— Итак, вам известно, кто я. Может, назовете себя, чтобы было честно?

— Думаю, это будет неумно с моей стороны. Но попытка засчитана.

Я заметила у него краешек пачки бумаг:

— Верните их, и я не позову стражу.

— Не ври мне. Погляди-ка, ты дрожишь от страха.

— Пусть мне и страшно, но я гораздо храбрее, чем вы были, есть и будете.

— Конечно, ma chère, продолжай в это верить. Всего хорошего.

— Стойте! — Я бросилась вперед, но наткнулась на нечто прямо перед моим лицом — это оказалась его вытянутая рука. Закашлявшись, я стала отмахиваться от неизвестно откуда взявшихся едких паров. Потом я зашаталась, схватилась за комод, и тут пол накренился и обрушился на меня, превратившись в бурное, безжалостное море. Это было не знакомое мне головокружение, это было нечто новое, чуждое, пугающее. В глазах у меня заплясали цветные полосы.

Спустя долгий мучительный промежуток времени мое зрение прояснилось. Коридор опустел. Все было как обычно, если не считать запаха, который до сих пор обжигал ноздри. Вор исчез.

С колотящимся сердцем я встала на четвереньки, не обращая внимания на подступающее головокружение. Поджав пальцы ног, я принялась обшаривать ковер в поисках того, что могло вызвать у меня такую реакцию, чего-то, что я упустила. Но нащупала только клубы пыли.

— Таня? — Арья стояла на пороге своей комнаты, в руке у нее была свеча, заливавшая коридор слабым светом. Она закашлялась, прочистила горло, ее первые слова прозвучали хрипло. — Мне показалось, я слышала… — Она поставила свечу на столик и подошла ко мне, ступая босыми ногами по ковру. — Ты упала в обморок?

Она помогла мне подняться, пол раскачивался у меня под ногами.

— Здесь был вор. Он знал, кто я… кто мы все, — выговорила я.

Арья окинула взглядом коридор:

— Где же он?

— Он украл бумаги. Я пыталась остановить его, но он… я не знаю, что он сделал, но он прижал что-то к моему лицу — может быть, какой-то пузырек. И запах… — Когда я произнесла это вслух, собственные слова показались мне полной нелепицей. — Думаешь, я сошла с ума?

Арья снова взяла свечу, половина ее лица озарилась желтым светом:

— Ты бы соврала о таком?

— Нет, конечно, — ответила я.

Она глубоко вздохнула, продолжая обшаривать глазами углы и закоулки коридора.

— Нужно разобраться, что случилось. У него была веревка? Инструмент? — Я непонимающе уставилась на нее. — Отмычка, Таня. Чтобы попасть внутрь. Впрочем, замки в доме непростые. Он должен был забраться по стене. Но затем ему пришлось бы залезть внутрь через окно. — Арья расхаживала взад-вперед, не замечая моего растущего удивления. — Вполне возможно. Но он рисковал разбить стекло и всех перебудить. Любой настоящий вор подумал бы об этом.

— Арья, — наконец выговорила я, — откуда?

— Откуда что?

— Откуда ты все это знаешь? Это как-то связано с тем, что ты говорила мне тогда в карете? Про Двор чудес? — Она заколебалась, но не попросила меня замолчать, не перебила меня, так что я продолжила: — Я хочу понять. Как оценить последствия, мыслить как вор. Если я пойму, то помогу тебе выяснить, как он проник внутрь, — а может, и установить его личность. Арья, ну пожалуйста, — добавила я, потому что она замерла, словно статуя. Наконец статуя пошевелилась: расслабились напряженные плечи, сжатая челюсть.

— Ты помнишь наш разговор в экипаже? — спросила она.

— Разумеется. — Мадам де Тревиль наставляет Теа, мы едем по темной аллее, Арья шепчет мне с сиденья напротив… — Ты сказала, что выросла во Дворе чудес. Но я не понимаю, как такое возможно.

Она втащила меня к себе в комнату и закрыла дверь, на ее лице была написана решимость.

— Сядь. — Она жестом указала на кресло и пристально посмотрела на меня, прежде чем поставить свечу на ночной столик. — То, что я тебе расскажу, должно остаться между нами. Теа не должна об этом узнать. И раз уж на то пошло, мадам де Тревиль тоже.

— А Портия?

Лицо Арьи разгладилось, смягчилось.

— Она знает.

