– Брехло.

Мать отвешивает ей очередной подзатыльник:

– За языком следи!

– Мы все были в парке Коламбия, – настаивает Маленькая Пег. – Там я Джулз и видела. Если они дальше двинули на Карсон, то не знаю, потому что сама пошла домой.

Мэри Пэт по-родительски переглядывается с Большой Пег: понятно, что вся история – вранье от начала до конца, но пока ребенок будет ее отстаивать. Давить дальше нет смысла: тогда Маленькая Пег совсем запрется, и правду из нее клещами будет не вытащить.

– Ладно, дорогая, спасибо, – говорит Мэри Пэт.

– Угу, – кивает Маленькая Пег.

– Все, иди, – отпускает ее мать.

Девушка уходит, и Большая Пег достает из холодильника две банки пива. Когда набор тем для беседы иссякает – меньше чем за минуту, – переходят к нависшей над районом туче, о которой все только и говорят.

Из старших детей у Большой Пег один уже окончил школу, остальные трое в старших классах. Жребий их миловал, и они продолжат учиться в Южке. Просто несказанное везение. Никакого Роксбери. Не нужно бояться чужих туалетов, коридоров и классов.

Оказывается, однако, что Большую Пег это вовсе не устраивает. Нет уж, дудки.

– Я их не отпущу, – говорит она.

– Куда?

Сестра отпивает пиво, одновременно кивая:

– В школу. Мы присоединяемся к бойкоту. Уиз в гробу перевернулась бы, если б увидела стадо черножопых в одном школьном коридоре со своей внучкой. Что, не так, скажешь?

Уиз, или Уиззи, они звали свою покойную маму. При жизни Луизу Флэнаган так могли называть только дети, и то за глаза.

– Спорить трудно, – признает Мэри Пэт. – Но как же их образование?

– Все у них будет нормально. Вот увидишь: месяц, максимум два – и город поймет, что мы не прогнемся! – Большая Пег заговорщицки подмигивает. – Чинуши еще пойдут на попятный.

Сами слова – и тон, каким они произнесены, – звучат громко, но пусто. И страх, который снедал Мэри Пэт весь день, возвращается.

Большая Пег видит, как глаза сестры наполняются слезами.

– Ну-ну, все будет хорошо.

Впервые за бог знает сколько времени Мэри Пэт смотрит сестре в глаза и хрипло шепчет:

– Я не могу потерять еще и ее. Не могу… Я не вынесу. – Она смахивает с щеки непрошеную слезинку и отпивает пива.

– Возьми себя в руки, сеструха. Пока наши дети в Южке, ничего плохого с ними не случится.

Мэри Пэт грохает кулаком по столу, и стоящие на нем пивные банки дребезжат.

– Ноэл передознулся на детской площадке через дорогу отсюда, блин!

– У твоего Ноэла были мозги набекрень – именно потому, что он покинул район и отправился куда-то в жопу мира, – невозмутимо возражает Большая Пег, взглядом умоляя увидеть в ее доводе здравый смысл.

Мэри Пэт пораженно смотрит на сестру. Вот, значит, что думают про ее сына? Что он подсел на наркоту из-за Вьетнама? Мэри Пэт и сама себя какое-то время в этом убеждала, но жизнь поставила все на свои места: не Ноэл нашел героин во Вьетнаме (конопляные сигары, «тайские палочки», – да, но не героин); это героин нашел Ноэла в подворотнях Южного Бостона.

– Во Вьетнаме Ноэл к наркотикам не притрагивался, – произносит она, но как-то неубедительно. – Скололся он уже здесь. Дома.

Большая Пег обреченно вздыхает – мол, тебя не переубедишь – и отводит взгляд. Затем встает и длинным глотком допивает банку.

– Ну ладно, мне завтра с утра на работу.

Мэри Пэт кивает и поднимается.

Большая Пег провожает ее по шумному коридору, где все семеро детей попарно ссорятся, не зная, в чем, собственно, причина основного конфликта.

Уже у двери сестра говорит:

– Она объявится.

Мэри Пэт слишком разбита, чтобы злиться.

– Да, конечно.

– Иди домой, выспись.

Предложение вызывает у Мэри Пэт невеселую усмешку.

– Нельзя во всем им потакать, – напутствует ее Большая Пег и захлопывает за ней дверь.

