— Мир погибнет от секретарш, — сказал Ляттемяэ. Морохов взглянул на изображение Будды в глубине зала, тут же обнаружив большое его сходство с Егором. Несомненно, этот импортер итальянских и французских вин — самый запоминающийся персонаж их компании. Деда его, обитателя балтийского острова Сааремаа, в начале сорокового года советская власть сослала в Караганду, где он был взят в мужья милосердной казашкой. Внук унаследовал от предков эстонскую фамилию и классический азиатский облик. Ляттемяэ — великий знаток хорошей кухни, в особенности французской, редких коньяков и антикварного серебра. И всегда при нем маленькая трубка с табачной смесью, специально по его заказу изготовленной в Сингапуре.
Справа от него — Максим Караваев, двоюродный племянник члена Политбюро последних брежневских лет, чья фамилия застряла в памяти у всех россиян в возрасте старше тридцати пяти лет, зато никто не помнит лица, размещавшегося на официальном иконостасе где-то внизу, ближе к краю, и сильно напоминавшего серый старый мешочек. Сам Максим свои главные деньги сделал, прикоснувшись в свое время к строительству в Чечне, где, однако же, ни разу не побывал ни он, ни кто-либо из его команды.
Сейчас у него был фитнес-центр, два ресторана и спокойная испуганность в повадке — она появилась после того, как в конце девяностых Караваев сел в машину, под днище которой некая умелая и невидимая рука рынка приладила гранату. С тех пор Максим хромает, в его ухе скрывается слуховой аппарат, парализованная половина лица напоминает формованную пластмассу. Раз в год он проходит техосмотр в Швейцарии, где его разбирают на части, многое улучшают и меняют детали на более совершенные.
Мстислав Романович услышал, что Караваев рассказывает:
— … и со следующей недели выступаю как эксперт по торговле недвижимостью. Целевая аудитория — продвинутая молодежь, на экране мне надо быть не в деловом костюме, a smart-casual. Это хорошо, потому что я намерен полностью поменять свой формат.
Затем серьезно добавил:
— И тебе, Слава, надо пиариться. Сейчас ты не визуален и не аудиален.
Тем временем молодые люди при блондинках, пьяные, нечеткие и довольные собой, расплатившись, направились к выходу. Напоследок, чуть отставая, шла девица в вечернем платье, ловко охватывавшем ее фигуру модели. Минуя стол, где сидели министры, она повернула к ним голову. Оживление и интерес стали проявляться на ее нежном лице. Смотреть на это было приятно — словно на глазах распускался цветок. Не без труда, но успешно она сменила траекторию и на своих каблуках, длинных, как карандаши, направилась прямо к Грефу.
— Мне надо рассказать вам, что я вас видела по телевизору, — объявила она ему. — Вас часто показывают. Вы — министр.
Герман Оскарович и его спутники мгновенно смолкли, положив на скатерть ножи и вилки. Их спокойные глаза выразили твердую решимость выдержать столько, сколько потребует ситуация. Девушка принялась общаться с ними радостно и громко.
— Там в правительстве вы самый сексуальный. Вот честная правда! Вы — суперсекси. И все мои подруги, все тоже считают, что вы — самый классный!
Она самоотверженно трудилась, пытаясь высечь искры внимания у тех, на кого нацелилась. Началось подлинное состязание воль, и трудно было угадать, какая из противоборствующих сторон пересилит. Министры застыли, окончательно превратившись в подобие собственной официальной фотографии. Ситуация не оставила им другого выхода. Было бы глупо применять охранников, дабы те сразились с пьяной моделью.
Один из спутников девушки, может быть ее владелец, наконец-то сообразил, что стоит вмешаться. Спустился по лесенке, подошел, настойчиво приобнял ее за плечи: “Все-все, двигаем лапками. Нас уже давно ждут!” И уволок вверх, к выходу, дав свободу государственным людям.
Пока длилось выступление модели, Слава и его спутники откровенно наслаждались зрелищем. Бизнесмены за соседним столиком, отвлекшись от своих дел, также наблюдали и веселились. В этой незнакомой им компании ближе всего к Морохову сидел молодой человек с глазами спокойными и умными.
Мстислав Романович обратил на него внимание, потому что тот был как-то слишком молод, чтобы иметь настолько уверенный взгляд. Но веселился он вместе со всеми и смеялся так, что вытирал слезы. Должно быть, чей-то наследник, которому выпало редкое счастье родиться с головой на плечах.
