает Варшаву, Будапешт, Прагу… А еще в радиоле зеленый глазок с темным треугольником. Если треугольник узкий — значит, станция поймана. На радиоле салфетка, на салфетке синяя ваза. В ней цветы из раскрашенных перьев.

Круглый стол посредине комнаты. На нем плюшевая тяжелая скатерть. Посреди большая хрустальная ваза. Над столом оранжевый абажур с кисточками. У стола тяжелые венгерские стулья. Сидеть на них неудобно, на них сидят только гости.

У стены сервант. Там бокалы с золотыми ободками и фиолетовые стопки. Это тоже для гостей.

На окне тяжелый хлопковый тюль и золотистые шторы. Все это на крючочках, которые ползают по рельсам. Ползают плохо, заедают. Поэтому лишний раз к шторам не прикасаются.

Я бы приходил в это комнату, садился за стол, открывал тетрадку, обмакивал перо в чернильницу и писал письмо себе в двадцать первый век. Писал бы, что в новом веке, наверное, живется неплохо, но в двадцатом тоже было много радостей. И рекомендовал бы перечитать книгу «Таинственный остров» — вдруг я чего-то забыл, и, если судьба занесет на необитаемый остров, я не буду знать, что из стекол двух часов и воды можно сделать линзу и развести с ее помощью костер.

— Комната — это круто, но для желающих вспомнить молодость есть много других предложений. Посмотри в магазине на пачку соды — ее дизайн не менялся лет 50. Ты однажды написал, что нашел в аптеке мазь оксикорт. «Настоящую», польскую! И такие воспоминания о СССР нахлынули!

— А вот текст, написанный в Миннеаполисе. Это о сегодняшних и завтрашних «динозаврах».

С сединой в бороде

Появляется седина в бороде, и мы начинаем цепляться за наши привычки и навыки. Да еще обожаем подводить философскую базу под нашу лень бежать за прогрессом. И самое неприятное — пытаемся учить этому других.

Однажды в авторемонтной мастерской я разговорился с пожилым американцем. Он жаловался на современные автомобили:

— Наворотили хрень, кнопки всякие… Раньше откроешь капот — бензонасос, карбюратор, распределитель зажигания, коробка передач… А сейчас откроешь, закроешь и едешь к мастерам, чтобы проверили компьютер и гребаные датчики. Зачем мне ABS, коробка-автомат, камеры? Я хочу чувствовать машину. Знать, как она ведет себя на скользкой дороге, на поворотах, как будет тормозить… Автоматика — это для блондинок, которые не знают, как воду в бачок омывателя налить.

Я вежливо кивал, но вспоминал, как автоматика выручала меня на обледенелых дорогах, на поворотах с большой скоростью и во время многочасовых перегонов.

— Телефон мне нужен только для звонков, — говорил мне старый знакомый. — А всякие навороты — это для молодежи, которая обожает игрушки и не хочет думать.

И еще до кучи:

— Фоторедакторы — это обман народа. Чем естественнее, тем лучше. Горизонт завален — это мелочи, мы тоже голову иногда наклоняем. Четкости нет, но ты вспомни, как ты видишь мир с похмелья. Это же сама жизнь!

— Не люблю текстовые сообщения. Мне нужно слышать живой голос.

— Электронные книги мертвые. Я люблю шуршание и запах бумажных страниц.

— Современная литература дерьмо. Я читаю только классику и мемуары.

— Лучше лечиться народными средствами. Так хоть будешь знать, что умрешь от болезни, а не от новомодных лекарств.

Список можно продолжить. Как же хочется застрять в прошлом веке, когда все было понятно, когда не было проблем выбора, когда легко давалось учение.

Ладно, давайте останемся в прошлом и будем злорадно смотреть на девушек, которые с бешеной скоростью цокают ногтями по экранам телефонов. Ведь когда эти девушки постареют и появятся телефоны, управляемые «силой мысли», они начнут брюзжать и носить в карманах старые смартфоны, в которых так все понятно.