Рама она находит в зоне разгрузки за супермаркетом «Пьюрити суприм». Уже десять вечера, а жара все равно давит, будто плотное одеяло. Пахнет вялым салатом и перезрелыми бананами. Рам курит и пьет пиво с корешами из овощного, кулинарного и упаковочного, у которых тоже закончилась смена. Толпа придает ему смелости, когда он смотрит на Мэри Пэт, вылезающую из своей «Бесс». Услышав, как чихает заглушаемый двигатель и скрипит автомобильная дверца, насмешливо ухмыляется.

«Бесс» – это развалюха, на которой Мэри Пэт обречена ездить, пока та не отбросит колеса. Не то чтобы Мэри Пэт часто ею пользовалась, но порой без автомобиля никак. Она дошла бы до супермаркета пешком, однако воображение отчего-то нарисовало заманчивую картинку, как свет фар заливает переулок, шпана, будто крысы, разбегается по углам, оставляя Рама одного, и авто сбивает его крылом или дверцей. Вот только Мэри Пэт подзабыла, что «Бесс» вызывает у окружающих не трепет, а скорее смех.

По документам, «Бесс» – это двухцветный универсал «Форд Кантри Седан» 1959 года. Зад чуть ли не волочится по земле, как у старого пса, колесные арки и краска на нижней трети кузова разъедены ржавчиной и зимними реагентами, верхний багажник куда-то подевался (когда и как, никто не помнит), габаритные огни потрескались (но работают), а глушитель болтается на честном слове и истертом шпагате. Когда-то «Бесс» была идеальным авто для семьи с двумя детьми, но сейчас единственное ее достоинство – восьмицилиндровый двигатель почти на шесть литров под капотом, отчего на шоссе она разгоняется как ракета. Ну и работающее радио. Формально машина выкрашена в два оттенка зеленого: «яблочный» и «шервуд», – но они уже настолько слились друг с другом, что окружающим остается лишь верить Мэри Пэт на слово.

Когда она вылезает из «Бесс», шпана начинает ржать. Кроме Рама. Тот просто смотрит на Мэри Пэт, вскинув бровь, которую ей хочется оторвать у него с рожи, и попивая пиво из полулитровой банки.

– Где Джулз? – без предисловий спрашивает Мэри Пэт.

– Почем мне знать?

– Пусть пиво не кружит тебе голову, Рональд. Не ровен час, возомнишь себя храбрым…

– Чего?

– Где моя дочь?

– Без понятия.

– Когда ты ее в последний раз видел?

– Вчера ночью.

– Где?

– На пляже Карсон.

– А потом?

– Что – потом?

– Куда она пошла?

– Домой.

– И ты отпустил мою дочь домой одну в час ночи?

– Было без четверти час.

– Ты отпустил мою дочь одну без четверти час? В этом районе?

– Ну… – Он подносит пиво к губам.

Мэри Пэт выбивает банку у него из руки.

– Одну?!

Ржание стихло. Мэри Пэт знает матерей всей этой шпаны, а шпана знает ее. Все молчат, будто в очереди на исповедь.

– Нет, не одну, нет, – быстро поправляется Рам. – Джордж должен был ее подвезти.

– Джордж Данбар?

– Да, он.

– Наркоторговец?

– Что?.. Ну да.

– Он подвозил мою дочь домой?

– Ну да, я был крепко так упорот…

Мэри Пэт делает шаг назад и медленно, молча меряет Рама взглядом.

– Где ты будешь через час?

– Чего?

– Чего слышал. Отвечай!

– Ну типа дома буду.

– «Типа» дома или дома?

– Дома. Вот собираюсь и еду.

На служебной парковке стоит его оранжевый «Плимут Дастер» 1970 года. Мэри Пэт всегда претил вид этой машины: сразу понятно, что ничего хорошего от ее владельца ждать не приходится.

– Если Джордж твою историю не подтвердит, я ведь вернусь.

– Да пожалуйста, – говорит Рам, и по тону слышно, что ему есть что скрывать.

– Или можешь рассказать все сейчас.

– Нечего рассказывать.

– Поверь, так будет лучше.

– Верю. Но рассказывать нечего.

– Хорошо.

Она складывает руки на груди, как бы говоря: «Гляди, никто тебя за язык не тянул».

Рам нервно сглатывает, а потом смотрит куда-то себе на ботинки и на разлитое рядом пиво.

Под ошалело-изумленными взглядами Мэри Пэт садится обратно в свою «Бесс» и, развернувшись, отъезжает.