«Наверное, чуть больше пятнадцати», — подумала Спарта, — «ты, должно быть, хотела поставить опыт на человеке, но решила все-таки начать с шимпанзе».

…Возможно, вы слишком молоды, чтобы помнить то время, инспектор, но это были славные дни для неврологии, здесь и в исследовательских центрах повсюду. С помощью новых искусственных ферментов и запрограммированных самовоспроизводящихся клеток мы научились восстанавливать поврежденные участки мозга и нервной системы по всему телу… останавливать болезнь Альцгеймера, Паркинсона, бороться с множеством других заболеваний. Восстанавливать зрение и слух практически всем пациентам, у которых были локализованные нейрофизические повреждения. Паралич из-за травмы спинного мозга. Перечислять можно долго.

— Прогресса на всех этих фронтах удавалось достигать без проблем?

— В большинстве случаев пациенты, или их опекуны, давали согласие. — Риск был невелик, а выгода очевидна. А остальное, как говориться, было делом техники. Но были области где проблемы возникали.

— Например?

— Более тонкие улучшения. Восстановление утраченной памяти, исправление некоторых дефектов речи, некоторых нарушений восприятия. Мы обладали очень мощными неврологическими инструментами, но не обладали достаточными знаниями об организации самого мозга. К тому же этические проблемы.

— Ну конечно, вы же не могли экспериментировать с людьми.

— Некоторые из наших исследователей не хотели экспериментировать даже с высшими приматами.

— Но не ты

— Я уверена, что вы слышали много историй об Индии, инспектор. Может быть, вы слышали о Джайнах, которые подметают перед собой землю, чтобы не наступить на блоху? Ну, а я давлю комаров, даже нарочно.

На мгновение красные губы Сингх растянулись в улыбке, и ее белые зубы блеснули. Спарте она напоминала больше индуистскую Кали, чем мирных джайнских божеств.

— Но я питаю здоровое уважение к жизни, и особенно к ее наиболее развитым формам, — продолжала Сингх. — Сначала мы исчерпали возможности компьютерного моделирования — именно из этого исследования, кстати, возникли многие современные органические микро-суперкомпьютеры. Параллельно мы продолжали нейроаналитическую работу над видами, отличными от приматов, — крысами, кошками, собаками и так далее. Но когда, дело дошло до более тонких вопросов, о которых я уже упоминала, — вопросов языка, чтения, письма и запоминания речи, — ни один другой вид, кроме приматов, не смог бы заменить человека.

Сингх заменила голограмму на другую.

— Наш первый объект — детеныш шимпанзе Молли, двигательное расстройство. Бедняжка не могла даже прижаться к матери. В дикой природе она и суток бы не прожила. Я без колебаний ввела ей смесь органических наночипов, для устранения этой проблемы и попутно провела эксперимент на речевом аппарате, коррекция была минимальной, и мы позаботились о том, чтобы она были безболезненной.

Результаты были поразительные, скоро ее нельзя стало отличить от других детенышей шимпанзе, а меня она назвала «мама», когда я просто протянула руку и дала ей пищевую таблетку. Была преодолена пропасть между нашими видами.

Глаза Сингха блестели в тусклом свете лампы. Спарта промолчала.

— Оглядываясь назад, я думаю, что именно в этот момент я задумала ПУМК, программу улучшения межвидовой коммуникации, — Сингх нахмурилась. — Между прочим, я ненавижу термины «супершимп» и «шимп», — хмурый взгляд исчез, но выражение ее лица оставалось бескомпромиссным. — Наши первые выпускники, вся восьмерка были готовы к испытаниям год спустя. Все подробности есть в протоколах.

— Однако там нет ни слова, почему была свернута программа. Такого протокола нет.

— Для меня самой это не совсем ясно. После того, как все наши выпускники погибли при катастрофе «Королевы Елизаветы» просто прекратилось финансирование ПУМК. Почему? Это большой вопрос.

— Я не нашла записи о смерти шимпанзе по имени Стег.

— Стег? — Сингх внимательно посмотрела на Спарту. — Я вижу, вы внимательно ознакомились с документами.

