— Тут обмана нет, мой хороший. Клянусь эта хлеба! — сказала Зарема и подняла вверх отломанный кусок круассана.

— Теперь ваша очередь, брат. Тогда будем считаться. Ты хочешь узнать, что это стоит? Дэсять чисеч, — волнуясь, сказал Аз-Зари с вылезшим вдруг невообразимым акцентом. — Смотри, — торопясь, добавил он. — Я в твой карман не лезу. Найдешь повеселее — ходи к другим.

— Зачем же? — ответил Морохов, произнося каждое слово очень медленно и отчетливо. — И вы, и я, мы оба прекрасно понимаем, что это высокая цена. Она — сильно выше рынка. Но в то же время речь идет о не совсем обычной сделке. Кроме того, я рад, что буду работать именно с тобой. Ты мне как бизнесмен и, главное, как человек очень нравишься. Мы в общем-то коллеги. Ты раскручиваешь бизнес в одной сфере, я в другой. Я испытываю к тебе уважение. Я уверен, что оно превратится в дружбу. Эта дружба приведет нас к финансовому успеху.

— Эх, — воскликнул Тарик восхищенно, — я раньше думал, в Москве одни дурные живут! Отлично, да? Пять тысяч задатка платишь здесь, пять тысяч отдашь в Латвии Теодору. Так пойдет? А Зареме за труды подари парфюм “Ночной дождь”. — И, повернувшись к Ибрагиму, стал рассказывать: — Теодора я в Лудзе на ноль умножил. Он духу набрался и заявил: “Ты мало платишь за моя бесценная услуга. Четыреста пятьдесят евро в месяц желаю”. Я ему говорю: “Братуха, в тебе здоровья нет на четыреста пятьдесят евро. Самое большее — на двадцать евро есть, да?” Но я в душе чистый, добрый. Все-таки грошей немного ему добавил.

— Другое дело, — мягко добавил Слава, — что за эти деньги мне нужны услуги очень высокого качества. В твою кухню я не лезу. Но если на каком-то этапе произойдет сбой, если кому-то из твоей команды придет в голову затеять свою игру, всех, кто здесь работает, ожидают неприятности, которые я даже не хочу описывать.

— Нет, — ответил Тарик очень серьезно. — Я за собой такой грех не имею. Нам важна качество. Ибрагим расскажет, на какой фасон мы работаем.

— Позвольте мне посвятить вас во все детали нашего проекта, — сказал, усмехнувшись, судья. — Так вот, в назначенный день, а точнее — в ночь неподалеку отсюда, на обочине МКАД остановится двадцатипятитонный КамАЗ с полуприцепом. Мы сажаем туда наших путешественников. На случай проверок наращиваем двойные борта, сверху кладем какой-нибудь навалочный груз, чаще всего — недорогие овощи. Ну а дальше транспорт направляется на запад, в сторону латвийской границы.

В первый год нашей работы клиенты прямо так, в кузове, границу и пересекали. Но потом машины стали проверять с овчарками, и тактика сделалась опасной. И тогда мы создали схему, на мой взгляд, великолепную по остроумию и логике. Я ее разработал, а Тарик на месте вел переговоры.

Мне необходимо представить вам довольно долгую предысторию. Давайте мысленно вернемся в середину тридцатых годов. Западная граница России, и там, в глухой, малоценной местности есть хутор, состоящий из двух или трех дворов. Он носил название Йенский, только не спрашивайте меня, почему. За узкой речкой под названием Лжа уже начиналась Латвия. Небольшой деревянный мост был пограничным.

Наступил момент, когда у правительства Страны Советов вдруг появился замысел построить здесь стратегически важный железнодорожный узел. Первым делом скульпторы той эпохи создали декоративный элемент, который должен был встречать пассажиров, прибывших на станцию. Представьте себе довольно громоздкий бетонный постамент. На нем крупными буквами надпись “Йенский”. На постаменте возвышались изваяния двух женщин. Одна была крестьянкой, другая ткачихой, что странно, так как в этих краях, собственно, ничего не ткали.

Такие вот дела. Началась война, и эта территория мгновенно попала под власть немцев. Потом, во время их отступления, здесь шли бои, и хутор Йенский был сожжен так, что от него не осталось и следа.

