Он чуть приподнимает меч, но не торопится отдать его.

— Я могу и сам.

— Нет, — Гермиона качает головой. — Я сделаю это.

Она чувствует, что должна. Ради себя, ради Гарри и Рона, ради всего Ордена, ради Драко.

Ради конца войны.

Вздохнув, Гермиона принимает меч и поудобнее перехватывает его за рукоятку. В два шага она оказывается прямо возле камина и, подняв голову, смотрит на Ариану. Ей придётся хорошенько замахнуться, чтобы попасть наверняка, но Гермиона знает, что у неё получится.

Дымка густеет, от картины веет холодом, и Гермиона чувствует, как её окружают колючие потоки магии. Они иголками проходятся по коже, шевелят волосы на затылке, но Гермиона стискивает зубы и старательно игнорирует их.

Крестраж пытается помешать ей, чувствуя угрозу.

Ариана вновь разворачивается и топает ногой, отгоняя тёмную магию как стаю надоедливых птиц. Затем она опускается на колени, чтобы быть ближе к Гермионе и выставляет ладонь, словно опираясь о невидимое стекло.

— Мне очень жаль, — шепчет Гермиона. Ариана грустно улыбается и дёргает подбородком. На мгновение Гермионе кажется, что её глаза принимают прежний цвет. Но, возможно, это лишь игра света.

Гермиона отводит руку и взмахивает мечом.

Истошный грубый крик раздаётся даже раньше, чем клинок касается холста.

Звук оглушает, и всю комнату будто переворачивает вверх тормашками и обратно буквально за несколько секунд. Голову обжигает, меч в руках тяжелеет, перед глазами темнеет, а из картины начинает валить чёрный дым. Гермиона чувствует струи, падающие на руки и заливающие грудь и лицо.

Из прореза льётся яркая кровь. Тьма бьётся в агонии. Как живое существо, она пульсирует, дёргается к центру, разлетается по краям… и исчезает.

Как и Ариана.

Гермиона, не выдержав, роняет меч и чуть не падает сама, налетев на Рона, который придерживает её за талию.

Всё вдруг стихает так же быстро, как и началось.

Картина остаётся пустой и посеревшей. Посередине тёмным пятном зияет разрыв.

Они молчат и шумно дышат, так что эти прерывистые звуки — единственное, что нарушает тишину. Меч Гриффиндора лежит на полу у камина, чистый и невредимый. Гермиона переводит взгляд на свои ладони, затем ощупывает грудь. Никакой влаги, никакой крови.

Всё испарилось.

— Нам нужно убираться отсюда, — глухо произносит Рон. — И побыстрее.

Гермиона невпопад кивает и наклоняется за мечом, пока Рон отходит в сторону и берёт стул.

Она думает о смысле. О том, как все действия и противодействия привели их к этому моменту.

Вот Снейп становится шпионом Ордена — и вот Волдеморт раскрывает и убивает его.

Вот Аберфорт Дамблдор бежит из Хогсмида, забрав портрет — единственную дорогую для него вещь. И вот он мёртв, а портрет уничтожен.

Вот Ариана Дамблдор, сквиб, борется с тёмной магией и в некотором роде даже побеждает её.

Но только какой в этом всём смысл? Столько произошло, а они опять в той же точке. Им всё ещё необходимо уничтожить самого Волдеморта.

Иначе и жертвы, и потери, и победы останутся лишь бесполезными деталями войны.

Рон пододвигает стул к камину и, забравшись на него, тянется к картине. На миг он замирает, задержав руку в воздухе, словно раздумывая о рисках, но затем мотает головой в попытке отбросить лишние мысли и хватается за край почерневшей рамы.

Рон тянет. Гермиона задерживает дыхание и, не моргая, наблюдает за происходящим.

Но ничего не происходит.

Он прилагает усилие, но пальцы просто соскальзывают, и Рон покачивается, пытаясь удержать равновесие.

Он чертыхается, а Гермиона до боли закусывает щёку.

Её накрывает с головой странное, щекочущее ощущение. Не страх, не злость, скорее недоверие. Ей кажется, что она спит или не справилась с ударом и упала в обморок. Возможно, стукнулась головой. Ведь это нереально. Невозможно. Сюрреалистично.

Рон пробует ещё раз. И ещё.

Снова ругается и тянется за палочкой, балансируя на стуле. Тот жалко скрипит, и звук вдруг режет по ушам.

