А еще в комнате висело зеркало, простое, круглое, даже без рамы. Пойманный отражающей поверхностью, Макар на секунду забыл, зачем вообще пришел сюда. С той стороны на него недоверчиво глядел усталый бородатый мужик, похожий на моджахеда. Неудивительно, что «братья» отнеслись к нему так недоверчиво! В широко распахнутых глазах прибавилось льда, голубоватого, опасно тонкого. Набрякшие мешки из темных стали почти коричневыми. Да еще морщины… за минувшие месяцы время нещадно обработало его черты резцом.

– Что? – Макар с трудом оторвался от незнакомого отражения, услышав вопрос Шамана.

– Я говорю, сможешь его на ноги поставить?

Маленькое нелепое братство расступилось, пропуская Макара к постели больного. Нет, все-таки умирающего. Сожранный лихорадкой, серый лицом, на диване лежал без пяти минут покойник. Намокший ирокез жалко распластался по шишковатому черепу. Рыжая борода казалась огненной на фоне бледных щек. В камуфляже, в ботинках. Спасибо, хоть без брони.

Идиоты поставили ему капельницу. Настоящую. Видать, приволокли из больницы. Чудо, что не убили мужика. Похоже, только благодаря капельнице он протянул так долго. Один рукав куртки оторван, а рука до самой шеи неумело обмотана бинтами. Макар скривился: в конкурсах по обматыванию друг друга туалетной бумагой люди и то сильнее стараются! Запах вокруг лежанки стоял такой, что не спасали даже открытые форточки. Не выдержав, Макар натянул на нос ворот свитера.

– Можно? – Не оборачиваясь, он протянул руку назад, ладонью вверх.

– Да! Да, конечно! – Ворон суетливо вложил в нее скальпель. Металлическая рукоятка оказалась мокрой от пота. А этот дурень даже не подумал, какую-такую помощь можно оказать скальпелем! Даром, что очкарик.

– Ты извини, что так вышло. Сам понимаешь, мало ли. Ты первый человек за год! Мы должны были тебя проверить.

Его пустая болтовня трещала эфирными помехами. Такая же бессмысленная и раздражающая. Макар осторожно подцепил бинты лезвием, разваливая повязку надвое. Вонь разлагающейся плоти усилилась многократно. Из-под повязки показалась худая рука, покрытая язвами, гнойниками и…

Не веря своим глазам, Макар обернулся к притихшим «братьям»:

– Это что, на хрен, такое?!

Те переглянулись виновато и ответили чуть ли не хором:

– Татуировка…

– Та-ту-и-ров-ка… – по слогам повторил Макар, точно услыхал слово впервые.

Происходящее не желало укладываться в голове. Эти Кретины Судного дня накололи другу свое кретинское название, занесли какую-то неведомую заразу, а когда все пошло не так, просто вынесли тело на холодок! Приложив компрессик, решили, что все само рассосется! Инфантильные придурки, играющие в Постапокалипсис, угробили командира самодельной тату-машинкой из моторчика и гитарной струны! Такая бездна безответственности приводила Макара в ярость. Плевать, что он сам пришел убить их, Скворцов все равно не мог взять в толк, как можно настолько безалаберно относиться к человеческой жизни, когда ее, этой самой жизни, на всей планете и не осталось почти!?

Он прикрыл глаза, и в темноте сомкнутых век тут же полыхнули знакомые оранжевые радужки. Ты все делаешь правильно, я с тобой, молча сказали они. Тебе никто не причинит вреда. Пока я с тобой, ты бессмертен. Еще один шаг, еще одна ступенька на пути к бесконечному отдыху. Еще один шаг. Вернее, сразу три шага…

– Помогите-ка! – скомандовал Макар. – Надо слегка приподнять его.

Помогать вызвался Шаман. Лучше бы, конечно, Ворон, у него автомат. Но так тоже сойдет.

Ухватив товарища за грудки, Шаман осторожно потянул его на себя. Голова Роджера запрокинулась, оголяя немытую шею. Выбирая удобную позицию, Скворцов сместился немного в сторону.

– Так нормально? – пыхтя от усердия, спросил Шаман.

– Нормально. Более чем.

Коротким профессиональным движением он полоснул Роджера по сонной артерии.

