Но ведь султан — по сути такой же зритель, как и все остальные…

Парадная «писаная красота»? Выбросить из головы, нет времени. Будничная подкраска? Теплее, но тоже выбросить, Кёсем уже дошла до стены и громко хлопнула по ней ладонью, отмечая первый поворот. Не успеть.

Значит, работаем «внезапный визит раджи».

На памяти Шветстри такое с труппой случалось всего дважды, но тетя Джианнат натаскивала упорно, ибо раджа потому и назван внезапным, что его появление никак нельзя предугадать заранее и подготовиться. Остается лишь сделать лучшее из того, что имеем. И как можно быстрее, ибо раджа ждать не любит.

Минеральные белила-аксырлар?

Отпадают! Слишком долго.

Немножко крахмальной пудры-нишасты на кончик кисточки, растереть со щепоткой мягкой охры — совсем чуть, только на лоб, нос и подбородок, чтобы пригасить жирный блеск кожи.

Баночка с аллик? В сторону! Румяна надо накладывать медленно и аккуратно, и растушевывать по краям. А иначе будешь выглядеть, словно торговка рыбой, пытающаяся выдать себя за жрицу Лакшми. Несколько быстрых энергичных щипков за кожу на скулах — и вот уже щеки горят от прилившей к ним крови, и никаких румян не надо.

Отлично!

Кёсем дошла до противоположной стены учебной комнаты и хлопнула по ней ладонью. Слева кто-то охнул, справа звонко разбилась о каменный пол уроненная кем-то миска, но Кюджюкбиркус не повела и глазом ни влево, ни вправо — некогда! Тут каждая сама за себя. Со своим заданием справиться бы. Быстро растирая чернильной палочкой на глиняном черепке почти чистую сурьму, она одновременно грызла губы — не от нервов, для красоты. Впилась острыми зубками в нижнюю, сжала раз-другой, потом несколько раз куснула и верхнюю.

Превосходная замена помады, когда работаешь «внезапного раджу» и времени нет совсем. Искусанные губы краснеют и припухают — то, что надо. Больно, конечно, но выглядят соблазнительно, а это сейчас главное.

Третий хлопок!

Некогда.

Теперь глаза…

Римель, которым обычно красят ресницы — в сторону! Некогда. Коричневая сепия — тоже, она не такая контрастная, без накрашенных ресниц лицо будет казаться плоским. Значит — широкая полоса по верхнему веку сурьмой на твердом бараньем жире, как раз очень удачно замешала, на миндальном масле слишком жидкая, не успеть правильно нанести. Сурьма — обязательно, пророк подводил ею глаза каждый день по три раза, и всем правоверным заповедовал. Любая женщина знает и умеет готовить пять-шесть разных составов сурьмы, каждый для своей определенной надобности. У Кюджюкбиркус под рукой сейчас три, но пригодятся лишь два. Второй — исмид-куджал, сухой серебристо-серый порошок, им мазнуть по верхнему веку. Один глаз готов. Отлично…

Четвертый хлопок!

Со вторым глазом всегда сложнее — неудобно держать палочку, неудобно вести рукой, все неудобно… готово! Вытереть испачканную руку…

Пятый хлопок.

Кюджюкбиркус последний раз куснула губы и растянула их в самой радостной улыбке, на какую только была способна, буквально вся устремляясь в сторону входа, рядом с которым стояла Кёсем. Кёсем же обводила мрачным взглядом гедиклис, замерших по пятому хлопку, и взгляд ее не предвещал ничего хорошего тем, на кого падал.

— Что ж, — сказала Кёсем, немного помолчав, — султан к вам пришел… но будет ли он доволен? Ясемин! Посмотри на себя, покажись подругам и честно ответь — будет ли доволен тобою султан?

Ясемин всхлипнула.

Кюджюкбиркус скосила глаза — и с трудом удержалась от глумливого фырканья: тем, что успела сотворить с собой несчастная Ясемин, султан мог бы остаться доволен лишь в том случае, если бы оказался он слеп на оба глаза. Толстый слой жирных белил превратил ее лицо в плоскую непропеченную лепешку, неоконтуренные и казавшиеся от этого лишенными ресниц глаза выглядели двумя влипшими в тесто тараканами. Брови нарисовать она тоже не успела, а вот помадой воспользовалась — хотя лучше бы, видит Аллах, не успела бы и ею тоже! Ибо сейчас вместо красиво очерченных алым губ по низу непропеченной лепешки ее лица расплывалось багровое бесформенное пятно, от носа до подбородка. Хороша красотка, нечего сказать! Истинная услада для глаза. Во всяком случае — для глаза Кюджюкбиркус. На таком фоне будет не так уж и сложно показать себя во всей красе. Это Кюджюкбиркус удачно сделала, что не стала отодвигаться.

