Таким образом, первый претендент был явлен. Им стал тридцапятилетний прозаик Аристарх Обольяни-нов[1] ,
Роман "Красная Луна", столь увлекший В.И.Ленина, довольно прост по сюжету и несколько напоминает романы Берроуза из "венерианского" цикла. Поскольку содержание книги хорошо известно, напомним его только очень конспективно. Главные герои романа - академик Воронцов и его дочь Анна отправляются в научную экспедицию на Луну; их цель - проверить наблюдение Пулковской обсерватории, зафиксировавшей непонятные изменения видимой части лунного ландшафта и какие-то красноватые блики на поверхности. Сам процесс путешествия "в стальном цилиндре высотой около двух десятков метров" автор представил мельком и достаточно наивно, с научной точки зрения (даже по тогдашним меркам). Впрочем, главные события разворачиваются не по пути, но по окончании путешествия. На Луне действительно неспокойно: идет затяжная война между двумя государствами, Иллом и Воту, война с применением "радиевых бомб" и "умерщвляющих газовых смесей". Причем, все старания Хельга, единственного сына престарелого правителя Илла, прекратить бойню, оканчиваются лишь тем, что сам Хельг схвачен, обвинен в "предательстве нации" и вот-вот должен быть казнен. Подобная же участь ждет Рами, бывшего соратника главного жреца государства Воту, который, со своей стороны, пытался договориться с Хельгом, а потому тоже обвинен в измене. "Стальной цилиндр" с землянами появляется на Луне за два "оборота светила" (тамошняя мера времени) до казней, уже в ту пору, когда Хельг в медной клетке ожидает своей участи на главной площади Линна, столицы Илла. По всем законам жанра, Анна влюбляется в приговоренного Лунного Принца и убеждает отца помочь "селенитам, которые не хотят остаться без будущего...". Несколько динамичных эпизодов "превращения империалистической войны в гражданскую" (говоря словами В.И.Ленина) прописаны довольно шаблонно, в строгом соответствии с большевистскими доктринами, но именно они как бы искупали в глазах придирчивого читателя 20-х и тем более 30-х годов обостренное внимание автора к любовной линии романа.
Образ Анны не совсем обычен как для самого Обольянинова (конечно, это не Смуглая Чи и не буколические поселянки из "помещичьих рассказов"), так и для всей последующей советской "лунной эпопеи" (20-х - середины 80-х). В фантастической литературе женские образы - большая редкость, а полнокровные и убедительные женские образы - вообще редкость небывалая (исключение составляет разве что героиня "Луны с правой стороны" С.Малашкина). В Анне Аристарха Обольянинова читателя привлекает и поражает странное сочетание видимой хрупкости, незащищенности и какой-то поистине нездешней, "спартанской" воли, целеустремленности, почти визионерского осознания собственной правоты, в жертву которому героиня готова принести неизмеримо много. Восхищаясь "революционной убежденностью" Анны, критики 20-х не заметили - или сделали вид, что не заметили, - важного момента: гражданская война на Луне могла бы быть куда более короткой и менее кровопролитной, если бы для Анны Воронцовой на первом месте и впрямь стояла задача "дать свободу угнетенным жителям вечного спутника Земли" (Н.Гроссман-Рощин), а не завоевать расположение довольно анемичного Лунного Принца. В "лунно-земном" тандеме Анна-Хельг сам Принц оказывается ведомым, в то время как дочь академика становится главным "нервом" локальной битвы за любовь Хельга (для селенита любовь к кому-либо, помимо членов вима - разновидности государственно-родового клана - есть табу еще более страшное, чем прямой бунт против отца). Читая заключительные страницы "Красной Луны", не одна рабфаковка в 20-е обливалась слезами: восстание победило, но гибнет Хельг, гибнет академик Воронцов, тяжело ранена сама Анна. Красный цвет Луны, обозначенный в заголовке романа, - одновременно и цвет треугольных вымпелов победивших "революционных селенитов", и цвет крови всех главных героев произведения. По следний, "оптимистический" абзац (радиограмма предсовнаркома, поздравляющая восставших с победой), выглядит безусловно фальшивой нотой, вымученной индульгенцией, необходимой для возвращения в Советскую Россию. Кстати, позднее Обольянинов неоднократно предпринимал попытки заново отредактировать роман, снять несколько явно пропагандистских эпизодов, убрать ходульный финал. Однако все его просьбы разбивались о непоколебимую уверенность чиновников Агитпропа в том, что "трудящиеся привыкли именно к такому виду книги, и было бы политически ошибочным обманывать их ожидания..." (эту фразу, как пример ответов подобного рода, не без горечи приводил сам. Обольянинов в письме к Михаилу Пришвину). И все же ценность "Красной Луны" несомненна: первый советский научно-фантастический роман был написан увлекательно и талантливо, а потому так или иначе остался читаемым и во времена более поздние.
Группа "Красный Селенит", вне всяких сомнений, вышла из романа Аристарха Обольянинова - точно так же, как "натуральная школа" русской классики "вышла из гоголевской шинели". Любопытно, однако, что формальная принадлежность Обольянинова к новой группировке (принадлежность, которая многими историками литературы считается само собой разумеющейся даже до сих пор), на самом деле не имела места. И, если вдуматься, просто не могла иметь место. Для идеолога "селенитов" имя Обольянинова, окруженное положенным пиететом, должно было стоять чуть в стороне - точь-в-точь, как в придуманной гораздо позднее конструкции типа "и-примкнувший-к-ним-Шепилов". И Лежнев, и сам автор "Красной Луны", прекрасно понимали, что вызывающе "непролетарское" происхождения графа Обольянинова может сделать (поначалу и делало) уязвимым для критики многие дальнейшие шаги группировки, препятствовать усилению ее влияния. Вероятно, некое джентльменское соглашение было заключено между Обольяниновым и Лежневым еще в 1921 году и, как показывают дальнейшие события, исправно выполнялось и тем, и другим. (Даже в конце 30-х, когда уже Обольянинову предлагали "осудить и заклеймить" некоторых своих бывших единомышленников по "КС", ставших "троцкистско-бухаринскими выродками, наймитами иностранных разведок", писатель каким-то образом сумел отмолчаться.) В 20-е годы, таким образом, Аристарх Обольянинов, фактически солидаризуясь с "селенитами", не подписал ни одной их декларации, а во всех печатных выступлениях группировки принимал участие на правах "попутчика, осознающего правоту идеологии победившего пролетарского государства". Такое двусмысленное положение "советского Жюль-Верна" вызывало злую издевку критиков, могущих похвастать разве что безупречной анкетой. Николай Чужак, например, писал в 1922 году про "бархатный шнурок, прибитый ржавым гвоздем к крупу фанерной лошадки". Мих.Левидов уверял своих читателей, на примере автора "Красной Луны", что "мелкобуржуазная и выродившаяся дворянская интеллигенция потеряла надежду достичь своих идеалов на Земле и земными средствами", а поэт Александр Жаров однажды посвятил Обольянинову такие вот строки:
