— Не двигаться! Стой! Пру! Я все еще надеюсь на сохранение ноги, пусть и сломанной! Рано еще, рано.

Кобыла фыркнула — мол, как знаешь, но я бы не надеялась — и отошла в сторону, повернув к нам снова свою более лицеприятную часть. Ван в нашем диалоге не участвовал, хотя именно ему и собирались сделать лоботомию. И через ван [1] я поняла почему. Мой раб был в легком, но ощутимом трансе.

— Оторвешь листок, не вернешь в поток…

— Оторвешь⁈ Упырь на празднике цветения! — кровь все больше стыла в жилах от страха и нервного ожидания.

— Верни русло, на место, что пусто…

— Всевышние, что за нелепые заговоры? — шептала сама себе, стараясь справиться с переживаниями.

И тут меня пронзило молнией, сильно, резко, но лишь на мгновение. Я зажмурилась от боли и боялась открыть глаза, поскольку существование моей ноги было под большим вопросом. Заржала кобыла и потрепала меня губами по волосам. Наверное, не все было так плохо, если удара копытом не последовало. Пока. Решившись, я резко распахнула глаза и увидела интереснейшую картину. Ваня сидел на том, на чем обычно сидят, и удивленно смотрел на мою здоровую ногу. Вороной жеребец, наклонившись через плечо белокурого, с таким же выражением морды, только лошадиной, пялился туда же. Прелестно. Хорошо, что кобыла не страдает теми же приступами, что и эти двое. Обернувшись, я поняла, что златогривая со мной солидарна. Она, кстати, палевой масти была. Красивая, ничего не скажешь.

— Долго гипнотизировать будете? Прахом не рассыплется, если только Ванюша не постарается, — решила развеять напряжение я.

— Это я сделал? — с детской радостью спросил мужчина.

— Ну не я же.

— Ничего себе, я и вправду маг, — глупая, по-детски наивная улыбка озарила его лицо.

— А когда по дворцу хороводы пускал, то сомневался в этом? — весело поддела я. Но совсем беззлобно.

— Я думал, это не я.

— Что-то мне не верится, что есть еще один ненормальный маг во дворце, что кричит «двигайся», как клич к бою, — усмехнулась я, вставая на свои двое и разминаясь. Нога на самом деле была в порядке.

— Я за тебя испугался, я не хотел, — тут же насупился этот великовозрастный ребенок.

— Не хотел, не хотел. А что произойдет, когда ты захочешь? Всемирная засуха, потоп, огненный дождь по всем империям и королевствам? — Малыш надулся сильнее, и я перестала его подначивать. — Ладно, не обижайся. Я знаю, что ты помочь хотел. Я это ценю. Кстати, спасибо, что спас мою ногу.

— А я не помню, как это получилось.

— Знаю, Малыш, знаю. В трансе ты и не мог ничего запомнить. Так что, не волнуйся. Ты сильно устал?

— Нет.

— Тогда принеси дров, а я разожгу костер, — вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. — И седельные сумки тащи. Посмотрим, что съестного было у наших благодетелей.

Обед прошел тихо и мирно. От дворца мы проскакали почти девяноста тан по лесу. Для тринадцати ват это просто великолепно. Лошади нам попались на удивление выносливые. Легко переносили нагрузку и почти не уставали.

Несмотря на кажущуюся легкость нашего путешествия, мы понимали, что это не увеселительная прогулка. Наш путь будет большей частью пролегать по лесным дорогам и непроходимым чащам. В поселки мы поедем только в случае полного истощения запасов. Я слишком хорошо усвоила правила, когда приходиться скрываться. Пункт нашего назначения я определила еще утром. Больше нам негде скрыться, и никто другой нам не поможет.

Хрустальный лес. Прекрасное место. Безопасная, надежная, а главное самая близкая мне земля. Скрываясь в разное время и от разных преследователей, я, не задумываясь, сбегала к эльфам и просила убежища. Ни разу я не получала отказ. Надеюсь, и сейчас ничего не изменилось.

Владыка Хрустального леса, Алибаскаэль из Старшего Дома Канэ Си Ан, император всех светлых эльфов — мудрый и милостивый правитель. Он всегда прощал мне выходки, а иногда даже поддерживал меня в моих естествоиспытаниях. Ему нравилась моя живость и страсть ко всему странному и необъяснимому. Он для меня всегда был чем-то большим, чем просто Владыка. Наверное, что-то вроде заботливого дядюшки.

