Моя.

Сердце замирает от этого чувства собственности.

Его рука поднимается и движется к моему плечу, кожа трепещет от предвкушения. Я двигаюсь навстречу его прикосновению, нуждаясь в его уверенности и тепле.

— Знаешь, почему я не выстрелил этому ублюдку в затылок? — пробормотал он.

— Почему?

— Публика. Слишком много свидетелей. Слишком много камер.

— Ох.

— Убийство близких к Ураносу привело бы к войне. Греки пришли бы за мной, моими братьями, их семьями и Дагдой. Тогда мы бы ответили. Один и Шанго будут стоять в стороне, наблюдая, как мы уничтожаем друг друга, а затем придут и уничтожат то, что осталось.

— Конмак, — шепчу я, мой голос едва слышен.

— Лу.

— Что?

Рука по моему плечу скользит вверх по шее, взрывая искрами каждое нервное окончание на моей коже. Он касается моего лица и проводит подушечкой большого пальца по скуле.

— Меня зовут Лу. Я сказал, чтобы ты обращалась ко мне так.

— Хорошо, — пробормотала я. — Я твоя?

— Да, — отвечает он низким голосом. — И я буду защищать тебя, несмотря ни на что.

Он говорит это с такой убежденностью, что мне ничего не остается, как довериться ему. Воздух потрескивает, и мое дыхание учащается. Обычно я не склонна к перепадам настроения, но его близость вызывает воспоминания о его рте на моей киске и о том, как он заставил меня разрываться на части своим языком.

Несколько часов спустя он спас меня от верной смерти, получив ножом по лицу. Не могу поверить, что я только что обвинила этого героя в том, что он использовал меня как пешку.

Он приближается ко мне, его губы оказываются на расстоянии поцелуя, и я таю от тепла его дыхания.

Дверь распахивается, и в комнату врывается Гермиона, её чёрные кудри подпрыгивают, а глаза расширены.

— Дядя Лу, — кричит она. — Что случилось с твоим глазом?

Глава 16

Лу отпускает меня и отступает назад, когда Гермиона бросается к нему, обхватывая руками его талию. Он подхватывает её и прижимает к своей груди.

— Ничего страшного, — шепчет он ей в волосы. — Просто маленькая царапина.

Девочка поворачивается, рассматривая меня. Я напрягаюсь, и на моем лице появляется улыбка.

— Это был папочка? — спрашивает она.

Он колеблется, прежде чем сказать:

— Не беспокойся о нем. Или обо мне.

Моя рука поднимается к груди. Я смотрю на Гермиону, разглядывая ее волосы и округлые щечки. У нее черные волосы, как у меня и Арии Маркос, женщины, которую убил Танатос. У девочки зеленые глаза, что тоже характерно для нас с Арией.

Прогоняю мысль. Возможно, это просто совпадение. Гермиона — его племянница, а не заложница или военный трофей. Маленькая девочка только что назвала его своим дядей.

Она продолжает засыпать его вопросами о ранении, не желая верить, что в этом может быть виноват кто-то еще, кроме ее отца.

Любопытство пронзает меня, как клеймо, незнание правды мучительно. Я должна молчать, быть скромной, может быть, даже вернуться за стол и убрать остатки ужина, но я не могу пошевелиться. Не могу отвести взгляд.

— Ты сказал, что его заперли, — шепчет Гермиона, ее голос подавлен.

Моё сердце замирает.

Лу глубоко вдыхает. Это не отличается от того разочарования, которое он выказывал в тот раз, когда я бросалась обвинениями. Похоже, его волнует только одна тема: Танатос.

— А кто твой папа, милая? — спрашиваю я. — Может, я смогу помочь.

Он поворачивается ко мне, оскалив зубы.

— Ты его не знаешь, — уже более мягким голосом он обращается к Гермионе: —А Леда знает, что ты здесь?

Её щёки розовеют, предположительно от чувства вины, и она слегка покачивает головой, размахивая кудрями.

— Это было «да» или «нет»? — спрашивает Лу.

— Нет, — пискнула она.

— Иди, найди ее, — говорит он. — Сейчас же.

Ее глаза расширяются.

— Ты ей расскажешь?

Лу опускает ее на пол.

— Нет, если уйдешь.

С визгом она убегает и выскальзывает за дверь, оставляя меня наедине с Лу и единственным животрепещущим вопросом.

Я не могу заставить себя обвинить его в укрывательстве ребенка. Единственное, что удерживает меня от прямого вопроса, — это благодарность к человеку, дважды спасшему меня от Танатоса, но я все равно хочу знать.

— В газете упоминалось, что у Арии Маркос есть дочь, — говорю я.

Лу хмыкает.

— Может быть, это Гермиона?

Еще одно ворчание, которое, как я понимаю, означает «да».

— А ее отец?

— Как думаешь, кто?

— Танатос? — я прикрываю рот рукой, в голове возникает еще больше связей. — Значит, Гермиона наследница Уранос?

— В газете упоминалась мать Арии? — спросил он, скривив губы.

— Нет, — мои брови сходятся. — Значит... это Леда? Она бабушка Гермионы?

— Леде некуда было идти, и я предложил ей с внучкой пожить у меня. Она гордая женщина, настаивает сама зарабатывать себе на жизнь, поэтому вызвалась быть моей экономкой.

— Ох.

— Все еще думаешь, что я купил ребенка? — он продолжает идти к столу.

— Я об этом не думала, — я хватаю его за предплечье.

Он дергает головой в мою сторону и наклоняется к моей руке, пытающейся его удержать.

— Ты так сказала.

Он прав.

Я отпускаю его руку.

— Извини. Черт. Я была на взводе.

— Еще до того, как ты вышла из дома? — спросил он.

— Сегодняшнее утро мозги запудрило.

— Мозги запудрило, — пробурчал он.

Я сжимаю переносицу, мои щеки пылают.

— Я была напугана. Ты такой чертовски большой и...