Из всех причастных к созданию альманаха арестован был только один Щербаков: он предусмотрительно организовал все дело так, что привлечь к уголовной ответственности можно было лишь его одного. С остальными "разобрались" привычными методами. Виктор Ерофеев и Евгений Попов были тотчас же исключены из Союза писателей, Сергей Потапов уволен с работы; все рукописи Евгения Велтистова и Мориса Симашко, принятые в различных издательствах и журналах, были сразу же возвращены авторам. Ничего не могли сделать с Филипом Диком, зато переводчице И.Гуровой мелко отомстили: сделанный ею по договору с издательством "Мир" перевод "Опрокинутого мира" Кристофера Приста, уже одобренный редакцией, был без объяснения причин отвергнут. По слухам, госбезопасность была особенно зла на обманувшего ее автора "Омона Ра", и, памятуя предупреждение Юрия Андропова, Виктор Пелевин на несколько лет исчез из Москвы.
Особой экзекуции был подвергнут Донат Быков, член кургузовской Секции и, стало быть, настоящий изменник. Чтобы неповадно было другим, поведение Быкова решено было обсудить на расширенном заседании Президиума Секции. Друзья уговаривали Д.Быкова не ходить на судилище, но у того были крепкие нервы - и он выслушал всё сполна. Через десять лет в предисловии к репринтному переизданию "Лунариума" Донат Быков поделится своими впечатлениями: "Присутствовала вся Секция, от мала до велика. Члены Президиума сидели за длинным столом и возмущенно шевелили руками: казалось, копошится множество змей. В середине председательского стола сидели Степан Кургузов, Владислав Понятовский и Юрий Бондарев. Бондарев не произнес ни слова, но свое негодование, выражал мимикой - то за лоб схватится, то руки возденет. Главным спикером был Понятовский. Вопросы были обычные, гнусные: как додумался до такого мерзостного дела? понимаю ли, какой ущерб нанес авторитету и Секции, и всей страны? как отношусь к тому, что мое имя используется на Западе реакционными кругами? Щербакова называли "агентом-провокатором", "ловцом душ", говорили, что у него счет в швейцарском банке и уже оформленная виза на выезд в Израиль..." Сам рассказ Быкова, включенный в альманах, был аттестован однозначно: "Это мусор, а не научная фантастика, что-то близкое к графомании" (слова С.Кургузова). Ожидалось, что автор покается, после чего его всё равно исключат из Секции за дискредитацию высокого звания писателя-фантаста. Автор, однако, не покаялся, а сам выложил на стол заявление о выходе из Секции. Это сценарием не было предусмотрено. Поэтому в отчете, опубликованном многотиражкой "Московский литератор", так и остались слова "единогласно исключен из рядов".
Как видно, "Лунариум" взбаламутил основательно застоявшееся болото советской фантастики. Горячо осуждая на словах "это возмутительное безобразие", многие члены Секции вынуждены были сами так или иначе корректировать свое видение привычной темы. После "Лунариума" писать так же, как прежде, не изменившись ни на йоту, было просто невозможно. "Вражеская выходка", по крайней мере, давала направление к выходу из застойного тупика. Поэтому в начале 80-х в повестях и романах законопослушных членов Секции ("Алмазы Преисподней" К.Рублева, "Вернись! Вернись!" А.Осипова, "Лунная морозная ночь" С.Некрасова и других) можно уже встретить некоторые, достаточно робкие, мотивы, впервые возникшие в "Лунариуме". Даже сам Степан Кургузов в своих мемуарах позже вынужден был признать: "Мы их (т.е., создателей альманаха - Р.К.) задавили числом, но не победили. Та литература, которой мы посвятили всю свою жизнь, начала разрушаться изнутри..."
Пожалуй, Кургузов преувеличивал - в начале 80-х Секция еще была достаточно сильна и сплочена. Необратимые изменения начали происходить несколько позже, со второй половины 80-х, и вот тогда остановить их уже не смог бы никто.
