После трагической смерти отца Якссону не дали тихо скорбеть по нему в священном фамильном поместье на Оторио. Как строгая родительница, Малина просто сочла, что теперь ему пришло время посвятить себя более важным вещам.

И Якссон так и сделал, хотя его определение важности отличалось от определения матери.

«Да, я знаю все об обязанностях рода Ару, мама, – сказал Якссон. И Малина предположила, что это означает полное согласие с ней. – Я понимаю свою ответственность».

Однако фамилия Ару досталась ему от отца, а не от матери, но Картель спокойно снял Брондона Ару со всех ответственных постов, передав бразды правления его гораздо более амбициозной жене. А затем Брондона отправили в тихую постыдную ссылку – коротать дни за бессмысленными развлечениями, присущими очень богатым людям.

Как только Малина привезла младшего сына на Танегаард, она сразу же посвятила его в суть вещей. Она допустила его к самым глубоким уровням секретности, чтобы он мог целиком погрузиться в дела Картеля. Малина была очень довольна его очевидной целеустремленностью, внимательностью и быстрым усвоением информации.

Она никогда не догадывалась, чем он на самом деле занимался.

Узнав еще больше на Кайтэйне, Якссон сидел на бесконечных собраниях в небоскребе «Серебряная игла», слушая, как старший брат бубнит о первоочередных управленческих задачах. В своих выступлениях Франкос проявлял столько такта, осторожности и дипломатичности, что даже на самые простые вопросы уходило в десять раз больше времени, чем необходимо. Брата раздражала явная скука Якссона, которую он неверно толковал как отсутствие интереса, а не как несогласие с его тактикой.

Во время стажировки Якссона на Танегаарде Малина отправила его на некоторое время поработать в главном хранилище крепости – большом бронированном помещении с двойными дверями, размером со стандартный склад, в центре гигантского экранированного административного здания. Якссон узнал, что именно здесь хранятся все самые сокровенные тайны Картеля. Рабски верные клерки, за всю жизнь не видевшие ничего другого, работали внутри хранилища, каталогизируя бумажные свидетельства и физические артефакты. В помещении располагалось множество высоких шкафов, два ряда кабинок, рабочие зоны, кабинеты, подсобки – и везде молчаливые, погруженные в себя ментаты-аудиторы. Работая там, Якссон произвел хорошее впечатление на мать. Малина сказала своему адъютанту Холтону Тассэ, что удовлетворена и даже довольна тем, как изменился сын.

Но Якссон воспользовался возможностью сделать копии документов для себя, тайком протащив в хранилище иксианский камень памяти – после того, как узнал о коллекции компромата, которую Картель хранил долгие годы. Один из вежливых, безэмоциональных ментатов объяснил Якссону, что КАНИКТ собирает эту порочащую информацию как арсенал судного дня, и она может быть обнародована лишь при самых критических обстоятельствах.

Очередной раз, когда определение Якссоном чего-либо – в данном случае «критических обстоятельств» – отличалось от определения его матери.

В настоящий момент, выслушав ответ барона, Якссон улыбался про себя, стоя в очереди вместе с другими пассажирами на пересадочной станции над Элегией. Он сунул палец в карман и провел им по гладкой прохладной поверхности камня памяти. Он уже использовал кое-что из компромата, чтобы обеспечить абсолютную лояльность фанатиков из своего ближнего круга. На самом деле большинство благородных семейств будут так же уязвимы, если он решит когда-нибудь прибегнуть к этому последнему средству. Его мать и Картель хранили «черные» архивы в качестве страховки, которой никогда не собирались воспользоваться. Якссон же оказался несколько смелее в своем подходе. Он считал, что это единственный гарантированный способ добиться успеха.

С возросшей уверенностью он поднялся на борт челнока и вежливо уступил свое место в первом классе хрупкой пожилой даме, поблагодарившей его улыбкой. Затем пробрался к переполненному отсеку в хвосте. Вообще-то Якссон не любил находиться рядом с большим количеством людей, но сейчас это была необходимая жертва.

Он взглянул на пассажиров, сидящих плечом к плечу, терпеливо ожидающих, когда их перенесут через бездны космоса, и напомнил себе, что сражается за этих людей, а не только за благородные семьи. Если торговое содружество придет на смену режиму Коррино, выиграют все. Весь Ландсраад будет благоденствовать, а Якссона станут прославлять, и его мать тоже, и брата с сестрой. Вместе они смогут полностью изменить Империю. А Дом Харконненов будет одним из главных выгодоприобретателей, как и Дом Атрейдесов, возглавляемый его другом герцогом Лето.

Якссон откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, прислушиваясь к гулу голосов – взволнованных, встревоженных. Многие пассажиры никогда раньше не покидали планету, тогда как другие были опытными бизнесменами, направляющимися на Кайтэйн или в другие торговые миры.

Зная о смертной вражде между семьями, он не рассказывал Лето о вербовке барона. Лето возмутила бы эта идея, он бы настаивал, что никому из Харконненов доверять нельзя. Но герцог Каладанский рассуждал предвзято, и барон, вероятно, сказал бы о Лето то же самое.

Соперничество и споры – вот что поддерживает политическую систему живой и энергичной, а конкуренция делает торговлю более прибыльной. Лето следует принять реальность, выполнить свою часть плана и пожинать долгосрочные выгоды вместе со всеми. И барону тоже. Обидам и мелочным эмоциям нет места в будущей человеческой цивилизации. Как только Союз Благородных разорвет Империю Коррино на куски, все будут счастливы и довольны.

Пол и Дункан продирались сквозь джунгли, то выскакивая на солнечные поляны, то вновь скрываясь в лесном сумраке. Теперь убегающими стали оба – игры и тренировки закончились. Спасаясь от наемников с плантаций Марека, они спешили к поврежденному флаеру, чтобы как можно скорее завершить ремонт и вернуться в замок Каладан. Пол надеялся, что место их посадки еще не обнаружено.

Он помогал хромающему учителю преодолевать неровные каменистые площадки, заросшие склоны и крутые ущелья – некогда было разведать путь полегче. Почти не разговаривая, чтобы не сбиваться с дыхания, они сосредоточили все силы на продвижении через густой подлесок, стараясь не попасться на глаза преследователям. Дункан бодрился, притворяясь, что эластичная лента уняла боль в растянутой лодыжке, но Пол видел напряженное выражение его лица.

Юноша уже прикидывал, что сказать Сафиру, чтобы войска Атрейдесов отреагировали побыстрее и уничтожили плантации папоротника – в очередной раз. И в то же время ему хотелось сперва дождаться возвращения отца, чтобы тот возглавил рейд – первый удар по производствам Чена Марека сопровождался слишком большими потерями. Назойливый голос в голове Пола твердил ему, что он слишком молод, чтобы принимать такие важные решения. Но ситуация требовала зрелых действий, а отец оставил его вместо себя. Кроме того, самому Лето Атрейдесу едва исполнилось пятнадцать, когда он стал правителем Каладана – немногим больше, чем сейчас Полу.

Они прокладывали себе путь через заросли, натыкаясь на настоящие баррикады из лиан и ветвей. Кое-где приходилось пересекать голые участки вулканической почвы, на которых их могли заметить. Пол шел впереди, а Дункан наблюдал за небом, высматривая воздушных разведчиков.

– Мы не знаем точно, послали ли за нами погоню, – выдохнул Пол. – И разглядели ли нас вообще.

– О, они видели нас, парень. Остается лишь надеяться, что они приняли нас за дикарей из племени муадха. – Дункан отбросил с глаз темные, мокрые от пота волосы. – Но мы должны предполагать худшее.