Вот они ругаются, сражаются, обмениваются сведениями, разговаривают…

Вот он, дрожащий и бледный после битвы, позволяет ей залечить себя, а после бесстыдно хлещет эльфийское вино в свой день рождения.

Вот она благодарит его за Эрни и Джастина, а вот у него срывает крышу и он целует её.

Она умоляет спасти пленных, и он делает это, но получает сполна.

Он ещё раз целует её и рассказывает о нападении, а она ему — о Тедди.

Они спорят о приоритетах, она просит прощения, он лечит её раз, другой.

Вот он находит её в Ракушке, а после они проводят время вместе, варят зелья, сближаются.

Они занимаются сексом, он передаёт ей планы поместий, а она… постепенно влюбляется в него.

Вот он рассказывает ей об убийстве Филча.

И последнее — когда Драко просит её не идти в Хогвартс.

Гермиона не верила, что это их последняя встреча, и уж точно не хотела забывать всё это. Она никогда не хотела забывать его.

Но теперь она не видит другого решения.

Рука, сжимающая палочку, ощутимо дрожит.

Гермиона думает, что сделала бы по-другому, будь у неё возможность, но отбрасывает эти мысли. Теперь это неважно. Они оказались там, где оказались. Выхода нет, а перебирать альтернативные варианты бессмысленно и нерационально.

Она может сделать для Драко только это.

Ведь Гермиона знает наверняка: цена её памяти меньше цены его жизни.

Глубоко вздохнув, она кивает Рону и хрипло произносит:

— Пора.

Они одновременно поднимают палочки.

— Ты уверена?

Гермиона вновь кивает.

— На счёт три.

Рон выдавливает подбадривающую улыбку.

— Всё будет хорошо. Один.

Она с трудом улыбается в ответ, чувствуя, как слёзы всё-таки вырываются из глаз.

— Два.

«Всё точно будет хорошо», — думает Гермиона. Она ведь обязана верить в лучшее. Даже сейчас.

— Три!

Она взмахивает рукой, направляя палочку на Рона. Они вскрикивают одновременно:

— Обливиэйт!

Заклинание с силой врезается в Гермиону.

***

Воспоминания после этого похожи на сплошную мешанину образов, звуков и ощущений.

В сознании откладываются страх, скорость, вспышки заклинаний, тяжёлое дыхание, ругательства, крики и боль.

Сначала от подвернутой лодыжки и отчаянного бега, и затем… из-за всего остального.

Гермиона вспоминает отрывки, но все они пугающие и болезненные.

И невероятно сумбурные.

Они с Роном быстро оправляются от заклинания и в самом деле пытаются дать отпор сначала Люциусу, а потом и остальным Пожирателям. Она ведь помнит, как они мчатся, уворачиваясь от заклинаний, а значит, им как-то удалось прорваться.

Но после Гермиону встречает темнота, которая быстро сменяется болью.

Боль повсюду.

Боль окружает её, затапливает, проникая через кожу, и вместе с тем идёт изнутри. Гермиона трясётся и слышит ужасающие крики, похожие на предсмертные.

И далеко не сразу понимает, что это — её крики.

Она слышит лязганье металла от кандалов и чьи-то требовательные злые голоса.

Она чувствует холод и влагу то ли от сырости, то ли от слёз, то ли от крови. Она помнит, что крови много.

Видения затягивают её в воронку, наводняют разум, бьются и отступают, почти не давая передышки.

Всю ночь Гермиона пребывает на грани сна и реальности, так и не понимая, что является кошмаром, а что — воспоминанием.

Вот какой-то Пожиратель направляет на неё палочку, но маска растворяется на его лице, и это оказывается Дра… Нет, Люциус Малфой.

А вот его уже сменяет Беллатриса.

Они произносят какие-то заклинания, но Гермиона не слышит ничего, кроме крови, стучащей в ушах, и лязга цепей, на которых она болтается, как безвольная кукла. Она замечает, как шевелятся губы и как изменяются лица от непонятных эмоций, а ещё видит вспышки, которые медленно разгораются на концах палочек и, перелетая по воздуху, врезаются ей в грудь.

И сразу после перед ней появляется Рон с его проницательными голубыми глазами и печальной улыбкой. Он произносит одно слово. Снова и снова, по кругу.

