– И чего, теперь тебя поздравить, что ли, можно?
– Да с чем тут поздравлять-то? Я до замужества вообще мечтала, что один раз и навсегда замуж выйду. Но жизнь не сказка – за Тормоза вышла.
– А чего ты его всё Тормозом-то зовёшь?
– Да чего? Погоняло у него такое в нашей компании было. У нас ведь тоже, типа как у вас, своя мафия раньше была.
– М-м-м. Прикольно, – удивился Пономарёв. – А чего, теперь получается, нам можно хоть каждый день видеться?
– Ну да, – улыбнулась Рыжая. – Кстати, у меня теперь выходных в субботу и воскресенье больше не будет. Я уже поменялась со всеми, с кем только можно. Теперь только в будни будут.
– Ну и хорошо. Можно у меня днём тусить, пока «родаки» на работе. Правда, теперь братан старший с армейки пришёл. Он пока не работает, может быть днём дома. Но я, в принципе, могу его попросить, чтоб свалил. Должен понять.
Электричка стояла на очередной станции. Двери с характерным шипением и свистом закрылись, поезд тронулся и медленно покатился. Вдруг в окно «купе», где сидели Пономарёв с подружкой, что-то сильно ударило снаружи.
Рая от неожиданности вскрикнула и вцепилась в Диму. Тот в свою очередь сильно вздрогнул. И непонятно, отчего его испуг был сильнее: от удара в стекло или от реакции Рыжей Бестии на этот удар.
За первым ударом последовали крики, свист и второй удар, только уже не кулаком, а ладонью. Потом третий. Четвёртый. Они, конечно, были не менее громкими, чем первый, но уже не столь неожиданными, и Дима с Раисой уже не вздрагивали.
По тёмной платформе за начавшей движение электричкой шли «низкий» – Казак, «высокий» – любитель перочинных ножей и главарь люберецкой компашки – Дарэн. Они двигались возле окна, грозя кулаками, то и дело били по стеклу и выкрикивали всякие ругательства. Дарэн прокричал:
– Эй вы, москвичи херовы! А куда это наши москвичи едут-то? В Раму8 или в Жук9?..
Друзья Пономарёва, сидевшие в соседних «купе», чтобы лучше разглядеть тех, кто там снаружи хулиганит, прильнули к окнам.
– О! Это те гандоны! – воскликнул Спиридон.
– Это же не Люберцы ни хрена! – внимательно разглядывая тех, кто был на перроне, хмуро произнёс Автократов. – Чего за станция?
– Ща знак будет, посмотрим, – сказал Олег.
– Это Удельная! – воскликнула Рыжая. – Вон знак!
Вдруг в окно, в которое показывала пальцем Раиса, ударили ногой. Стекло сразу же затянулось пеленой «паутины». Послышалось характерное потрескивание.
Рая опять вскрикнула и отпрянула от окна. Пономарёв обнял её и развернулся спиной к окну, выталкивая подругу из «купе».
Последовал ещё один удар, и стекло вогнулось внутрь вагона. Посыпались мелкие стекляшки.
Все в вагоне гневно заголосили.
Ещё удар! И стекло обрушилось в «купе», рассыпая по полу и сиденьям град мелких осколков.
Поезд уже набрал приличную скорость.
– Ссаные москвичи! – крикнул бежавший по перрону «высокий». – Куда собрались? Вылазьте, на хер! Мочить вас бу…
Край платформы оборвал его гневные крики.
– Блин, капец! – воскликнул Кислый, отряхиваясь от попавших на него осколков.
Другие тоже осматривали себя на наличие стёкол и возможных порезов.
– Тебе не попало? – спросил у Рыжей Пономарёв.
– Нет. А тебе?
– Никакие они, значит, не люберецкие! – сказал Автократов. – Писец им, короче! Шоблу соберём и приедем сюда – Удельную бомбить!
***
– Димон! – шёпотом позвал Михаил Пономарёв, расталкивая своего младшего брата. – Димо-он! Проснись!
Пономарёв-младший поднял с подушки лохматую голову, повернулся и, сощурившись, одним сонным и испуганным глазом посмотрел на Михаила.
– Сюда иди, – сказал Миша.
Дмитрий аккуратно, чтобы не потревожить Рыжую Соню, вылез из-под одеяла и проследовал за братом в коридор.
– Ты не охренел?! С бабой среди ночи припёрся! – сказал Миша.
– А… а чё?.. А куда мне её девать-то? – «скрипя» похмельными мозгами, стал оправдываться Дима.
– Ты же говорил, что вы на всю ночь поедете в «Молоко» в это своё?
– Да там… пораньше уехать пришлось, – оправдывался брат, протирая глаза.