— Это потому… ты боишься, что Теа и мадам де Тревиль станут относиться к тебе иначе? Твое прошлое — часть тебя; у каждой из нас свое прошлое, но это не означает, что оно делает нас другими. Что бы ни случилось, ты будешь Арьей.

Ее спокойные глаза не переменились, однако все тело напряглось.

— Теа захочет, чтобы ей рассказали все. Она не понимает, что некоторые вопросы лучше не задавать. Я этого не вынесу. Я хочу сама решать, что говорить, а что нет. А мадам де Тревиль никогда меня не простит. Она думает, что она как мы, потому что ей тоже пришлось нелегко. И что отказ мушкетеров принять ее в свои ряды подарил ей более глубокое понимание. Но она не знает, каково это — быть презираемой не только за то, что ты всего лишь женщина. Обещай мне, Таня. Поклянись, что не расскажешь им. — Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Арья глубоко вздохнула. — Я начну с самого начала. Мне придется начать с самого начала. Пока мне не исполнилось десять, мы жили вдвоем с матерью. Делили маленькую квартирку во Дворе чудес с другой семьей, очень большой. Я почти ничего не помню, кроме голоса матери. Ее улыбка… — Взгляд Арьи блуждал где-то очень далеко. — Она делала все, что было нужно. Одевала и кормила меня как могла.

Острая боль пронзила мне грудь. Ярость, написанная на мамином лице. То, как она позволяла мне хвататься за ее руку, когда мне нужно было встать. То, как заботилась о моей безопасности, хоть и не понимала, не могла понять, что это я должна была заботиться о ней.

— Похоже, она была сильной.

— Да, была. Но не все зависит от нашей силы. Даже самые суровые воины могут пасть от руки невидимого врага.

— Она заболела?

— Чахотка. Она умерла за несколько недель до того, как мне исполнилось десять.

Мрак в глазах Арьи не дал мне заговорить. Ей не нужны были мои соболезнования. Страшно представить: если бы я потеряла отца до того, как мне исполнилось десять, до того, как у меня начались головокружения… До того, как он внушил мне, что я все еще могу быть сильной, что я все еще остаюсь собой.

— У десятилетней девочки не так много способов заработать на жизнь во Дворе чудес. Попрошайничать у меня получалось плохо. Так что я делала то, что получалось хорошо. Поначалу это были мелкие кражи. — В моей памяти всплыла сцена, когда Портия упрекала Арью в том, что она всегда появляется незаметно, словно подкрадывается. — Но потом я обнаглела. Научилась вскрывать замки. Стала разбираться, какие двери ведут в кухонные кладовые, а какие — в пустые коридоры. А когда и этого стало недостаточно, я решила двигаться дальше. Ограбить особняк в Ле Маре. Если бы у меня получилось, мне больше никогда бы не пришлось воровать. Я выбирала тщательно. Каждый день проходила мимо него по дороге в центр Парижа. Я очень хотела жить лучше, чем другие обитатели Двора чудес. Особняк, который я выбрала, был небольшой, но очень красивый. Белые стены, широкие окна. Входная дверь была такой огромной, что я едва могла дотянуться до дверного молотка. Я проникла туда через вход для слуг. Замок был простенький — стоило несколько минут поковыряться в нем шпилькой для волос, и готово. Я взяла столько, сколько уместилось в наволочку: шкатулку с драгоценностями, кошельки с монетами, привозной мед, который можно было обменять на что-то. На пути к выходу меня остановил мужчина. В руке он держал свечу. «Лучше бы взяла картину в кабинете. Любой уважаемый галерист выложит за нее кругленькую сумму», — сказал он.

Арья остановилась, по ее губам скользнула тень улыбки.

— Я не убежала. Я села в кресло напротив него. Мы говорили до тех пор, пока свеча не догорела. — Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом. — У меня никогда не было отца. Меньше года назад я потеряла мать. Он был первым человеком, заговорившим со мной после ее смерти — не считая ругательств, которыми меня осыпали, когда я попрошайничала на улицах. Когда солнце уже поднялось над горизонтом, он сделал мне предложение. Вместо того чтобы отдать меня в руки стражи, что означало бы тюрьму или еще что похуже, он предложил взять меня к себе в дом. Я была умной и способной. Он сказал, что это замечательные качества, такие редко встретишь среди парижской знати. Он мог научить меня применять мои способности. Дать мне образование, о котором я и мечтать не могла. Возможности, которых я себе даже не представляла. Согласна, звучит странно: пожилой мужчина предлагает молодой девушке кров и стол, свою защиту… — Она замолчала, устремив на меня суровый взгляд.