– Сходи, посиди в кафе-бар «Под мухой», и иди прямо сейчас…

– В смысле водки попить? Ну и название. Да я уж лучше в Москве, – пожала я плечами. – А где это кафе, Лель?

– Улица Гладиолусная. – Леля пожевала губами и буднично добавила: – Там можно встретить мертвых, только никому об этом, слышишь?

Я кивнула.

– Что-о-о?

Леля, махнув рукой, зашипела:

– Не кричи… Ты уедешь, а мне еще жить тут!

– Ага, ну, конечно, – шепотом ответила я. – То есть как? В Дракине можно встретить мертвых, и давно? Я тут всю жизнь живу и первый раз об этом слышу!

Леля быстро взглянула на меня.

– Если ты чего-то не знаешь, выходит, этого нет? – язвительно пробормотала она.

– Почему? Я не это имела в виду. Да, у нас тут сплошные погребальные курганы на каждой улице, но чтобы мертвые по улицам ходили… Что, прямо в кафе «Под мухой» заходят? – не попадая зубом на зуб от возмущения, все-таки пошутила я.

– На Гладиолусной улице только, а не везде, – шепотом повторила Леля Леонидовна, оглядываясь. – Там раньше была чехольная фабрика, после войны, а сейчас все закрыто…

– И что?

– Посиди, посмотри, может, увидишь, про кого думаешь, – пожала плечами Леля.

– Всех?! – ужаснулась я.

– Главное, – тут Леля значительно помолчала, – когда сядешь ждать, тихо и отчетливо повтори: «Железо к железу, золото к золоту, дерьмо к дерьму!»

Леля плюнула на палец, подняла его, сказала:

– Ветер дует со спины, – и быстро скрылась в подъезде.

А я, уронив сумку, с перекошенным от возмущения лицом опустилась на старую лавку у дома.

– Не верю! – громко сказала я.

До последней ночной электрички в Москву оставалось не меньше семи часов, и я решила провести их с внучкой, но снедающий меня огонь любопытства, похоже, был сильнее и гнал на Гладиолусную улицу… Уже на подходе к ней мое любопытство вдруг сдулось, как шарик, и я повернула обратно.

Купив килограмм бананов на уличном лотке, я отошла в тенек и съела парочку, и тут меня окликнула со стороны дороги моя заклятая подруга Флора Попова в черной газовой косынке поверх рыжей фирменной «бабетты». Мы обнялись, ведь Руслан Католиков из 9-го «б», из-за которого мы соперничали, остался далеко в детстве и не представлял для нас никакой ценности.

– Ты где? – спросила я, отдышавшись.

– В похоронном бюро, а ты? – Флора вытащила зеркальце и быстро в него посмотрелась.

– Работала недолго гадалкой в Москве, а теперь снова работу ищу, – призналась я.

– А что недолго? – оживилась Флора и, сняв траурную косынку, начала ею обмахиваться. – Не пошло?

– Не пошло, – кивнула я.

– А я надгробья продаю. – Флора широко улыбнулась. – Пойдем, посидишь со мной в кафе? Мне человечка одного подождать надо.

Низкорослые деревца Гладиолусной улицы привлекли бы мое внимание, даже если б я не знала, что это за улица, – они были похожи на тундровые чахлые березы… И когда мы прошли мимо закрытых ворот чехольной фабрики к выцветшей на солнце веранде под названием «Под мухой», я в который раз убедилась в том, что не совсем хозяйка своей судьбы.

– А надгробья хорошо берут? – жизнерадостно поинтересовалась я.

– Гранитные? – уточнила Флора. – Или мраморные? – Выглядела она для своих сорока с небольшим на пятьдесят, особенно истомленно выглядели Флорины глаза. – Очень хорошо берут, просто бум на гранитные, – бодрым голосом отрапортовала она. – А хочешь у нас поработать за проценты, Свет? Могу посодействовать.

Я представила, как продаю черные гранитные надгробия, и меня замутило. Впрочем, на веранде было душно, и замутило меня, возможно, из-за духоты.

– У вас в семье кто-то умер? – Я кивнула на скомканную траурную косынку в руках Флоры. – Знаешь, чудно, мне про эту улицу только сегодня говорили.

Странный звук, издаваемый кофейной машиной с приходом большой компании подростков, заказавших колу и молочные коктейли, стал почти не слышен. Из магнитофона, который они поставили в центре дощатого пола кафе, выстукивал громкий ритм брит-поп…

Флора, морщась, быстро прихлебывала из большой керамической чашки кофе без сахара.

