Беккер же озаботился чем-то другим. Он всегда задумывался, если ему приходила в голову идея.

— Что скажешь? «Автокомп давно проводит опыты над людьми, общественность и все представители власти возмущены и требуют введения санкций». Такой заголовок? Э… «Миллионы чипованных людей в России. Они обречены!»

— Да, все это в работе. Но мы… не повредим своим планам?

Чипирование — эта тема продвигалась именно Беккером изначально. Считалась очень перспективной.

— Ты не понимаешь, Бен. Люди ОЧЕНЬ БЫСТРО ВСЕ ЗАБЫВАЮТ. Сегодня мы обвиним русских в чипировании, а завтра скажем, что чипирование — это супер. И все поверят.

— Да, верно, господин Председатель.

Беккер достиг виртуозного мастерства в медийных штучках. Он это умел, все знали.

— Плохо работаете.

— Простите.

— Инцидент на границе с участием машины, родственной Автокомпу?

— Прорабатывается.

— Что с планом «дружба с Автокомпом»?

— Тут уже все готово. Его мы можем запустить. Дипломатический текст готов.

— Они точно откажутся?

— Там такие условия для нашего сотрудничества, что откажутся.

— Они отказываются от сотрудничества по Автокомпу, после этого мы устраиваем им трудную жизнь, законы пройдут через Гос Думу. Нам все равно — или дружба с нами или проблемы с властью. В любом случае Автокомп, который нам не покорился должен умереть.

— Это машина. Она не может умереть.

— Я люблю тебя, Бен, за то, что у тебя нет чувства юмора… Скажи мне еще кое-что. Посылка Витенберга дошла? Я в предвкушении.

— Мы отслеживаем ее с помощью треккера, она запакована, при ней специально обученные люди, не волнуйтесь, она прибудет к сроку.

— Никто не пронюхал?

— Это самый засекреченный проект! Мы контролируем все с самой запаковки. Наши агенты постоянно на месте…

— Скажи мне еще. А что этот поц будет делать с деньгами которые мы ему заплатили за эту посылку? Это немалым триллион долларов.

У верного слуги прорезались иронические нотки:

— Он надеется поправить благосостояние своей империи. Позвольте мне заметить, господин Председатель, я считаю, что вы переплатили. Эта игрушка не стоит таких денег.

— Игрушка? — задумчиво переспросил Беккер.

4. Ионов.

Сразу после событий на плотине и отличных последствий, когда мы уничтожили шайку головорезов и кучу роботов — естественно, настала тишина. Мы просто, не мудрствуя, уничтожили боевой актив противника. Однако расслабляться было рано. Противник как гидра, отрубаешь ему одну голову, вырастает три.

Наконец-то я вернулся в свою комнату в общежитии! Автокомп был разрушен, слежка пропала.

Как же я соскучился по моей «вазочке». Изящный предмет стоял на полочке моей комнаты, из коллекции Государственного Эрмитажа. Очень эта штука похожа на чайную чашку. Но в музее ее упорно назвали «вазочкой». Она принадлежала лично императрице Анне Иоанновне.

Материал, напоминающий нефрит — «каменное» стекло. Золотая крышечка, украшенная вензелем императрицы Анны Иоанновны и серебряными накладками с бриллиантами, в виде корон, была сделана позже западными ювелирами — прекрасная штука.

Эта чашка мне напоминала, что я аристократ.

А я стал посвободнее. Времени у меня было не много, нужно все успеть. Впереди обещали лето, а это значит сезон съемок. Нужно было продумать план и отдать на просчет всех деталей будущего сезона нашей информационной группе, с ее начальником — Эйтом.

Я не был специалистом по ИИ, как это бы это странно ни звучало. Рассадник я создал чисто с точки зрения практика и никогда особенно не предавался философии. Ну сделал и сделал. Мой ИИ оказался могучим. Ну и ладно.

Как оказалось в мире было очень много философов и без меня. И часто они были моими кинематографистами. К примеру Мерц и Элисбар.

Перепалка между ними произошла на совещании.

Мне как скорой помощи пришлось ехать. Я боялся, что станет вообще худо, как с нашим сценаристом Сашей, когда он взял заложников. Какая же все-таки это взрывоопасная штука — искусство!

Мерц утверждал, что люди — это всего лишь биологические машины. Главное — логика. Элисбар же все-таки имел восточный подход. И думал о душе.