Немного помолчав, и видимо прейдя к какому-то решению, она продолжила:

— Инспектор, я должна вылететь в Дарджилинг, как только закончу нашу беседу. У меня здесь неподалеку свой санаторий. Это на территории фамильного поместья. Не хотите ли быть моим гостем сегодня вечером? Я думаю, вам будет интересно познакомиться со Стегом. Последним из так называемых супершимпов.

— Все, что ты помнишь о той ночи, является правдой, — сказал Командор, — за исключением того, что в вертолете была она. Это внушение, фальшивая память.

— А как насчет парня, который меня связал? — Спросил Блейк.

— Он был настоящим. Ты почти сбежал. Вылетел из окна, атаковал вертолет. Полная неожиданность. Если бы у парня в «Снарке» не была наготове инъекция, ты мог бы устроить нам неприятности.

Они шли рядом, бок о бок, через лес, утесы на берегу Гудзона едва виднелись сквозь деревья. От дыхания изо рта вылетал пар. Вокруг полыхала осень. Вышли на опушку, через широкую, уже побуревшую лужайку, подошли к особняку. Вот окно Эллен, разбитое Блейком при попытке к бегству, видна свежая замазка.

— Эллен помогла мне забраться в вертолет, а потом она же — из шприца-пистолета. Говоришь, что это фальшивая память. Такое возможно?

— С недавних пор.

— А можно стереть, то что… Вернуть мне правду?

— Боюсь, что нет. — Командор рассмеялся одним резким выдохом. — Если хочешь, мы могли бы рассказать тебе версию того, что ты мог бы вспомнить, если бы мы не справились с тобой. Это было бы так же фальшиво.

— Нет, не нужно.

— Это вызывает интересные вопросы, не так ли?

— Например, вспомню ли я завтра этот разговор?

— Ну, и другие тоже.

— Зачем ты мне все это рассказал? Ведь ты добился своего — убрал меня с дороги?

— Ты опасен, вон что натворил, — Командор кивнул в сторону дома — пластик покрывал обуглившееся крыльцо, велись работы у гаража. — И ты узнал о Саламандре.

Блейк кисло рассмеялся. — А какая разница? Ты можешь переписать последнюю неделю моей жизни… стереть весь этот хаос.

— Я хочу, чтобы мы не были врагами. С нашей точки зрения ложь была оправдана до того, как ты узнал о Саламандре… а Эллен потом тебе все бы рассказала.

— Она в этом замешана?

— Она бы не согласилась, Редфилд, ты же ее знаешь. Мы не спрашивали. Потом, когда она услышала наши доводы, она согласилась.

Блейк сердито покачал головой. — Я не знаю, как вы, ребята, решаете, где провести черту. Играть в Бога…

— Мы не боги. Мы не смогли бы переписать последнюю неделю твоей жизни, даже если бы захотели. Час или два, если что, если больше, то произойдет беда.

— Откуда ты это знаешь?

— Не мы изобрели эту технику, Редфилд, — резко сказал он. — Это они.

— Но вы их используете. Результаты их экспериментов.

Не желая оправдываться, Командор не стал продолжать разговор в этом направлении, а вернулся немного назад:

— А насчет «стереть весь этот хаос», это не просто вот почему: человеческая память не в одном месте, она распределена по многим отделам мозга. Тебе придется поговорить об этом с нейро-специалистами, для меня это слишком сложно. Я практик и знаю, что легче вычеркнуть то, что кто-то слышал или читал, чем то, что он видел. Еще труднее вычеркнуть что-то связанное с тем, в чем он непосредственно принимал участие.

— И ты считаешь себя в праве на это?

— Я не виню тебя за то, что ты плохо о нас думаешь, Редфилд, но нам нравится верить, что мы хорошие парни. Поэтому мы не убиваем других хороших парней. Мы не держим в заложниках их друзей и родственников. У нас с тобой только два варианта. Первый — ты даешь честное слово, что нас не предашь. Ну?

Для Блейка это стало сюрпризом. Подумав, он покачал головой:

— Не пойдет. Если они поймают меня, станут пытать… или наркотики… Или заберут Эллен или моих родителей…

— Хорошо, что ты не переоцениваешь себя, но я все равно поверю тебе на слово.