– Нас, блин, обломали! – Миша взглянул на приоткрытую входную дверь, за ней были слышны медленные шаги женских каблуков, очевидно, девушка ходила по кругу приквартирного тамбура. – Я только свой лохматый мотороллер расчехлил, а тут вы вломились. Капец, блин! Ну ладно. Ну раньше вернулись. Ну пришли бы, улеглись бы «по-шурику». А вы, блин! – начал возмущённо перечислять Михаил, – шуметь, греметь чё-то там начали! Чего, по-тихому нельзя было, что ли? Ну улеглись вроде. Ладно. Так нет, блин! Шебаршиться там стали! Чмокаетесь чё-то, шушукаетесь, блин, лижитесь! Я уж думал, если ща трахаться вообще прям при нас начнёте, прям встану и рубану тя вообще.
– Да не, Михон! Ну мы тихо вроде ложились-то, – промолвил всё ещё помятый ото сна Дмитрий. – Да и я же знаю, что ты там со своей этой, как её?.. Мы-то до этого уже дела-то свои сделали.
– А это чего у тебя? – вдруг присмотрелся Миша. – Фингал, что ли?
– Ды да. Говорю же – пораньше пришлось уехать, – сердясь на ночное происшествие, проговорил Пономарь-младший, поглаживая ушибленный нос.
– Люлей получили? – усмехнулся старший брат. – Вот видишь, как хорошо, что я с вами не поехал!
– Да если бы ты был бы с нами – мы их уделали бы!
– А чё? А кто такие-то? Местные что ль?
– Нет! – воскликнул Дима. – Это удельнинские! Кран хочет толпой туда поехать.
– Ладно, – снисходительно сказал Миша. – Давай, я потом подойду туда к вам, перетрём, что да как. Надо поехать – значит поедем. Уроним там всех. Короче! – сказал Миша серьёзно. – Мы с Лилькой поехали. Вы там давайте проспитесь и валите тоже куда-нибудь. Только трахаться не вздумайте, блин! Родичи дома.
– Ага. Хорошо.
…
«Цинк» по «сарафанному радио» распространялся очень быстро. Передавалось всё из уст в уста через несколько звеньев. Причём передача была настолько точная, чуть ли не слово в слово. А перед началом распространения информации не было ни долгих совещаний, ни сборов руководителей разного уровня. Да и руководителей-то таких, собственно, и не было. Была, конечно, некая иерархия по возрастам, но она не была похожа на армейскую: старшие – 17-18 лет (бывали и более взрослые ребята, но это было в порядке исключения, потому что в армию уходили, как правило, при достижении восемнадцати, а по возвращению – интересы менялись и парни выходили из команды – начинали путь во взрослую жизнь), средние – 15-16 лет и младшие – 13-14 лет. Но единоначалия, как в армии, не было. В каждом возрасте был, как правило, не один, а несколько старших – можно условно сравнить с «советом директоров». Но даже если был один, то, в его отсутствие, его мог заменить кто-то из его близких. Лидер во всей бригаде тоже мог быть не один, а при необходимости тоже был заменяем. Естественно не было Устава. Были просто дружба, сплочённость, преданность и взаимовыручка. А ещё были: идейность, большое желание и самоотверженность, а вместо Устава – пацанские понятия. Понятия эти похожи на арестанские, но более мягкие, – дети всё-таки, а не урки.
Большому желанию и самоотверженности военачальники могли бы только позавидовать. В армии не всегда, а лучше сказать – почти никогда не хватает желания. В «низшей» армейской среде – в солдатской, чаще правит балом страх дедовщины. Стимулирование там происходит не так, как принято это в нашем понимании: поощрение за проделанную работу или обещание поощрения за предстоящую. Стимул в армии – как палка у чабана с отарой овец. На её конце – острый гвоздь, которым он легонько колет отбившуюся от стада овцу, чтобы та вернулась. Овцы, хоть и тупые, но такой «стимул» заставляет их помнить, что разбредаться далеко от своих не нужно. Кроме того, в армейской среде постоянно, ежедневно, а то и не по одному разу за день, проходят долгие совещания на разных уровнях. У командира полка его замы и командиры батальонов сидят, записывают задачи своего начальника. Даётся время на подготовку. Потом комбаты собирают свои совещания со своими замами и командирами рот, где уже они – начальники. Затем следующий уровень: ротный – взводные, взводный – сержанты. И так доходит до построения самого «низшего» звена армейской иерархии – солдат, где начальниками уже являются сержанты. Потом идёт подготовка экипировки, вооружения, учебно-материальной базы и, наконец, внешнего вида к грядущим мероприятиям. Но в итоге всё равно не обходится без косяков. Где-нибудь, как-нибудь, на каком-то из звеньев, и не факт, что на самом низшем уровне начальников, да и пойдёт что-нибудь не так. Редко, когда проходит что-то, как говорится, «по маслу», «без сучка и задоринки».
