Джипси всплеснула руками и, закатив глаза, звонко расхохоталась.

— Ага, значит гувернантки неприличные женщины? А как же им тогда разрешают учить и воспитывать детей, а?! Ой, умора!!!— Девочка вытерла выступившие от смеха слёзы. — Весело с тобой, но у меня сегодня дел полно, — и, присев перед Айвеном в шутовском реверансе, понеслась прочь.

— Она какая-то странная, — заметил Айвен. — И красивая. Как будто напудрилась, что ли?

— У неё сегодня свидание. С молодым человеком, которого зовут Сол. Вообще-то его зовут Сильвер, но сейчас молодёжь предпочитает то, что в моё время называли кличками.

— В моё — тоже, — важно заметил Айвен. — Джипси — это ведь тоже прозвище? — догадался он.

— Да, на самом деле мою внучку зовут Кэтрин. Кэтрин Сесилия Чемберс. Её назвали так в честь бабушки, — ответил старик и, внимательно посмотрев Айвену в глаза, спросил:

— Тебя что-то испугало, малыш?

— Кто-то прикинулся моим отцом. Я думаю, это орк или гоблин... или даже... чёрт... ох-х...

— И он сделал что-то с тобой?

Айвен помолчал, но потом заставил себя сказать правду:

— Он заставил меня сбежать.

— Он заставил или ты сам сбежал? — уточнил старик, обнимая мальчика за плечи.

— Сам... — покраснел Айвен.

— Всегда правильно разделяй ответственность, чтобы точно знать, что твоё, а что чужое. Порой так сложно разобраться в этом.

— Простите, сэр, но я не понимаю.

— Ничего, подрастёшь, поймёшь. Научишься. Или сам, или жизнь научит. Да ладно, это я о своём, — старый Айвен Джошуа Чемберс тяжело вздохнул, а маленький Айвен, тоже вздохнув, подумал о странной перемене, случившейся с отцом.

— Твой отец пьёт?

Мальчик кивнул.

— Что он обычно пьёт?

— Воду, сэр, ещё чай. И другие напитки.

— А коньяк или виски?

Айвен снова кивнул, опустив голову, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.

— Вот это и есть тот чёрт, что вселился в твоего папу. Это виски превращает человека в существо неузнаваемое, безумное. Но — ты не переживай, взрослые сами разберутся. Это не твоя ответственность.

Они сидели на траве, на самом краю рощи. Дул лёгкий ветерок и Айвен, уже совсем успокоившийся, услышал странный звук. Будто кто-то выл. Или скулил. Так тихонько и неприятно.

Мальчик сжался, но старый человек, успокаивающе похлопав его по плечу, сказал:

— Это гусеница плачет.

— Гусеницы не умеют плакать, — теснее прижимаясь к своему тёзке, прошептал мальчик, — а если и умеют, то их всё равно не слышно. Они же маленькие. И зачем им плакать, ведь они обязательно станут бабочками, и будут летать. — Айвен любил уроки естествознания. — А ещё они едят листья на деревьях.

— Эта другая гусеница, малыш, — с грустью, будто он говорил о себе, произнёс старик. — Она никогда не станет бабочкой. Хочешь, расскажу о ней?

— Хочу, — и мальчик, прижавшись к костлявому плечу, приготовился услышать ещё одну интересную сказку. Рядом с этим человеком было спокойно и хорошо, он чувствовал себя защищённым от всех невзгод. И дедушка вертлявой надоеды Джипси уж точно никогда не превратится в чёрта сам, и не подпустит никакихчудовищ к Айвену. Мелькнула и пропала мысль: «Меня будут искать». О встрече с так странно и страшно изменившимся отцом думать не хотелось...

***

— Посмотри, — начал рассказ старик, — вот роща. Обычно деревья стараются расти поближе друг к другу. Это естественно, ведь осенью созревают семена, которые падают на землю, недалеко от родительского дерева. Именно так вырастают тенистые рощи и густые леса. Но иногда ветер, разыгравшись, относит семена в сторону, раскидывает их далеко-далеко, ни мало не заботясь о том, как тяжело потом будет расти молодому дереву без мудрого совета старших собратьев — дубов, ясеней, берёз.

