Может, и можно было тихонько мимо протиснуться, все-таки площадь большая, и все же инстинкты мне подсказывали, что любой, кто происходящее столь демонстративно проигнорирует, покажется подозрительным. А я сейчас скорее маргинальный элемент для стражи. Что, если подойдут и потребуют документы?

Интересно, а тут вообще есть что-то вроде паспорта, или нет? Почему-то об этом я не удосужилась спросить ни у Кафизы, ни у Кирьяны.

Чтобы не торчать одиноким тополем у всех на виду, я направилась, куда и все, но расположилась ближе к зданию в тени. Отсюда тоже было все видно и слышно.

Тем временем стражники установили на специальный каменный постамент клетку, и вот тут я снова остро ощутила дыхание средневековья, ведь внутри этой клетки кто-то был!

– За пособничество нирфеатам приговаривается… – принялся поставленным голосом вещать глашатай в пышной одежде, вроде дублета.

Он еще долго и витиевато изъяснялся, но вся его речь сводилась к тому, что несчастной «пособнице» впаяли пять дней позора на площади, а после заключение и казнь!

Казнь! Коротко и ясно, блин!

От этой сцены у меня даже во рту пересохло и стало дурно, а есть, напротив, перехотелось. А, может, еще и от сладкого кренделя? Уже и не знаю. Осадок на душе остался больно гадкий. И мысль нехорошая посетила: «Что если и меня этой самой «пособницей» признают?»

Мне мало что известно о местных реалиях, только те крохи, которые поведала Кафиза. Из-за этого я выгляжу подозрительно по местным меркам. Пришибленная жестокой реальностью я не сразу осмелилась выйти из своего укрытия, даже когда отряд стражи бодро утопал. Постепенно и толпа вокруг клетки рассосалась, налюбовавшись на обвиняемую.

Остался только один патрульный, да и тот предпочел прогуливаться в стороне. Только несколько оборванных мальчишек, пользуясь тем, что взрослые ушли, принялись кричать оскорбления, плеваться в несчастную, а один даже попытался тыкать в клетку палкой. Хорошо хоть широкие металлические пруты не позволяли бросать внутрь камни. Патрульный же не обращал на это безобразие совершенно никакого внимания. Наверное, считал издевательства частью наказания?

Я заставила себя встряхнуться и действовать. Проходя мимо клетки, шуганула пацанов. Патрульный и этого не заметил. Он как раз разговаривал с каким-то мужиком.

– Спасибо!

Голос из клетки оказался неожиданно молодым и женским.

– Не за что… – откликнулась я и замерла на месте, не в силах двигаться дальше.

Покосилась на стражника и, плюнув, подошла ближе. Хрупкие пальчики мелькнули снаружи, когда девушка сделала тоже самое и взялась за решетку. Ее был не слишком хорошо видно, а прутья решетки отбрасывали на грязное лицо полосатые тени, и все же мне кажется, она была довольно симпатичной. Правда, чумазая и одетая в какое-то рванье, но не мудрено. Неизвестно, что ей довелось пережить.

– За что они с тобой так? – спросила я охрипшим голосом, чтобы нарушить повисшее тягостное молчание. – Может, украла что-то особенно ценное или… Убила кого?

Никакое другое преступление на мой взгляд не заслуживало столь сурового наказания, но девушка замотала головой.

– Ты же слышала приговор? Я просто пособница нирфеатов.

Незнакомка горько усмехнулась, и на щеках появились милые ямочки.

– А на самом деле? – зачем-то спросила я.

Почему-то мне казалось, что все это какая-то чудовищная ошибка.

– А на самом деле я просто влюбилась. Приютила под своей крышей того, кого не стоило… Да я и не знала, что он… Он… – По лицу осужденной потекла одинокая слезинка. – Не подозревала, кто он такой на самом деле… Знаешь, я не боюсь умереть! – произнесла она с неожиданной горячностью. – Не боюсь! Пусть мой Линн и нирфеат, но мы были счастливы вместе! Теперь можешь плюнуть мне в лицо, я не обижусь!

Она крепко зажмурилась, гордо подняв подбородок.

– Не стану я плевать!

– Почему? – Часто заморгала девушка.

– Потому что я не плююсь в людей. Это… Это неприлично, – буркнула я. – Так меня воспитывали.