Во время немецкой оккупации произошла странная вещь. Кто-то перенес эту статую через Йенский мост и там оставил, на месте латышского, тоже сгоревшего хутора. Нам не дано узнать, в чем состоял смысл данного поступка. Возможно, некий германский начальник усмотрел в этом памятнике нечто возвышенное или, наоборот, лесбийское и решил забрать на свою какую-нибудь виллу, но обстоятельства сложились так, что он бросил его на полдороге. Когда после войны специалисты чертили карты региона, то времени разбираться особенно ни у кого не было. Решили, что там, где статуя, там и находится хутор Йенский. А так как он, безусловно, был российским, то полоса латвийской территории размером четыре на одиннадцать километров попала на послевоенные карты как часть Российской Федерации. От планов строительства транспортного узла отказались, но позже здесь пролегла локальная железнодорожная ветка.

Ошибка была исправлена значительно позже, в семидесятые годы, и на новых картах узкий участок за рекой принадлежит уже Латвийской Социалистической Республике. Когда Прибалтика стала независимой, начался довольно вялый спор за эти не имеющие важности леса и болота. Договор о государственной границе пока не подписан, и обе стороны терпят странный status quo. Итак, на пути из Пыталово в Невель российские поезда пересекают границу и примерно двадцать минут идут по территории другой страны.

Местное отделение Пограничного управления ФСБ России постановило к каждому из этих поездов прикреплять наряд своих сотрудников. Но область страдает от дефицита кадров, и нет никакой возможности охватить все составы. Да, я хочу подчеркнуть: мы всегда знаем, в каком из рейсов людей в форме точно не будет.

— Итак, повторяю, — продолжил он. — Вместе со всем коллективом вы садитесь в КамАЗ. Моя обязанность — еще раз предупредить, что речь идет о крайне сложной поездке. Сверху положат, скорее всего, какие-нибудь недорогие овощи! — почти закричал он.

— Да, — сказал Мстислав Романович, — и все-таки вы заработаете десять тысяч.

— Когда поедем с Москвы, теплое трико надевай, — посоветовал Тарик. — Хебешные штаны немаркие бери, лучше типа бриджи. В кузове тебе лично освободим достаточное место.

— А зачем ему в КамАЗ? — удивилась Зарема. — Он местный гражданин. Может по России ездить, как хочет.

— Эх, девчонки всегда правы! — сказал Тарик. — Пойдет на Рижский байдан, сядет в поезд. Проводники с ним за ручку целуются, он сидит, дойчланд изучает.

Судья положил на стол потрепанное топографическое пособие, показавшееся Морохову знакомым. “Атлас птиц Северо-Запада России, Латвии и Эстонии с фотографиями и подробными картами гнездовий”, который Морохов прошлой осенью уже видел в Каминном зале.

— Да, — сказал Ибрагим. — Наше, как сейчас полагается говорить, ноу-хау. Самый подробный из существующих атласов, идет с пометкой “Для служебного пользования”. Куплен за пятьсот рублей у сторожа Салакшинской биостанции. Посмотрите на карту, сюда, видите, где стрелкой указаны зоны гнездования длиннохвостой неясыти. Вот станция Старый Двор. Последний пункт на территории России, именно сюда из Москвы приезжает машина с нашими клиентами. В отличие от них, вы прибудете на станцию легально, самостоятельно, на поезде Москва-Великие Луки. Вам придется провести здесь полдня. К вашим услугам в поселке есть парк, кинотеатр и столовая.

Вы купите билет до российского города Себеж и вместе с остальным коллективом сядете в поезд, который отходит от платформы в половину третьего ночи. Через двадцать три минуты состав оказывается на территории Латвии. Он начинает идти неторопливо, со скоростью не более пятнадцати километров в час. Я уверяю вас, этого достаточно, чтобы сорок человек смогли один за другим без травм спрыгнуть на землю. Но поскольку у вас необычный статус, думаю, мы сможем добиться, чтобы вагоны и вовсе остановились. Машинист потом объяснит начальству, что по рельсам бродил пьяный или была еще какая-нибудь помеха.

На поляне, возле упомянутого монумента с надписью “Йенский”, группу встречает некто Теодор. По лесу он выведет всех на дорогу. Там ваших попутчиков ожидает уже знакомый КамАЗ, ну а вас на автомобиле доставят в городок Лудзь, где вы, конечно, начнете действовать согласно вашим собственным планам. Тем самым со стороны нашей ассоциации будет достигнуто стопроцентное выполнение обязательств.