 Все понятно  

Москва, Новая Третьяковка. Брожу по залам современного искусства, останавливаюсь около «Черного квадрата» Малевича. Квадрат в трещинах, в трещинах можно разглядеть следы другой краски. Ага, думаю, не так прост это квадрат!

— Это первый — спрашиваю у смотрительницы.

— Других не держим, — нерешительно отвечает она.

Нужно ли понимать художника?

Знаете, почему «Черный квадрат» Малевича стал популярным? Потому, что каждый мог его интерпретировать по-своему. Один видел в квадрате космос, другой — конец искусства, третий — написанные миллионы страниц.

Мне невыносимо читать опусы, изобилующие советами и указаниями, как надо мыслить и жить. У меня своя жизнь с ошибками, радостями и проблемами. На нее не наложишь жизнь чужую, с ее проблемами и способами их решения. Я как-то писал, что мудрые мысли хороши тем, что помогают оправдать прошлые ошибки. От новых они не защищают. Решение принимает подсознание. Наша логика спит, когда мы любим, ненавидим или готовы съесть кусок торта.

Когда художник водит кистью по холсту, а писатель барабанит по клавишам, то сознание отдыхает. Оно включается, когда подсчитывается число строк или стоимость красок. Мазки на холсте и слова на экране возникают вне рационального мышления. Ты можешь составить сто планов книги или картины, но после первого мазка или предложения начинается таинство, в котором нет аристотелевской логики и устоявшихся правил.

Не спрашивайте художника, что он хотел сказать картиной. Он скажет, что галерейщик объяснит лучше. А фиолетовый мазок в углу — это случайно получилось. Он колер подбирал, мазнул и решил оставить. Почему так решил, сам не знает. Отошел метра на два, посмотрел и понял, что так интереснее.

У писателей еще сложнее. Вообще-то он хотел описать историю любви, рассказанную попутчицей в электричке, а почему читатели увидели в рассказе критику правительства и историю Древнего Рима — это уже на их совести.

Замечательно, когда в картинах и текстах каждый видит свое. Значит, подсознание мастеров нашло нечто, что затронуло, заставило подумать. Никто не стал лучше — это невозможно для картины и книги. Но если сердце забилось чаще, ты улыбнулся или загрустил, то художник работал не зря. Что-то легло в подсознание, и, может, когда оно будет принимать важное решение, то выберет не окольные пути, а дорогу, где мы станем чуть счастливее. На эту тему у меня написано коротенькое эссе. Вот оно:

Паскаль

Нравится высказывание Блеза Паскаля: «Во мне, а не в писаниях Монтеня, содержится то, что я в них вычитываю».

Я раньше писал об этом, не подозревая, что Паскаль это сформулировал 400 лет назад. Юные писатели и блогеры поначалу удивляются, почему их понимают не так, как они рассчитывали.

— Кратко пишешь, люди вынуждены читать между строчек, — объясняли одни.

— Пишешь витиевато, — говорили другие. — Читатели запутываются в словесной вязи и из твоих слов составляют совсем другие предложения.

А ответ простой — чтобы ты ни написал, читатель переносит на свою жизнь. В его голове возникают картинки из памяти, вспоминаются правила, которые он сам для себя выбрал. Запоминается только то, что совпадает с его убеждениями. Остальное мозг отвергает как ненужное или интерпретирует так, как ему комфортно.

А Паскаля жалко. Слава, успех, уход из науки, которую вдруг посчитал греховным занятием. И смерть в 39 лет после мучительной болезни.

— Про искусство согласен. Литература — это немного другое. Если писатель не донес мысль, то грош ему цена. Недосказанность, туманные намеки — это как артхаус в кино, на любителя.

— Тогда читай пословицы и поговорки — там все понятно.

— Не кипятись, тут не все однозначно. Понимаю, что в советское время отдельные мысли надо было маскировать. У Стругацких, например, нужно было читать между строк. Но зачем сейчас писать туманно? Называй вещи своими именами, доноси свои мысли каждому. В век видеороликов и сериалов осталось не так много читателей, чтобы и из них выделять любителей межстрочного чтения.