— А теперь посмотрите на Джелайн и Йилдиз — и поучитесь, у них почти получилось накрасить друг друга. Они достойные бусины в ожерелье для будущего султана.

Кюджюкбиркус посмотрела ревниво — и сморщилась: тоже мне почти получилось! У Йилдиз не подведены нижние веки и нет стрелочек, у Джелайн только левая бровь нарисована и стрелки кривые, левая вниз, а правая вверх, чуть ли не на лоб залезла. Вот же косорукие! А Кёсем их хвалит. Ну, если Кёсем хвалит даже их — Кюджюкбиркус точно прошла испытание с блеском! Лучше всех. Или все-таки не всех?

Стараясь не слишком заметно вертеть головой, Кюджюкбиркус быстро осмотрела соперниц, и сердце ее екнуло. Нергиз! Не зря она так опасалась именно этой гедиклис, слишком умной, слишком понятливой, слишком шустрой, слишком… похожей на саму Кюджюкбиркус! Да к тому же удостоенной первого гаремного имени — в честь цветка с белоснежными лепестками и золотой сердцевиной-короной. Кожа Нергиз — белее карахского мрамора, а потому она не стала пользоваться пудрой и смогла потратить все отведенное на испытание время на подводку глаз, стрелки и тени на веках; и как бы ни хотела Кюджюкбиркус сказать, что у нее ничего не получилось, но не могла она сказать этого, не покривив душой. Если и есть в этой комнате соперница — то это Нергиз.

А между тем Кесем еще раз внимательно осмотрела гедиклис, задержав взгляд на Кюджюкбиркус, пожалуй, чуть дольше, чем на прочих, качнула головой, словно сама с собой соглашаясь или споря, и… вышла. Так ничего больше и не сказав. Выглядела она при этом не слишком довольной, а главное, когда смотрела она на Кюджюкбиркус, странным был ее взгляд. Не полным заслуженной похвалы, не одобрительным, что было бы вполне понятно — разочарование и досада светились в нем.

Как же так? Ведь Кюджюкбиркус справилась! Точно справилась!

Или... нет?

Вошла строгая калфу, начала распекать лентяек, отлынивающих от дел, раздавать щедрые розги налево и направо. Кюджюкбиркус повезло — ее руки оказались куда умнее головы, и пока мысли метались растерянно испуганными пичугами, руки сами схватили ступку и пестик, продолжили перетирать кхоль-исмид, ведь всем известно, что порошок никогда не бывает мелким настолько, чтобы его невозможно было измельчить еще больше, хотя бы на чуточку.

Калфу, проходя мимо Кюджюкбиркус, лишь покосилась неодобрительно, посопела носом, но ничего не сказала и наказания не назначила. Кюджюкбиркус ее почти и не заметила, руки работали сами, отдельно от головы.

Что же она сделала не так? В чем ошиблась?

Или Кёсем совсем ослепла? Или Аллах повредил ее разум? Ведь не могла же она не заметить достоинств Кюджюкбиркус, ее расторопности, умелости, ее красоты, особенно на фоне остальных неумех! Тем более что совсем рядом сидели две главные неумехи, подружки так называемые, Мейлишах с Ясемин, они и так с красками не сказать чтобы очень ловко управляются, чуть ли не каждый день

дополнительные задания получают, а сегодня еще и перенервничали…

Мейлишах с Ясемин. Подружки. Как Джелайн и Йилдиз, бусины в ожерелье будущего султана…

Понимание обрушилось на затылок, словно удар набитой песком подушкой — мягко, но оглушающе, Кюджюкбиркус даже чуть ступку из рук не выронила. Вот оно! Как же она могла забыть про ожерелье! Глупая, трижды глупая Кюджюкбиркус, как она могла забыть, что Кёсем не выделяет одиночек! А еще Нергиз опасалась… да Нергиз — не соперница перед глазами Кёсем именно потому, что слишком хороша!

Может быть, появись в учебной комнате султан или шахзаде — опасность бы существовала, они могли бы выбрать и Нергиз, но они и Кюджюкбиркус бы наверняка тоже выбрали — они, но не Кёсем! Это султану или же шахзаде может показаться интересным поиграть и с отдельной бусиной из своего ожерелья — но никак не Кёсем, она возьмет лишь связку. А связки-то и нет! Глупая бусина захотела выделиться, стать самой красивой, радовалась тому, что другие в грязи запачкались — и в итоге сорвалась с нитки и сама же в грязь и упала.