Уважительное отношение к гитаре в среде простых людей впечатляет!

В романе «Зеленый папа» гитаре посвящено немало страниц, поскольку одни из главных персонажей, братья Самуэли, жить не могут без этого инструмента. Где бы они ни появились, начинается веселье.

Вот первый фрагмент:

«Потом братья принесли гитары, чтоб подогреть импровизированный праздник. Но перед этим глотнули водки еще разок… Соном зазвенели гитары, потом пасодоблем, потом вальсом… Необъятную тишь морского побережья давил свинцовый полдень; те, кто не участвовал в празднике — мексиканская водка поджигала голос за голосом, чаррангеада сменялась тонадой и соном, — те в этот час валились замертво в гамак, на койку или попросту на землю — где попрохладней».

В тексте есть несколько специальных терминов, так что без комментариев здесь не обойтись. Итак, сон — это название распространенных в сельской местности Гватемалы мелодии и танца. Чаррангеада — незамысловатое бренчанье на гитаре, состоящее из аккордов, тонада — исполнение мелодии на гитаре.

Далее следует описание еще одного деревенского гулянья:

«Гитары братьев Самуэлей, маримба, принесенная из деревни, и трубы бродячих циркачей-музыкантов громыхали вовсю, изгоняя тишину. С музыкантами пришли три канатных плясуньи и два клоуна… Телеграфист Поло Камей довольно долго танцевал с другой циркачкой. Он отбил ее у одного из Самуэлей. Ей нравилась гитара, но мало-помалу, с той легкостью, с какой женщины верят словам мужчины, говорящего о любви, она очаровалась другими струнами, натянутыми меж телеграфных столбов над землей, — они ведь почти как гитарные».

Забавна женская логика, не правда ли?

Впрочем, гитара звучит и в столице:

«Государственные служащие ожидают с момента на момент сообщения: нерабочий день! Праздник!.. Наплевать, что без жалования, зато день праздничный! Улицы уже заполнены народом, дома украшены национальными флагами, в автомашинах и повозках — радостные люди, гирлянды, знамена, гитары, бутылки; девочки и мальчики проходят с пением «Марсельезы»…»

Что верно, то верно: жизнелюбие и непосредственность взрослых гватемальцев сродни беззаботному веселью детей, и гитара — полноправный участник этого шумного столпотворения.

Завершает «Банановую трилогию» роман «Глаза погребенных». Конечно же, и здесь гитара — полноправный персонаж, поскольку мы вновь встречаемся с известными нам по «Зеленому папе» братьями Самуэлями.

Поначалу действующие лица романа беспечны:

«Праздник! Надо понять — настоящий праздник!

–

А вон тот умеет играть на окарине!

–

Дай-ка ему, дружище, пусть сыграет! Послушаем музыку, хватит болтовни!

Окарина, скрипка, гитаррилья, бандурриа и гитара появились в руках братьев Самуэлей.

–

Ну и натворили вы, право!

–

Натворили не натворили, а сотворили и растворились!»

К этому фрагменту вновь нужен комментарий. Окаринами в Гватемале называют самые разнообразные свистульки и флейты — традиционные музыкальные инструменты местных индейцев. Гитаррилья — маленькая четырехструнная гитара, бандурриа — разновидность небольшой гитары с двенадцатью струнами.

Читаем роман дальше. Эпизод за столом:

«— Чем больше пьешь, тем больше чувствуешь себя человеком. Правда ведь, Самуэлито? Ну и молчалив этот Самуэлито! Ударь-ка лучше по струнам гитары да спой… «Там идут, там идут, там идут / те, кто умрут, — / без любви, без любви, без любви»… Еще одна сценка:

«Голос говорившего заглушили сильные аккорды гитар, которые, как изящные кобылицы, заливистым ржаньем отозвались на удары пальцев, пришпоривших крепче-крепче, чтобы те не упирались и дали бы волю звуку, — и как жаль, что нет тут женщин, с которыми можно было бы потанцевать, состязаясь в скорости с гитаристами. Как только музыканты кончили играть сон, раздались аплодисменты и крики — те, кто уже успел изрядно выпить, бросились к Самуэлям с такими бурными объятиями, что музыкантам еле удалось спасти свои инструменты».

