Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сначала, конечно же, баня, причем по полному кругу, а это надолго. Но нужно счистить не только грязь, — которая могла святотатственно покрыть тело наложницы со времени предыдущего омовения, ведь оно было сразу после завтрака, а сейчас уже вон и полуденный намаз прошел! — но и удалить все лишние волосы, а также старую загрубевшую кожу, а с этим спешить ни в коем случае нельзя! Чуть поторопишься — и останутся безобразные красные пятна или уродливые прыщики, а кожа хорошей наложницы должна быть гладкой, как шелк, это все знают. К тому же — мыло… Сегодня нельзя было схватить первый попавшийся под руку кувшинчик, следовало сперва узнать доподлинно, какие ароматы предпочитает Осман, а какие он терпеть не может, чтобы не испортить все впечатление в первый же миг.

Тут опять помог Гиацинт — подсказал ни в коем случае не использовать то, что содержит тимьян. Поскольку собственными ушами однажды слышал, как шахзаде сказал, поморщившись, что тимьян воняет тухлой рыбой. И эта подсказка была как нельзя более кстати — ибо тимьян, наряду с пачули и вытяжкой из цветов иланг-иланга, как раз таки и входил в большинство особых мыл и масел, предназначенных для предложных омовений. Сами гедиклис их туда усиленно и втирали, потому что все калфу в один голос утверждали — нет более верных средств для привлечения и удержания на должной высоте и крепости мужского желания.

Пришлось отбросить большую часть уже выбранных мыл и притираний и ограничиться самым простым, с лепестками бхьянти — их аромат не вызывал у Османа неприятных чувств, тот же Гиацинт собственными ушами слышал, что букеты именно из этих цветов ежедневно меняют в покоях Османа, и шахзаде ни разу не высказал неудовольствия и не предложил заменить простоватые цветочки чем-либо более изысканным и подобающим. Напротив! Иногда он даже соизволял их нюхать и улыбаться. так что насчет бхьянти Хадидже тоже могла быть спокойна.

Впрочем, насчет полного спокойствия Хадидже, конечно же, лукавила, причем лукавила скорее сама с собой. Как бы ни была она уверена в собственной неотразимости и умениях, как бы ни надеялась на поддержку богини и предопределение Аллаха, но сердце стучало в груди пойманной птичкой. Сегодня самая важная ночь в ее жизни — и надо быть самой красивой, самой умелой, самой невинной…

Хадидже давно догадалась, почему папа-Рит не позволил ей пройти ритуальную дефлорацию, которую проходили все уличные танцовщицы, да и многие простые женщины Калькутты, чтобы не раздражать своих мужей в первую брачную ночь слезами и криками боли. Но маленькой Шветстри не разрешили сесть на вытянутую голову каменной храмовой статуэтки, чей головной убор подозрительно напоминал вздыбленный мужской жезл. В Дар-ас-Саадет свои правила и свои ритуалы, и наложница будет считаться навек опозоренной, если во время первого призыва на ложе ритуальный белый коврик не будет запачкан ее кровью. И можно сколько угодно удивляться тому, что кровь, та самая кровь, которую так сложно отстирать от ткани, особенно белой — является символом чистоты. Но в чужой храм не ходят со своими танцами, и папа-Рит это знал ничуть не хуже Щветстри. Хитрый папа-Рит уже тогда думал продать ее подороже и берег. Как умел.

Конечно же, она волновалась. И еще как!

Однако первая ночь с Османом оказалась вовсе не такой страшной, как Хадидже опасалась. Боли она почти не заметила — так боялась сказать или сделать что-нибудь неправильно, оскорбить взор или слух шахзаде, оттолкнуть собственное счастье. Возможно, именно это ей и помогло — нервничая весь день, к вечеру Хадидже впала в состояние, близкое к танцевальному трансу, когда душа словно бы воспаряет над телом и со стороны наблюдает, а тело действует будто бы само по себе. Тетя Джианнат говорила, что ритуальный транс перчатки выглядит точно так же — тело действует словно бы само по себе, ведомое только лишь волей богини.

