– Ну, что стоишь? – нахмурилась Белка. – Поздоровайся с отцом, глупая.
– Драствуй, – без особого энтузиазма буркнула Лялька. Король присел рядом с ней. Не зная, что сказать, провел пальцем по испачканной детской щеке. Лялька, не шевелясь, в упор смотрела на него.
– Что ж ты такая замурзанная? – Владимир не решился даже взять дочь на руки и, помедлив, несильно подтолкнул ее. – Ну... Беги.
Лялька обрадованно кинулась к площадке. Король проводил глазами красное платье и прыгающие черные кудряшки. Опустил голову.
– Ты с ней как чужой. – Белка не смотрела на него, расправляя белье на веревке. – Хоть бы раз привез ей что-нибудь.
– Я тебе мало денег даю? Кстати, почему на ней платье драное?
– Выпущу я ее на двор в новом, как же... Все у нее есть – и платья, и туфли, – хочешь, покажу. А ты... Мог бы и почаще приезжать!
Король не ответил. Идя за Белкой к подъезду, он думал, что, может быть, и в самом деле нужно было пристроить Ляльку получше, держать ближе к себе... Марго тоже без устали долбила ему об этом. Однако даже ей Король не решался сознаться в том, что не хочет видеть дочь. Когда Лялька впервые не узнала его в лицо, присутствующая при этом Белка испугалась до слез и весь вечер пилила Короля за редкие приезды. Сам же он, наряду с легкой досадой, почувствовал облегчение. И после этого не появлялся в Москве полтора года.
По тому, как сестренка встретила его, Король понял, что она еще ничего не знает. Он решил, что это к лучшему, и лишь поинтересовался – давно ли она видела Графа?
– А недавно, – беззаботно воскликнула Белка, двигая черпаком в кастрюле со щами. – Неделю назад его свадьбу играли. Ох, и народу было! Даже из Бухареста приезжали цыгане! Я такого стола никогда в жизни не видала, одного вина – на тыщу долларов, наверно...
– Неделю назад? – медленно переспросил Король.
– Ну да. Все удивлялись – почему тебя не было.
Час от часу не легче... Король отлично помнил, как месяц назад Граф уверял, что эту свадьбу давно отыграли. Что ж, правильно придумал, сволочь. Вышло так, что он, Король, не явился к нему на праздник потому, что прячется. Вот и доказывай Белашу теперь...
– Рогожин где? Шляется опять?
– Что ты! С того раза – ничего! – счастливо уверила Белка и закричала в сторону коридора: – Э, Славка! Вставай щи есть!
Через минуту глазам Короля явился заспанный, небритый Рогожин. Восторга по поводу визита родственника он не выразил, буркнул: «Будь здоров» и направился в ванную.
– С ночи пришел, – поспешно пояснила Белка. – Не обращай внимания, он с утра – не человек...
Король, не утерпев, заметил, что он и вечером не лучше, но Белка замахнулась черпаком, и пришлось замолчать. Пришел Славка, они сели за стол. В окно залетал тополиный пух, за стенкой слышался стрекот швейной машинки: тринадцатилетняя Симка превращала Белкино платье в юбку для себя. С улицы кто-то позвал Белку, и она, извинившись, выбежала. Когда дверь за ней закрылась, Король повернулся к Славке:
– Ты про Графа слыхал что-нибудь?
– Про какого Графа? – искренне удивился Славка. – Лугняри? Который женился недавно? Нет, а что случилось?
– Что случилось – не твое дело... – с минуту Король молчал. – Знаешь... Лучше, если Белка пока по вокзалам бегать не будет. Вообще, старайся ее не выпускать. И детей тоже.
– Будешь Белку в свои дела путать – убью.
Король с интересом посмотрел на цыгана. Не удержался:
– Из чего, валенок? Из рогатки?
Зазвенела посуда: Рогожин вскочил. Король счел за нужное тоже подняться, но в это время вбежала Белка, и они оба, как по команде, опустились на место.
– Что случилось? – удивилась она.
– Ничего, – отвернувшись от Славки, Король протянул ей тарелку. – Дай-ка еще.
Через полчаса он вышел из дома сестры. Солнце уже поднялось над крышами Таганки. Теперь можно было ехать и к Петро.