Вообще, за все время моего пребывания у эльфов, у нас сложились странные отношения. Для меня они не делились на высокопоставленных и обычных. С самого первого дня Баск старался убедить в том, что для меня они все равны, как листочки на эльфийском дубе. Они одинаково рождаются и одинаково умирают. И это то равенство, которое я должна была запомнить. Оно всех ставило на один социальный уровень.

Чем вызвано было столь особое отношение, я не знала. Возможно то, что я беженка, как-то повлияло. Однако сами эльфы признают свое социальное неравенство. Так почему же мне было позволено его игнорировать?

Тогда я не знала. А когда узнала? В тот день, как близко познакомилась со смертью. Когда осознала, что ее власть не щадит ни королей, ни рабов. Смерть — великая уравнивающая сила, ставящая всех на одну ступеньку. Последнюю.

— А-а-а… Бух!

— Сорок четыре — ноль…

— Чвяк, чвяк!

— А это уже подло, Паля.

Кобыла фыркнула, выражая свое несогласие, мол, если издевается этот патлатый надо мной сидя в седле, и по бокам колотит без причины, чего б этого нахала не скинуть, да еще и не потоптаться, для успокоения души, так сказать.

— Ладно, твоя правда. Но он ведь и так болезный. Вдруг еще и калечный станет. Тебе оно надо, Палевая?

Кобыла застыла, забыв поставить занесенное для шага копыто, и помотала головой.

— То-то и оно. Скидывать, скидывай, так даже веселей ехать, а ходить по нему не нужно.

Кобыла кивнула. Она вообще на удивление понятливое и сообразительное животное. Просто прелесть. Наверняка не простое животное. Вон как учит Вана в седле держаться. Кстати, успешно. Он уже не падал по два раза за вар. Глядишь, и к эльфам уже достойным наездником приедет. А кобылку я Палевой назвала. Из-за ее цвета. Она, вроде, не против.

— Тариван, вылазь из кустов немедленно! Мы торо-о-о! — слово «торопимся» так и не сумело сформироваться во что-то членораздельное.

Мой неуклюжий недомаг не просто вылез из кустов, он их перепрыгнул, притом, что самый низкий кустик достигал моей шеи. Темень! Переходя на ускоренный бег, он догнал кобылу, подпрыгнул, опершись руками о круп, и взлетел в седло. Как это было красиво! Идеальная посадка в седле, ровная спина, мощные икры ног мягко обхватили бок Пали, сильные руки плавно легли на ее шею и крепко сжали поводья между пальцев, при этом создавая видимость расслабленности всего тела. Я пустила слюнку! О, Паля тоже пустила пенку!

— Эм, Тарчик.

Резкий поворот головы, плавное движение руки и я на земле, придавленная грузным мужским телом. Все произошло так быстро, что я толком и не увидела всех движений Вана. Результат — я на земле, дыхание сбито, и вдохнуть никак под его весом. А воин спокойно и равномерно дышал надо мной, предплечьем придавил мне горло, коленом зафиксировал грудь. Все еще ловя ртом воздух, услышала рык и слова, сказанные сквозь сжатые зубы.

— Как ты! — Вой, а не голос. — Посмела меня назвать⁈

Мне стало страшно. Резкий озноб вдоль позвоночника сковал лучше любых магических или физических оков. Я медленно, но верно начала осознавать, что мне конец. Я не знала этого воина, и для него я была никем! Если бы у мужчины был нож, возможно, я даже не успела бы осознать своей смерти. Но как раз-таки смерти я не боялась, мы давно с ней были на короткой ноге. А вот существо, которое с ненавистью и презрением смотрело сейчас на меня и решало мою судьбу, приводило в неконтролируемый ужас.

Глаза. Его глаза, прежде ясные и благородные как хризолит — камень дракона, теперь рождали в своей глубине алый огонь, как завораживающий, аристократичный александрит. Дикая, необузданная мощь драконьего камня и холодная, обжигающая ярость возвышенного александрита. Иней, мои ресницы покрылись инеем от его взгляда. Лед, сухой лед был в его глазах. Этот лед не морозил, он выжигал изнутри саму жизнь. Холод, что рождает жар. Лед, что разжигает огонь. Заиндевевший страх, охватывает пламенем мужество, уничтожая его последние остатки.