– Ты слишком добрая. – Девушка покачала головой и посмотрела назад через плечо. – Лучше уходи, стражник смотрит. Если заподозрит чего, то и тебя могут пособницей объявить. Пытать станут, пока не признаешься во всем, а потом… Потом будешь сидеть здесь, вместо меня. Здесь всегда кто-то сидит…

– Держись. Может, все еще образуется? Пусть случится чудо, и тебя отпустят!

Хотелось как-то подбодрить девушку, но я не представляла, что говорят людям в подобной ситуации.

– Хорошо бы замок на двери клетки исчез, тогда я бы смогла тихонько улизнуть, и никто бы меня никогда не нашел, – грустно улыбнулась мне несчастная и снова обернулась через плечо. – Уходи же! Нет, стой! Как тебя зовут? Попаду в чертог Дракона Прародителя, поблагодарю его за то, что дал мне несколько минут поговорить с добрым человеком перед смертью.

– Амира, – представилась я.

– Красивое имя…

– А тебя как зовут? – поинтересовалась я.

– Это не важно. Удачи тебе, Амира!

– И тебе. Надеюсь, чудо не заставит долго ждать…

Стражник действительно торопился к нам и уже был довольно близко. Для вида я погрозила пособнице кулаком, на что она понятливо улыбнулась одними уголками губ, и я поспешила по своим делам, не желая сталкиваться с местными правоохранительными органами и не переставая думать об узнице.

Не повезло этой девушке, конечно. Похоже, у них тут инквизиция лютует, или ее местный аналог.

А что? Она мне показалась симпатичной, парень ее наверняка тоже. Может, соседка какая счастью пары позавидовала, вот и навела напраслину? Сколько таких случаев и в нашей истории было, когда людей казнили по наветам злобных соседей? Не думаю, что в Пределах как-то иначе общество устроено.

Я попыталась припомнить, кто такие нирфеаты. Кафиза рассказывала, но тогда я решила, что это народность такая, с которой местные враждуют, а теперь вот склоняюсь, что нирфеаты просто приверженцы иной веры. Когда-то и на христиан гонения шли, а то и сами христиане крестовые походы устраивали. Религия – дело тонкое даже в цивилизованном мире. А мир Пределов мне не кажется таким уж развитым.

Я попыталась припомнить, что сказал глашатай, когда объявлял приговор.

А ничего он толком и не сказал! Только рассыпался в словесных оборотах. Все, что в его речи было важного, легко можно было сократить до «пособничество нирфеатам», и точка. А девочка просто влюбилась в иноверца, не казнить же за это человека?

Так думала я, но здесь в Кирфаронге, похоже, считали иначе. Поэтому и мне стоило быть осторожней и не поддаваться на чары местных красавцев, а то вдруг тоже нирфеатами окажутся.

Я нервно прыснула, ярко представив, как строго спрашиваю у потенциального ухажера: «Веруешь ли ты в Дракона Прародителя и его Тень, отрок?»

Таверну «Веселый Песец» я отыскала сразу. Просто пошла вдоль улицы и через два дома увидела вывеску с узнаваемо нарисованным зверьком, да таким забавным! Я даже остановилась, рассматривая дело рук неизвестного мне художника.

А посмотреть было на что!

Белоснежный песец в фартуке стоял на задних лапах и радушно улыбался гостям клыкастой пастью. В одной лапе он держал большое блюдо, а в другой – деревянную кружку, из которой что-то выплескивалось. При этом песец умудрялся задорно топорщить вверх прямой пушистый хвост приличных размеров.

Не уверена, что нарисовано анатомически верно. Вряд ли настоящий песец смог бы вот так задрать хвост, да еще стоя на задних лапах. Но художник «увидел» именно это, и кто я, чтобы с ним спорить?

Вывеска немного подняла мне настроение, и я открыла дверь таверны с улыбкой. Внутри, как я и ожидала, играла развеселая музыка фольклорной направленности. В зале за грубо сколоченными деревянными столами было полно посетителей. Пахло едой, немного дымом, и сильно чесноком и мясом. Смех, ругань, разговоры. Кто-то требовал подавальщицу, кто-то произносил тост – все это одновременно и перекрикивая друг друга.

Признаться я слегка оторопела и остановилась, но потом решительно направилась к барной стойке, или скорее зоне выдачи заказов, судя по количеству блюд с едой и кружек с выпивкой. Обоняние сраженное запахами пищи и пустой желудок безо всяких намеков советовали мне поскорее найти Мирану.