– Моя невестка умерла при родах, глаз у нее один так и не закрылся, вот… Кого-то звала за собой в могилу, примета такая есть! – Флора со стуком отставила пустую чашку и быстро взглянула на меня. – Хочу узнать, кого…

Я поежилась.

– Ну, посидишь со мной? – мрачно спросила Флора.

– Не вопрос. – Я кивнула и сразу же пожалела об этом.

– Спасибо, – улыбнулась краем опущенного рта Флора и оглянулась на пыльную улицу, на которой, кроме старой закрытой фабрики, стояли лишь три заколоченных деревянных домика. – Знаешь, Свет, я тут уже второй раз, не было ее позавчера… Хочешь, я тебе анекдот расскажу? – без перехода спросила она.

Я кивнула, подумав внезапно про сестер Хвалынских в прошедшем времени… «Неужели мертвые старушки Хвалынские пройдут сегодня мимо меня по этой улице? Ведь не зря я попала сюда, не зря…»

Мы сидели в кафе уже третий час, вспомнив все анекдоты, какие только знали. Подростки с магнитофоном давно ушли, зато подтянулось несколько женщин нашего возраста и старше. Почти за каждым столиком кто-то сидел, пил кофе или курил. Я старалась не смотреть в их сторону почему-то…

Мимо кафе по улице довольно часто проходили поодиночке и парами люди, многих из них я шапочно знала, но не была уверена, живы ли они сейчас или уже мертвы… Окликать их я не решалась. Одна из прохожих, женщина, неуловимо похожая на мою бывшую соседку, уселась на ступеньку рядом с моими ногами и, низко опустив голову, посмотрела на свои пыльные босоножки из клеенки… Официантка угрюмо покосилась на нее, но не подошла.

– Миленькое местечко, стационарно аномальная зона, – пробормотала я, почесав нос. – Как ты про него узнала-то, Флор?

Флора вздрогнула.

– От соседки-вдовы, они тут с мужем каждую среду встречаются. Будешь еще кофе? – предложила она.

Я кивнула и посмотрела на часы на уличном столбе. Было почти восемь вечера.

– Смотри, Вера Харитоновна, учительница физики, – Флора привстала и вдруг отвернулась, закрыв лицо газеткой.

– Ты что? – удивилась я.

Постаревшая Вера Харитоновна в спущенных чулках и нечесаная как раз шла мимо и дважды добродушно кивнула мне.

– Она умерла в прошлом году, – пробормотала Флора и быстро перекрестилась.

– Вера Харитоновна умерла-а-а? – И я, вытянув шею, посмотрела на опустевшую дорогу. – А вы тоже ждете кого? – оглянулась я на усталую женщину на ступеньках кафе.

– Да, – кивнула она, продолжая гипнотизировать босоножки из клеенки. – Только зря вы, Вера Харитоновна живая, она тут рядышком проживает.

Мы с Флорой заговорщически переглянулись.

– Я могла и ошибиться, – отмахнулась Флора. —

Знать бы еще, как отличить живых от мертвых, которых увидишь!

– Ну, я вот мертвая, – женщина медленно взглянула на нас и тяжело вздохнула. – Жду второй месяц, а никто из моих так и не пришел…

Мы с Флорой подскочили, и женщина заметно отшатнулась от нас.

– Вы шутите, да?! – меня вдруг разобрал глупый смех. – Да будет вам!

Но цепкий взгляд женщины остановился на нас. Похоже, она мгновенно считала информацию с наших лиц.

– Если бы… Напрасно вы меня боитесь, – начала она высоким голосом…

И внезапно за несколько секунд потемнело.

Наступила ночь. Не было видно ничего, лишь слышался скрип стула, на котором я сидела, и наши лихорадочные дыхания…

– Валим отсюда, – прошептала Флора.

– Валим, – вскочила я, задев рукой бутылку из-под фанты, она упала и разбилась в темноте на тысячу осколков.

Но мы так и не двинулись с места, потому что не успели. Появился свет – дрожащий, голубоватый, похожий на предрассветный, он осенил всю улицу и нас с Флорой на веранде кафе. И мы вдруг увидели, что Гладиолусная улица переломилась ровно пополам, как сухой французский багет в руках у голодного человека.

Мы сидели, каждая с большой чашкой недопитого холодного горького кофе, а улица сломалась, да, именно так, и в самой середине ее появилась заметная складка, и из нее, как дым из окурка, заструился вверх белый прозрачный дым и оттеняющая его, искрящаяся мгла…