Впрочем, было бы заблуждением представлять братьев Самуэлей праздными гуляками. Они занимаются и политикой, пытаясь склонить на свою сторону капитана правительственных войск Саломэ, влюбленного в гитару. Забавный штрих: в казарме «на постели его ждала гитара с бело-голубым бантом, кокетливая, как женщина».

Далее мы узнаем, как судачат об их пропагандистской деятельности в кабачке:

«— С ним был другой офицер, тоже капитан, которого зовут Хосе Доминго Саломэ. Его хорошо знают гитаристы, давно известные здесь под именем Самуэлей. Их три брата. Самуэлон — старший, толстяк, добрый, как хлеб. Самуэль — средний, живой, лукавый, себе на уме. И, наконец, Самуэлито — младший, коренастенький, но задиристый, как щенок.

–

И как же работали эти Самуэли?

–

Давали ему уроки игры на гитаре и… распевали революционные песни…

Флориндо захохотал, но тут же спохватился и зажал рот рукой:

–

Революционные песни… ха-ха-ха!.. В комендатуре?

–

Вот именно, — сказал Табио Сан, — если бы не аккомпанемент гитар, можно было бы назвать это «Курсом революционной подготовки на дому… в комендатуре»…

Кей продолжал смеяться».

Как же проходили занятия в казарме?

«— Ну, началось… — произнес Самуэлон, но конец фразы заглушил аккорд, который он сорвал со струн гитары, звучный аккорд народной песни, которую он все время тихо наигрывал, тогда как капитан Саломэ ему вторил.

–

Да, кажется, началось… Официально мы знаем лишь одно: что правительство не сдает позиций… А вот эти аккорды у меня никак не получаются… — продолжал капитан, следя за пальцами гитариста, который одной рукой перебирал лады, а второй заставлял плакать струны. — Впрочем, есть и другие сведения. Студенты-медики уже покинули больницы и госпитали. В судах остались лишь судьи, они-то не могут объявить забастовку. Закрылись школы, потому что учителя бросили работу. Все меньше и меньше транспорта. Коммерция свертывается…

Самуэлон, внимательно прислушиваясь к этим сообщениям капитана, казалось, отвечал ему струнами гитары, подбирая маршевые мелодии, мажорные, боевые ноты. Струны говорили, кричали все громче, многозвучнее, неистовее, а капитан, с покрасневшими глазами и взъерошенными усами, продолжал уже громким голосом, словно забыл, что находится в комендатуре:

–

И последняя, самая свежая новость: у него потребовали отставки».

Урок продолжается:

«Самуэлон начал наигрывать на гитаре национальный гимн, однако офицер перехватил гриф.

–

Это запрещено! — закричал он.

Они оба замолчали, сидя рядом, они были похожи на провинившихся школьников, виновных в том, что они знают об отставке Зверя. Это уже само по себе было преступлением. — Играйте, играйте для маскировки… — процедил Саломэ. Самуэлон не знал, что делать — плакать, играть или прыгать от радости, и в струнах гитары он искал выхода своим чувствам.

Сумеет ли он доставить такую важную весть тем, кто его ждет?»

«— Мы?.. — задумчиво произнес капитан Саломэ. — Мы будем выполнять приказы, мой друг, и продолжать учиться игре на гитаре.

–

Я хотел вам сказать, что слух-то у вас есть, но только нужно упражнять пальцы, почаще делайте вот это движение — будто вы ловите блох, потому что это… — он прижал гитару к груди, — это большущая блоха, и если бы она могла говорить, то открыла бы пасть и попросила вас почаще повторять уроки.

–

Мы и так упражняемся без конца… — Капитан отложил в сторону инструмент, встал и направился, было, к двери, но затем вернулся и снова сел. — Вот вы говорите, что у гитары — пасть, но, пожалуй, вот у кого действительно большая пасть — у тех, кто разглагольствует о забастовке, а подкинут им какую-нибудь малость, так они сразу же и заткнутся».

«Ушел Самуэлон, а капитан взял гитару с постели и хотел, было, повесить ее на место, но, когда он ощутил инструмент в руках, ему захотелось потрогать струны, извлечь из гитары какие-то звуки, ведь это не звуки были, а мысли его…»