— Да, но минуло немало лет с тех пор. И наши пути разошлись. Уже третий год, как в Микенах не появляются фокидские посланники… Их царь более не советуется с нами и не присылает щедрых даров, как раньше. Мы сами отправили к ним гонца, чтобы договориться о продаже олова, в котором Микены постоянно нуждаются. Ответом был отказ. Это уже дерзость, которую нельзя оставить без внимания.
— Однако между нами нет вражды. А ты готов развязать кровавую бойню? Для того нет причин!
— Достаточно лишь повода, мама. Пора напомнить соседям, что Микены — сильнейшее царство по эту сторону моря. Давно уже пора!.. Фокида получит достойный урок, а в наш город вновь потянутся караваны от трепещущих царьков, жаждущих дружбы. Все царства должны увидеть, как усмиряют наглецов. Пусть вспомнят, кто обладает истинным могуществом.
Царица смотрела на сына, не находя слов.
— С чего ты решил, что на сторону фокидцев не встанут другие царства?.. — ее плечи дрогнули. — Если это случится, нас может ждать долгая, изнурительная война.
— Мы разгромим всех, кто осмелится встать у нас на пути. Так, как делали это еще во времена моего деда. Не волнуйся об этом, мама.
— А сколько людей погибнет при этом, ты подумал? Мужчины уйдут на войну; некому будет возделывать поля и ухаживать за скотом. Неужели ты готов променять годы изобилия и спокойствия ради военной славы? Поверить не могу…
— Мы с лихвой вернем все, что потратили. Не забывай, — Эгисф расплылся в улыбке, — что фокидцы вывезли немало сокровищ из Трои. А мы щедро делились с союзниками, когда город пал… Таков был уговор Агамемнона с другими царями в обмен на помощь. Но прошли годы. Почему бы теперь Микенам не забрать троянские богатства себе? Мы заслужили это, ведь войну начал — и блестяще закончил! — мой отец, а не кто-то другой… С этим золотом мы станем богаче, чем были когда-либо. А военная победа устрашит соседей и освежит им память; мы сможем, в конце концов, заключить новые союзы… Куда более выгодные для Львиного города.
— Ты сам додумался до этого? — с внезапным подозрением спросила царица.
Эгисф пожал плечами, точь-в-точь как до этого Клитемнестра, когда речь шла о судьбе Электры:
— Если тебе так уж хочется знать… Я обсуждал это с Ахомом. Он поддержал мою идею.
— Вот как! Доверился чужаку, который отправил собственного отца на казнь ради выгоды, и хочешь начать свое царствование с кровопролитной войны. Поразительно! Боги всемилостивые, чем я заслужила таких детей? — взгляд царицы полыхнул гневом.
Эгисф поморщился:
— Сделаем вид, что последнего я не расслышал, мама. Что касается прочего… Ахом не без оснований считает, что твои потворствования всем подряд, будь то крошечная Итака или могучее царство хеттов, губительны для Микен. Ублажая соседей, ты вредишь нашим торговцам… А могучая армия чахнет без дела. Микенцы все громче требуют стряхнуть это сонное оцепенение и воскресить прежнюю мощь. Народ Атрея и Агамемнона желает вновь показать мускулы всему миру, а не жить историями о прошлом!
Клитемнестра глядела на Эгисфа с недоумением и злостью. Молодой царь невозмутимо продолжал:
— Ахом — умный человек. Он не поклонник войны, но советует ее, ибо настало самое подходящее время. Пусть все запомнят Эгисфа как великого и грозного владыку, которого славит собственный народ, но боятся чужаки… Мне это по силам.
«Проклятый египтянин!»
— Я велю высечь этого выкормыша гиены и отправить в Айгиптос, на родину. Там ему самое место, — холодно произнесла царица.
— Нет, мама, — мягко возразил Эгисф. — Он мне полезен.
Клитемнестра почувствовала, как начала болеть голова, как поселилась в висках пульсирующая тяжесть. Весь день пошел наперекосяк… Все достижения последних лет, над которыми она трудилась, грозили вот-вот рассыпаться на глазах. Младший сын отказывался повиноваться ее воле, собирался втянуть царство в череду кровавых схваток… Хуже быть уже не могло.
Получится ли достучаться до Эгисфа и вернуть контроль над сыном? Вряд ли. Но… попробовать стоило.