Ляттемяэ проследил за его взглядом.
— Заметил парня с ноутбуком? Любуйся — вот перед нами представитель нового поколения. Даже мы такими не были, у этих прямо кровь с клыков капает! Я несколько раз видел его на разных тусовках, и кто-то мне про него рассказывал. Он по образованию биолог. И уже к окончанию института смог приватизировать и продать буржуям крупное биотехническое производство. Да, поговорил с замшелым директором, развел его на приватизацию и уговорил сдать завод французам за совершеннейшие копейки. Не знаю точно, какова реально была его роль, но откат от новых владельцев ему обломился грандиозный. Может быть, ребята гонят, но мне говорили, что у него где-то десять лимонов лежит. При этом он человек очень разумных трат, даже на машине с шофером экономит. И совсем ведь молодой — лет двадцать пять ему, не больше. Вот такой непростой чувак.
— Странно, что за подобные дела ему голову не проломили, — принялся размышлять адвокат.
— Парень очень правильно сыграл в плане человеческого фактора. Он и сейчас ходит без охраны. Умеет выстраивать отношения.
— Не верю я в такие истории. На дворе не девяностый год, когда умный и наглый студент мог за три месяца сделать себе состояние. Раз у него получился такой фокус, значит, за ним стоит кто-то очень ресурсный.
— Как хотя бы его зовут? Надо же знать, на кого теперь равняться в бизнесе, — вежливо поинтересовался Морохов. В действительности блестящая карьера непростого биолога не слишком его заинтриговала, на таких персонажей он насмотрелся.
— Александр, фамилия начинается на Л, сейчас я скажу точно… — ответил Егор.
И он попытался назвать фамилию, но так ее и не вспомнил.
6
Страницы из дневника Александра Л., написанные им в курительной комнате салона “Британская империя” под картиной “Лорд Веллингтон воодушевляет британских солдат перед сражением при Ватерлоо”.
Тот, похожий на хана Батыя, не смог запомнить мою фамилию, и это хорошо. Пусть так и будет — Александр Л. Излишней известности я не хочу, и без того уже в нескольких журналах проскакивали мои фотографии. Вот и сейчас передо мной на письменном столе валяется глянцевый том, на его страницах репортаж с корпоративного праздника одной крупной российской компании. На первом плане — две увесистые, улыбающиеся рожи, я попал в кадр случайно, наполовину скрыт бокалом шампанского и, к счастью, обойден подписью.
Историю моего странного успеха следует отсчитывать от того, давнего уже дня, когда я впервые пришел работать в здание, на котором висела вывеска: "Молодежный центр науки и культуры имени Дмитрия Ульянова". Там меня встретили черное офисное кресло, напоминающий школьную парту, стол и настенная композиция из заботливо выпиленных кусочков деревянного шпона. В центре ее, жертвенно подняв руки, стоял космонавт. Там и сям были рассеяны ученые в очках и с микроскопами. Хитрый профессор с бородкой держал наклоненную колбу, рука его находилась как раз напротив зада космонавта, и казалось, что дедушка сейчас поставит звездному страннику клизму.
Мой бывший однокурсник Борис Левитин объяснил мне, чем надо будет здесь заниматься: "Требуется человек, который сможет вписать в новую жизнь один бредовый объект. Я могу порекомендовать тебя директору, ты станешь менеджером по бизнес-развитию, ну, или тебе могут придумать любое название".
Итак, речь шла об этом Центре науки и культуры — неясном, но очень пафосном проекте, задуманном в ту пору, когда силы государства окончательно иссякали. С 1971 по 1986 год он, подобно баобабу, неохотно и медленно вырастал посреди узкой незастроенной лощины. Сооружать его вздумали не то чтобы на окраине Москвы, а как-то помимо нее — засунули в некий карман между двумя железнодорожными ветками, куда надо было добираться многими и нечасто ходившими видами транспорта. Но первый директор сразу сумел сделать это место знаменитым. Неформальный клуб, место встречи с российским студенчеством, с молодостью страны, все герои того времени выступали в его конференц-зале. Ельцина туда привозили — еще не президента, еще в опале. Даже посол США не поленился посетить знаменитое место и вглядеться в лица нашей молодежи.