Элисбар, который любил роскошь, но которого поставил на место Юра, вел такие речи о фильмах ужасов (и я натасканный Дэном склонен был согласиться): если герой свободен, он обязательно сделает что-то ужасное. Вот и вся философия всех фильмов ужасов на свете. Он должен повествовать скорее всего — о свободе человека, которую он готов использовать во вред себе. Неожиданно? Наш философский кружок мог выдать и не такое. В настоящее время ни для кого не была секретом правда о социальном статусе близких отношений: общество атомизировано, всюду царит дух отчуждения, в обществе расчленено так же и понятие любви. Мелодрама — это что? Как сбежались двое, цветочки, выпивка, постель? Романтика и лирика, а как же семья? Самопожертвование? Нет, это мелодрама.

Так часто бывало, что мои ведущие режиссеры принимались ругаться. Приезжал я и мы с удовольствием говорили о серьезных вещах, забыв про распри.

Мои актеры тоже продолжали чудачить. Хоть и иногда без злого умысла, а наоборот. У нашего Некрасова случился инфаркт, после разговора со сварливой женой. Спросите, кто не знает Некрасова Константина? Таких во всей стране не найдется. Я бы закрыл глаза на контракт, дал бы ему отдохнуть, так нет же, он потребовал съемок «по графику». Вся съемочная группа с замиранием сердца смотрела как он играет роль раздраженного человека в новой картине. А про себя наверное молилась. Лишь бы его сердце не подвело. А он полностью отдавался роли. Его, наверное, меньше всех смущали его болезни. Вот это самоотверженность!

Такими у меня были все. Собрались как-то сценаристы пивка попить в клубе, стали вместо дискача вчитываться в разные сценарии «Ромэо и Джульеты». Все же в курсе, что постановок этой книги уже за 100? Ну вот, они заводились все больше, пока читали. В результате смахнули пиво и писали свой сценарий сутки, не выходя. Я одобрил, сценарий — огненный, на вознаграждение я не поскупился.

У нас появились фанаты, которые считали себя посвященными и исследовали каждую секунду выпущенных фильмов. Не знаю, хвалится этим или плакать. Они же ведь нас будут донимать, почему сделали так, а не эдак… Короче, мы росли во всех отношениях.

Эйт, Юра и Вика вольготно устроились в моей общажной комнате. Мы только что обсуждали наши подвиги на плотине. Вика и не думала радоваться нашим успехам. «А что нам дальше делать?» — спрашивала моя боевая подруга.

Это была нормальная реакция человека, который не хочет физически исчезнуть.

Эйт взял слово:

— Мы не можем предотвратить их атаки. У них программисты даром хлеб не едят. Они быстро разобрались в некоторых наших технологических нагромождениях и внедрили эпизодические, но довольно успешные апдейты, которые скорректировали работу наших систем. Результат не хороший. — Он повторился: — Мы не можем прекратить их атаки, пока все мы включены. У техники управление может быть перехвачено в любой момент, если они найдут уязвимость. Мы делаем работу над ошибками, усложняем доступ, но у Беккера работают лучшие, к сожалению, у них получается. Они приспособили машинные ресурсы и рассчитывают новые возможности залезть в наши системы. Благодаря последним событиям мы ликвидировали их программные закладки и даже пожгли их оборудование. Но для Беккера с его деньгами нет ограничения по финансированию. Они все восстановят. Тут есть вариант. Отключить Автокомпы и всех роботов. Вернуться в 19-й век.

— И тебя выключить? — удивился я, надо признать, с сожалением. Уж больно хороший Эйт помощник. Безропотный, не то что Дэн. Хотя, Дэн тоже был в своем роде прекрасным помощником.

— Конечно.

Заговорил Юрка. Он был серьезен, что даже удивляло.

— Я знаю из отчетов, что вы сами довольно успешно атакуете их. Это уже огромное достижение. Беккер такого никогда не испытывал. Все властные структуры, все юридические организации всегда ложились под него. А сейчас — возник другой действующий мир, в котором валютой являются не взятки и угрозы, а качество программирования. Вы успешно держите оборону и совершаете атаки, да, мы пропускаем удары, но доля их влияния на новую реальность Автокомпов и Рассадника — в пределах 10%. Я представляю в каком Беккер бешенстве. Рассадник и Автокомпы контролируют больше половины мирового производства, а он не может на это повлиять.