Семейство Метелиных обитало на Абельмановке, в приземистой желтой пятиэтажке, сверху донизу забитой цыганами. Двор звенел от визга лохматых мальчишек, гоняющих по асфальту консервную банку. Молодая цыганка с огромным животом, ругаясь, тащила к подъезду пьяного мужа. Четверо сидящих на тротуаре мужчин лениво помогали ей советами, передавали друг другу бутылку пива. Несколько человек сгрудилось под окнами, с любопытством слушая пронзительные вопли, доносящиеся со второго этажа. Король обратился к сморщенной бабке, сидевшей на ступеньках с сигаретой во рту:
– Бибийо [21] , Петро дома?
– Не слышишь, что ли? – проворчала она. – Оба дома. Зайди.
Дверь квартиры была распахнута настежь. По лестнице навстречу Королю скатилась перепуганная стайка детей. Крики становились все отчетливее:
– Сука! Потаскуха! Про детей ты будешь думать?! Я тебя убью!
– Да ты кто такой?! Думаешь, боюсь тебя? Да плевать мне на тебя, плевать, плевать, плевать! Вонючка, порошок рвотный! Коровья жвачка! Тряпка половая, надоел, хуже чесотки!
– Ах, так?! Ну, и иди к нему! Иди, не держу! Нужна ты мне здесь!
– И пойду! На твою рожу, что ли, любоваться?! Ай! Ай! А-а-а-а!!!
Отчаянный визг, грохот, рычание – и из квартиры, прямо в объятия Короля вылетела растрепанная Роза.
– Убивают, режут, ромалэ, спасите! Ой... – она ударилась в его грудь, вскинула округлившиеся глаза. – Володенька?!. Откуда ты, ангел мой? Соскучился по нам, приехал наконец, а?
Она весело, как ни в чем не бывало, рассмеялась, тряхнула волосами, уперлась кулаками в грудь Короля. Владимир поспешил отстранить ее, потому что из-за двери появился всклокоченный и мрачный Петро. Увидев Короля, он опустил глаза. Сквозь зубы пригласил:
– Заходи.
В маленькой тесной комнате царил кавардак. По полу были разбросаны вещи, в углу лежала сорванная занавеска, валялись осколки битой посуды и длинный хлебный нож, который Петро, покраснев, поспешно задвинул ногой под кровать. Из кухни донесся звон кастрюль, беззаботное пение Розы. Прислушавшись, Петро бешеным пинком ноги захлопнул дверь.
– Шалава... Видит бог – задушу! И цыгане ничего не скажут! – он сумрачно, исподлобья взглянул на Короля. – Ты в своем уме, дорогой мой?
– А что? – прикинулся Владимир непонимающим.
– А то. Зачем было так делать, зачем? Они же теперь тебя убьют! Граф, Белаш! И правы будут!
– С чего ты взял?
Глаза Петро устремились в потолок.
– Цыгане так говорят. Что ты у Белаша товар заиграл. Все уже слышали.
– Цыгане... – Король сел напротив. – Я здесь ни при чем. Сестрой и дочерью клянусь.
Петро кинул на него быстрый, удивленный взгляд. Хотел спросить о чем-то, но не стал. С минуту они сидели молча.
– Белаш в Москве, не знаешь?
– Не знаю. Правда, не знаю. Кажется, еще из Праги не возвращался. А зачем он тебе? Он торопиться не будет, со стороны поглядит. Тебе не его, а Графа бояться нужно.
– Подожди... – растерялся Король. – Граф... Он что – здесь?! В Москве?!
– А с кем она три дня была, по-твоему? – цыган зло мотнул головой на закрытую дверь. – В шесть утра на «БМВ» ее привез, все наши из окон повывешивались! Я-то думал, он женится и от Розки отстанет, а он все равно, сволочь такая... Послушай, Король, дело говорю – уезжай. Он тебя кончит теперь.
Король хмуро смотрел в пол. Такого оборота он не ожидал.
– Ему, Графу, чего бояться? – нервно продолжал Петро. – Цыгане все равно ему поверят. Он – свой, а ты, извини, – гаджо. Белаш тебя и слушать не будет. Все знают, что Граф тебя пришьет, потому что ты чужой товар не отдал. Тогда, весной – помнишь, в тебя стреляли? Я потом узнавал – это Графа люди были. Ты ему живой не нужен, он теперь не уймется, пока тебя не схоронит. Сам видишь, он и не прячется...
– А зачем ему прятаться? – ехидно спросила вошедшая в комнату Роза. К вспухшему глазу она прижимала мороженую сосиску, что не помешало ей покоситься на мужа с невероятным презрением:
– Чего ему бояться-то? Тебя, что ли? Или кадя гаджэс? [22] Он – настоящий ром, а ты – колбаса вонючая! Микояновская, ту-у-ухлая!