— Рон…

— Алохомора!

— Рон…

— Алох… К чёрту, Алохомора!

— Рон, послушай…

Ей кажется, что сердце замирает. Всё нутро холодеет. Пока Рон бросает ещё несколько открывающих заклинаний, Гермиона пытается пошевелиться или хотя бы заставить себя думать, но сознание замирает, словно испуганный зверь. Мозг на какую-то долю момента перестаёт обрабатывать информацию и посылать сигналы.

— Это просто не может быть! — яростно ревёт Рон и соскакивает со стула. — Отойди, Гермиона! — Он останавливается между ней и камином, вскинув обе руки, и направляет палочку на картину.

Она понимает намерение моментально, но не успевает помешать. Лишь бросается к нему, чтобы перехватить руку с палочкой, и кричит:

— Рон, постой!..

Но он оказывается быстрее.

— Бомбарда!

Раздаётся взрыв, в лицо Гермионе летят мелкие камешки и щепки от треснувшей рамы. Она прикрывается руками и отступает назад. Сердце заходится отчаянным стуком, бьётся где-то в горле. Несколько секунд Гермиона, замерев и зажмурившись, справляется с дыханием, а когда открывает глаза — видит небольшую воронку в стене на месте картины.

И никакого проёма.

— Он закрылся, — шепчет она.

Губы непослушны, голос скрипящий. Во рту пересохло, и Гермиона несколько раз сглатывает, пытаясь совладать с собой.

— Но как это может…

— Он закрылся, — повторяет она скорее самой себе.

Гермиона слышит, как дребезжат стёкла окон: то ли как последствие взрыва, то ли от волн магии, исходящей от неё самой.

Отчаяние сжимает горло.

Звук нарастает, становится громче, и Гермиона понимает, что это уже не просто стёкла. Это кровь шумит у неё в ушах. Она в испуге смотрит на Рона.

Его голубые глаза горят яростью и, кажется, страхом. Он глядит на Гермиону и снова на стену.

— Нас отрубило от замка, — его голос пугающе тих. Она знает, что он скажет дальше. Знает.

Знает.

Но всё равно хочет отсрочить его слова, ладонью заткнуть ему рот или же зажать себе пальцами уши, чтобы не слышать этого приговора.

— Мы в ловушке, — едва разборчиво добавляет он, но для Гермионы эти слова оглушительны.

На миг всё пространство вокруг застывает, разум схлопывается в точку… и тут же взрывается мыслями, идеями, опасениями, надеждами и, ну, просто всем. Волна погребает её, и Гермиона пошатывается, вскинув руку к голове.

— Мы верили, что Выручай-комната даст нам вернуться, — бормочет Гермиона.

— Как она могла закрыться от нас?

Рон задаёт вопрос, полный отчаяния, и Гермиона понимает, что они делят одно на двоих ощущение.

Ощущение предательства.

Глупо обвинять неодушевлённый предмет, ведомый магией, но комната оставила их. Будто сам Хогвартс просто бросил их под носом у врага.

Гермиона прижимает костяшки пальцев ко лбу и рвано втягивает воздух. Мозгу не хватает кислорода и надежды, он не способен выдать решение их проблемы.

Гермиона борется с накатывающими эмоциями и в этот же момент слышит приглушённые голоса. Похолодев, она вскидывает голову и ловит взгляд Рона, замершего напротив. Они прислушиваются.

Затем оглядываются.

Гермиона смотрит в сторону камина, в сторону двери, окна. И наконец понимает, что звуки идут именно оттуда. Они с Роном обмениваются жестами и, склонившись, осторожно подбираются ближе к окну.

Гермиона не рискует отодвигать пыльную занавеску, но замечает небольшой просвет.

— …Они поставили защиту, и мы не можем попасть на территорию, — раздаётся недовольный голос с улицы, и как раз в этот момент Гермиона видит внизу за окном мельтешение чёрных мантий и отблески серебристого цвета. Толпа Пожирателей собралась у Кабаньей головы, явно следуя приказу. В горле у Гермионы пересыхает.

Рон опускается напротив и настороженно смотрит на Гермиону, взглядом пытаясь передать все вопросы, которые его волнуют. Он слегка кивает ей. Она прикладывает палец к губам, а после опускает руку и обхватывает ладонь Рона. Они мгновение смотрят друг на друга, и он крепко сжимает её руку в ответ.