— Выслушай меня, дорогой мальчик. Хорошо? — Клитемнестра заговорила значительно мягче. — При твоем отце Микены звались не иначе как «златообильными». Но это название лишь на первый взгляд подходило нашему царству. Да, воины возвращались из победоносных походов с богатой добычей, однако сокровищница Львиного города пустела быстрее, чем наполнялась. На оснащение армии, на ее прокорм, на корабли тратилось слишком много золота… Поэтому, едва закончив один поход, Агамемнон сразу готовился к новому. Ты тогда только родился и не мог этого понимать. После смерти мужа я сделала все, что могла: сохранила мир, преумножила богатства…
— А еще отрезала народу яйца, отняла у достойных мужей право считать себя победителями и отдала Микены на растерзание пришельцам. Понимаю. В самом деле, великое достижение… Подходящее для спартанки, которая не родилась в Львином городе и вряд ли считает его родным.
— Да как ты смеешь так разговаривать? Со мной?! — вспыхнула царица, которой и в страшном сне не доводилось слышать подобного.
— Всего лишь говорю правду. Ах, матушка, — Эгисф откинулся на спинку кресла, — неужели ты до сих пор не поняла, что твой хитроумный план не сработал?
Клитемнестра застыла, будто каменное изваяние:
— Чт…
— Я говорил с Орестом накануне его отъезда. Мы с братом совершенно не похожи, но достаточно умны, чтобы понять: тебе нужна всего лишь живая игрушка на троне. Подачка народу в виде царя-мужчины, наследника великого Агамемнона. Ты бы продолжила управлять Микенами, но только чужими руками. Орест этого не захотел и отказался от правления. Я тоже не желаю играть подобную роль, но поступлю по-своему. Твои советы мне не интересны, мама… И это твоя вина. Исключительно твоя.
— Моя… вина? — царица уже не говорила, а шипела, подобно разъяренной гадюке.
— Ну конечно! — Эгисф весело засмеялся, словно получал немалое удовольствие от возможности высказаться матери в лицо. — Воспитание детей — вот твое главное упущение. Надо было больше времени уделять семье, мама, пока мы все были малы и нуждались в родительской заботе… А теперь ты уже не способна понять собственных отпрысков. Боги, да ты просто боишься нас! Боишься своих чад сильнее, чем царедворцев и слуг, отовсюду ожидаешь предательства, никому не веришь, никого не любишь… И правильно — ведь тебя саму не любит никто! Я не глух и не слеп, матушка. Мне все прекрасно известно.
— Довольно! — крикнула Клитемнестра. — Если это все, что ты желаешь мне сказать…
— Есть еще кое-что… — царь впился взглядом в красное от ярости лицо матери. — Я почти уверен, что ты попытаешься избавиться от Ореста. Он же такая опасная помеха для тебя… Наверняка моего брата уже поджидают наемные убийцы. Предупреждаю: даже не пытайся сделать подобное со мной! У тебя ничего не выйдет.
Клитемнестра встала с кресла, кое-как справившись с обуревавшими ее злобой и унижением. Выпрямившись, она ответила сыну с полной презрения улыбкой:
— Возможно, ты заслуживаешь именно этого, неблагодарный ребенок. Мать усадила тебя на трон, а ты обвиняешь ее в смертных грехах… Смотри же, не повтори печальную судьбу Агамемнона, своего отца!
Дав понять, что беседа окончена, царица быстрыми шагами отправилась к дверям. Уже у выхода ее настиг ответ Эгисфа, заставив замереть:
— О, я не думаю, что такое произойдет. Разве ты меня не слышала? От мужа ты сумела избавиться и даже осталась невиновной. Но убить своего наследника у тебя не выйдет, старая змея.
— Что ты сказал?! — Клитемнестра стремительно развернулась, в свете масляных ламп ее лицо напоминало страшную маску.
— Тебя выдал твой собственный слуга, Эак, — ответил молодой царь, издевательски выдержав томительную паузу. — Ты действительно думала, что эта тайна уйдет с тобой в гробницу?..
— Эак!.. Он еще жив? Но откуда… Что с ним сделали? — Клитемнестра была потрясена.
— Был жив, пока его допрашивали, — Эгисф покачал головой в деланной печали. — Надо сказать, старик оказался стойким. Однако сдался, когда ему начали по очереди отрезать пальцы на руках… И поведал весьма интересную историю о том, как погиб Агамемнон.