Брызнуло, как в третьесортном кино. Капли долетели даже до противоположной стены. Принявший на себя основной поток Шаман стоял, как каменный идол после жертвоприношения. Он все еще держал тихо умирающего Роджера. Из открытой раны толчками вытекала кровь, распространяя по комнате сильный медный запах. Макар глубоко вздохнул и повернулся к парням.

Взвизгнув придавленным кроликом, Шаман пулей вылетел из комнаты, по пути зацепив плечом сервант. Треснуло стекло, посыпалось на грязный пол, увязая в разноцветных ковриках. А Ворон не побежал. Сжав губы в узкую полоску, решительный и бледный, он навел АКМ на Скворцова и с силой утопил спусковой крючок. Все как по учебнику. Он не мог промахнуться, а Макару негде было спрятаться. И все же Макар продолжал надвигаться на Ворона, а тот все давил, и давил, и давил проклятый спуск.

В полушаге от испуганно дрожащего ствола Макар убрал скальпель в карман. Ты бессмертен. Крепко вцепился в автомат, с силой вырвал его из рук Ворона. Перехватил, развернул – круглые глаза за стеклами очков сделались еще круглее от страха и удивления, – демонстративно снял с предохранителя. Пока ты со мной, ты бессмертен. А затем с удовольствием выпустил в Ворона весь магазин, превратив его лицо в месиво из мяса, мозга и осколков черепа.

Все это заняло считаные секунды. Макар не слышал, как ударилась о стену подъездная дверь, – от выстрелов заложило уши, – но по времени Шаман должен был уже оказаться на улице. Макар подошел к окну. Так и есть. Малолетний панк со всех ног мчался к автобусу. Наверное, спешил к пулемету.

Макар высадил стекло прикладом. Шаман обернул на звон красное от чужой крови лицо и с криком припустил еще быстрее. Отсоединив пустой магазин, Макар перевернул его, вставляя второй, полный. Двойной рожок с изолентой неожиданно оказался удобной штукой. У тебя все получится. Ты все делаешь правильно.

В последний раз Макар стрелял на военной кафедре при университете. Целую вечность назад. Но внутренний голос шептал так уверенно, так ясно, что руки вспомнили и сделали все сами. Тщательно прицелившись ниже бронежилета, Макар двумя короткими очередями срезал нескладную фигуру. Шаман взвизгнул и упал. Инерция бега протащила его лицом по наждаку асфальта.

Насвистывая бессмысленный мотивчик, Макар вышел в подъезд. По-мальчишечьи легко сбежал вниз, слушая, как гулкое эхо пытается нагнать его. На улице вдохнул прохладный весенний воздух полной грудью, так, что проняло до самого желудка. Вместе с запахом набухающих почек ноздри уловили прекрасный аромат свежей горячей пищи. Картошка с мясом вяло булькала в котелке. Эйфория боя заставляла ощущать себя живым, организм требовал не есть даже, а жрать, жадно запихивать в себя пищу, отобранную у побежденных. Но прежде закончить. Закончить дело.

Последний представитель сталкерского паноптикума глухо застонал. Закинув АКМ на плечо, Макар подошел к телу. Присел на корточки. Сверху Шаман напоминал раздавленную катком жабу, так нелепо раскинулись его руки и ноги. Ниже бронежилета одежда напиталась кровью. От парня несло страхом и дерьмом – естественным запахом убитого животного. Брезгливо ухватив сальный чуб, Макар повернул голову Шамана к себе.

– Встать можешь? – участливо спросил он.

По окровавленному, искаженному болью лицу пронеслась целая гамма чувств. От напряжения на выбритых висках вздулись толстые вены, синие, как татуировка, сгубившая беспечного Роджера. Макар уже и сам видел: парень не ходок. Видимо, пуля застряла в позвоночнике. Может даже не одна.

– Не могу! – испуганно заскулил Шаман, и прозрачные слезы покатились по красным щекам, точно пытаясь отмыть их. – Не чувствую ни хрена… Ног не чувствую! Ты, сука! Ты за что нас убил? За что меня убил, тварь?!

– Это не я вас убил… – под нос себе пробормотал Макар. – Это глупость ваша вас убила.

Шаман разрыдался, громко, отчаянно. Скворцов, убедившись, что противник не представляет угрозы, отправился обратно к огню. Сегодня он переночует здесь. Что там говорил этот вонючий панк? На третьем этаже, значит?

– Эй! Эй, ты! – неслось ему в спину. – Не бросай меня так! Слышишь?! Не бросай меня! Вернись!