Обливиэйт.

Она не понимает, в какой момент на нём возникают тёмный плащ и серебристая маска, когда меняется его голос, который произносит уже совсем другие слова.

И опять боль, отголоски которой прорываются до неё даже теперь, спустя год.

Гермиона мучается и никак не может очнуться.

Но наконец она вдруг видит, что перед ней другое знакомое лицо — лицо Драко.

И просыпается.

***

Она не смотрит на Драко, когда заходит в камеру и садится за стол.

Гермиона ощущает его взгляд, но сама тянет время.

Она не выспалась и чувствует себя разбитой, голова наливается болью, пульсируя от образов и мыслей, и всё тело охватывает тяжесть. Кажется, будто каждая клетка недовольно вспоминает, через что ей пришлось пройти.

Кроме того, её сердце рвётся на куски.

Гермиона тяжело вздыхает.

— Ну и как твоё мнение обо мне? — вдруг на удивление бодро спрашивает Малфой.

Она наконец непонимающе посматривает на него. Он прищуривает глаза и еле-еле склоняет голову к плечу. Заметив её недоумение, Драко поджимает губы и уточняет:

— Уже изменилось навсегда?

Её глухой выдох похож на всхлип, и Малфой удивлённо приподнимает брови, но Гермиона встряхивает головой и быстро говорит:

— Пока не уверена. Я вспомнила, как мы с Роном уничтожили крестраж.

Он кивает и нетерпеливо вскидывает подбородок.

— И? Это всё?

Резким жестом Гермиона заправляет волосы за уши и сцепляет руки, опуская их на стол. Она выпрямляется, напрягая уставшую спину, и медленно обводит Малфоя взглядом. Она рассматривает его с такой дотошностью, как будто давно не видела.

Но ведь ощущение именно такое.

Два мира в её голове наконец встретились, столкнулись лоб в лоб, создавая провал, из которого теперь Гермиона пытается выбраться.

Его бескровное лицо выглядит хуже, чем когда она пришла впервые. Но глаза… Глаза Драко горят, эмоции сменяются в них одна за другой, он не прячется и ничего не скрывает. Лишь иногда старается сдержаться, чтобы не перегнуть палку.

И Гермионе так грустно видеть его таким.

Всё это время он ждал её, даже не зная, что она сделала ради него.

Она ведь искренне пыталась спасти его. Его жизнь.

Но, попросив Рона наложить Обливиэйт, Гермиона не подумала о том, что без её воспоминаний жизнь Драко всё равно может покатиться в пропасть.

— Ты говорил, что ничего не знал о моей памяти, когда нашёл меня в мэноре, — медленно говорит она и видит, как Малфой мгновенно напрягается. — Но у тебя есть версии, что случилось?

— Я перебрал столько версий в голове, ты бы знала, Грейнджер, — он вздыхает и хмурится. — Ты вспомнила, что произошло?

— Какие варианты у тебя были?

— Ответь на чёртов вопрос без увиливаний, Грейнджер. Не надо играть со мной!..

— Я не играю, — Гермиона вспыхивает. — Я… Послушай, Драко, — она тяжело сглатывает и наконец решается: — Я ведь не владею Окклюменцией.

Ярость в его глазах моментально сходит на нет, и он медленно опускает веки, будто стараясь справиться с нахлынувшей болью.

— Грейнджер, — слабым голосом откликается Драко, но не находит слов, чтобы сказать что-то ещё.

Он понимает её намёк. Понимает, что это значит.

— Мы попали в плен, и наверняка кто-то пытался прочесть наши мысли. Но… тебя не раскрыли, — тихо произносит Гермиона. — Всё это потому, что я стёрла память Рона, а он мою, — она следит за его реакцией и заканчивает почти шёпотом, — по моей же просьбе.

Шипящий звук вырывается из его рта. Драко вновь распахивает глаза, смотря на неё, и его губы мгновение подрагивают, но он тут же стискивает челюсти.

Гермиона несколько раз моргает, отгоняя слёзы, и быстро говорит:

— Ты как-то сказал про цену моей памяти…

Та фраза навсегда отложилась в голове Гермионы, хоть тогда и не было ясно, что на самом деле она значила.

— Два фальшивых галлеона. Ты сказал… Ты сказал именно так. Но на самом деле…