Эта сказка о таком вот дереве, которое выросло на склоне холма, в стороне от весёлой и шумной рощи. Дерево так привыкло к одиночеству, что, казалось, даже гордилось своим обособленным положением. Но это только казалось. Одинокое дерево прислушивалось к песням птиц, к писку птенцов и тяжело вздыхало. Оно слушало, как шелестят листьями соседи, но само в разговор никогда не вступало.

— А разве деревья разговаривают? — удивился Айвен. — Я никогда не слышал, чтобы дерево говорило.

— А шум листвы ты слышал? — Улыбнулся старик.

— Конечно! Листва всегда шумит, когда ветер. Даже когда ветра нет, её слышно, она тихонько шелестит. Листья никогда не замолкают.

— Это и есть разговор деревьев, вот только люди разучились понимать их язык. Да-да, деревья разговаривают! Они очень разговорчивы, а иногда и просто болтливы. Так вот, наше дерево, в отличие от своих шумных родственников, было неразговорчивым. Дерево думало, что с ним что-то не так, поэтому оно одиноко. Ещё наше одинокое дерево боялось, что если даже докричится до соседей, то его просто поднимут на смех.

— Вон их сколько, — горестно шептало дерево, — зачем им беседовать со мной, ведь им так хорошо вместе.

— А почему дерево так думало? — спросил Айвен. На руках у старика ему было тепло, уютно, клонило в сон, и он бы уснул, если б не интересная сказка.

— Мы не будем искать, по какой причине дерево так думало, — ответил старик, — только заметим, что деревья в роще и не подозревали о переживаниях одинокого соседа. Ну, подумаешь, характер такой! Ну, нравятся соседу тишина и покой, зачем же мешать?

Так и жили, бок о бок, не подозревая, как мучается одинокое дерево, слушая шум и гам весёлой рощи.

— Даже птицы, — шептало дерево, — не желают вить гнёзда на моих ветвях! Конечно, роща тениста, а какую защиту птенцам могу дать я? Как мне защитить их от непогоды и пернатых хищников?

Но однажды случилось чудо. Как-то утром одинокое дерево вдруг увидело на самой тоненькой ветке удивительное существо — маленькое и беззащитное.

— Кто ты? — спросило дерево, но в ответ послышался только тоненький писк.

— Так ты ещё совсем малыш, — прошептало дерево, прикрывая длинное зелёное тельце приёмыша листьями.

На соседнюю ветку присела любопытная птица. В другое время дерево бы с удовольствием поговорило с ней, а если бы птица решила свить гнездо, то оно с радостью предоставило бы ей любую ветку.

Но сегодня всё изменилось.

— Птица такая большая, а зелёный червячок такой маленький, — ужаснулось дерево, представив, как незваная гостья находит беззащитного малыша.

И встряхнуло ветвями.

— Как некрасиво! — возмутившись, птица полетела в рощу. Там всегда радовались гостям.

А дерево любовалось зелёным червячком...

Тут мальчик снова перебил старика:

— Это гусеница! — воскликнул он. — Точно, это была гусеница! Мне недавно гувернантка рассказывала о насекомых. Вообще-то про всяких букашек ещё раньше рассказывал наш садовник, Джонни, но слушать мисс Бэти интереснее.

— Молодец, Айвен, ты правильно догадался и многое знаешь, но деревоэтого не знало. Я упоминал, что ни одна птица, ни одно насекомое раньше не опускались на его ветки

— Его что, это дерево, отравой опрыскали? — поинтересовался маленький баронет, все летние месяцы проводивший в саду. — Так всегда делают, когда хотят избавиться от вредителей.

— Нет, его никто не поливал отравой, — старый человек тепло посмотрел на Айвена, погладил мальчишку по тёмным волосам, вздохнул. — Нет, молодой чемодан, дело не в отраве. Просто дерево привыкло к тоске, к одиночеству, и ничего не делало, чтобы изменить это... Все чувствовали, как неуютно на ветвях, как веет тоской от листвы, да и сама листва не такая свежая, как у других деревьев. Поэтому дерево смотрело на длинное, пушистое тельце приёмыша и радовалось.

— Ты кто? — снова спросило дерево, чувствуя что-то странное, какую-то особую, щемящую нежность.

— Я — гусеница, — пропищал малыш и, потеряв равновесие, сорвался вниз.

— Осторожно!!! — воскликнуло дерево, но маленькая гусеница оказалась очень ловкой — она зацепилась за нижнюю ветку.