Вот и сейчас получилось так, что Хадидже зря боялась — тело само отлично знало, что делать, быстро вошло в привычный почти танцевальный ритм. А потом все накрыло волной жгучего наслаждения, и Хадидже впервые в жизни поняла, какое же это счастье — быть не просто перчаткой, а перчаткой надетой. Натянутой на чужую волю. Наполненной биением чужой жизни, чужим желанием и наслаждением. Наполненной до краев. До самых-самых потаенных глубин. До невозможности удержать рвущиеся из горла хриплые крики восторга. До полного растворения в том, что тебя наполняет…

В том, кто тебя наполняет.

Чтобы и потом, когда закончится время наложных утех, продолжать жить его интересами, его целями, его смыслами. Наверное, высший пик служения богине ощущается именно так, и Хадидже была бы счастлива, если бы богиня ее призвала, но пока призыва нет и нет цели, ради которой перчатку могла бы до самых глубин наполнить воля богини, волей Аллаха ее наполняет шахзаде Осман. Богиня должна быть довольна.

Так что да, Хадидже было о чем думать и на что обращать внимание, кроме услужливого Гиацинта. Тем более что Осману она, пожалуй, понравилась даже слишком сильно, и пришлось приложить немалые усилия, чтобы перенаправить хотя бы малую толику его внимания на Мейлишах и Ясемин. А ввести и их тоже в его гарем было необходимо, это Хадидже понимала и без подсказок богини. Не каждой Хадидже достается в мужья пророк Мухаммад, мир ему, лучший из людей, верный своей единственной жене до самой ее смерти. А верные соратницы нужны каждой. И лучше, если выбранные твоим мужем жены будут как раз из таких верных соратниц, а не глупых тварей вроде Фатимы, готовых нагадить тебе даже не ради собственной выгоды, а просто по внутренней подлости мелкой душонки. Может быть даже и себе тоже во вред, но лишь бы нагадить!

И у Хадидже получилось! Волей Аллаха и при помощи богини, конечно, но получилось.

Ясемин, правда, не удалось подняться выше икбал, ее робость и слезливость пришлись Осману не по душе, а вот Мейлишах справилась отлично, и теперь Осман посылал за нею чуть ли не чаще, чем за Хадидже, и об этом уже даже начинали перешептываться. Наверное, Хадидже стоило бы проявить большую осторожность или начать волноваться… И она бы, наверное, начала. Если бы это была не Мейлишах.

Это именно Мейлишах обратила внимание Хадидже на странное поведение Гиацинта. Хадидже присмотрелась и поняла — да, действительно, никому из прочих наложниц так не прислуживают. Даже хасеки. Не то что вчерашним икбал — персональных евнухов не имеют даже кадине, уважаемые матери султанских сыновей!

Да что там — у самой валиде, Халиме-султан, и то нет таких личных евнухов, ей прислуживают три старые наложницы Мустафы, каждая из которых стремится стать хазинедар, единственной доверенной прислужницей, раз уж не удалось родить султану сына и закрепить за собой статус кадине, статус хазинедар ничуть не хуже, а в некоторых отношениях так даже и лучше — во всяком случае, когда речь идет о Мустафе.

Стало понятно, что евнух не просто так вертится рядом — в Доме Счастья никто и ничего не делает просто так, все преследуют свои цели. Вот и у Гиацинта тоже наверняка имелась своя тайная цель. И он не стал плести завесу из хитрых слов, пряча ее от Хадидже, когда та открыто подступила к нему с прямым вопросом.

Гиацинту нужен был еще один урок массажа. А лучше — несколько.

Это было понятно, папа-Рит тоже так долго терпел тетю Джианнат только за ее золотые руки, и не выгонял, хотя она и была уже старая. Только вот Гиацинт оказался намного умнее папы-Рита, хотя и моложе был. Он хотел быть не глиной в умелых руках, не обучающим пособием — он хотел быть учеником. И научиться сам. И не только массажу “ночных удовольствий”, про которые Хадидже подумала сразу. как только прояснилась цель хитрого евнуха, но и тому, что назывался “ноги как перышко”. И даже именно массажи вечерних расслаблений и избавлений от боли интересовали его в куда большей степени, чем ночные, которые с удовольствиями.

Умный евнух был этот Гиацинт.

Сказал, что восхищен умением Хадидже, сказал, что пробовал повторить то, что запомнил с того урока — но у него почти ничего не вышло. А он очень хочет, чтобы вышло. И ради этой цели он готов и дальше угождать новоиспеченной хасеки.

26
{"b":"886321","o":1}