Гитара — воистину космополитический инструмент, способный выразить душу любого народа, населявшего великую империю.

В начале XX века в России жил удивительный человек, истинный подвижник гитары по фамилии Оленин-Волгарь. Он родился в семье музыкантов, и нет ничего необычного в том, что те отправили его учиться пению в Италию. Но юношей овладела «охота к перемене мест», он бросил учебу и обошел пешком Италию, Францию, Испанию. Повсюду он пел под гитару песни на языках тех стран, в которых находился. Позднее он стал матросом и дослужился до капитана. Вот как Паустовский пишет об этой неординарной личности: «Я познакомился с Олениным-Волгарем в 1924 году в редакции одной из московских газет. Однажды после работы мы попросили Оленина-Волгаря спеть нам несколько песенок из его уличного репертуара. Достали где-то гитару, и сухощавый невысокий старик в форме речного капитана вдруг преобразился в виртуоза, в удивительного актера и певца. Голос у него был совершенно молодой.

Мы, замерев, слушали, как свободно лились итальянские кантилены, как отрывисто гремели песни басков, как ликовала вся в звоне труб и пороховом дыму «Марсельеза». («Книга о жизни»)

Чрезвычайно жаль, что время стерло из людской памяти это славное имя — не осталось ни биографических заметок, ни фотографий, ни граммофонных записей. Если бы не Паустовский, то мы не узнали бы вообще ничего о необычном артисте, страстно любившем гитару.

МАРИНА ИВАНОВНА ЦВЕТАЕВА

Цветаева, Марина Ивановна (1892–1941) — русская поэтесса. Романтический максимализм, мотивы одиночества, трагическая обреченность любви, неприятие повседневного бытия (сборники «Версты», 1921, «Ремесло», 1923, «После России», 1928, сатирическая поэма «Крысолов», 1925, «Поэма Конца», 1926). Трагедии («Федра», 1928). Интонационно-ритмическая экспрессивность, парадоксальная метафоричность. Эссеистская проза («Мой Пушкин», 1937, воспоминания об А. Белом, В.Я. Брюсове, М.А. Волошине, Б.Л. Пастернаке и других). В 1922–1939 годах — в эмиграции. Покончила жизнь самоубийством.

У Марины Цветаевой, как и у многих русских литераторов той поры, гитара непременно связана с цыганским бытом: «Пьян без вина и без хлеба сыт — / Это цыганская свадьба мчит! / Полон стакан. / Пуст стакан. / Гомон гитарный, луна и грязь. / Вправо и влево качнулся стакан: / Князем — цыган! / Цыганом — князь! / Эй, господин, берегись — жжет! / Это цыганская свадьба пьет!» («Цыганская свадьба»)

Иными словами, повсюду, где раздолье, молодецкая удаль и пьяный угар, — там звенит цветаевская, то есть цыганская гитара!

Гитара у Цветаевой иногда ассоциируется со сценами смерти. В цикле «Дон Жуан» (1917) встречаем такие слова: «Я вижу надменный и старый / Свой профиль на белой парче. / А где-то — гитаны — гитары — / И юноши в черном плаще».

В этом прозрении будущего небытия одинокой звездой сияет неразделенная, печальная любовь.

В письме, посланном Мариной Цветаевой из Москвы 2 сентября 1918 года сестре Але, поэтесса сообщает: «Мы еще не уехали. Вчера на вокзале была такая огромная толпа, что билеты-то мы взяли, а в вагон не сели. Домой возвращаться мне не хотелось — дурная примета, и я ночевала у Малиновского. У него волшебная маленькая комната: на стенах музыкальные инструменты: виолончель, мандолина, гитара, — картины, где много неба, много леса и нет людей, огромный зеленый письменный стол с книгами и рисунками, старинный рояль, под которым спит собака «Мисс» (по-английски значит — барышня). Мы готовили с Малиновским ужин, потом играли вместе: он на мандолине, я на рояле».

Александр Николаевич Малиновский — художник, но, судя по всему, также артист, которому мила гитара. В разгар Гражданской войны, всеобщей разрухи и голода он пытается сохранить остатки прежнего комфортного быта, символом которого является музыка.

Менее чем через месяц после отъезда из России в послании «Але» Цветаева формулирует свое житейское кредо: «Знай одно: что завтра будешь старой. / Пей вино, правь тройкой, пой у Яра, / Синеокою цыганкой будь. / Знай одно: никто тебе не пара — / И бросайся каждому на грудь. / Ах, горят парижские бульвары! / (Понимаешь — миллионы глаз!) / Ах, гремят мадридские гитары! / (Я о них писала — столько раз!)»

Поразительно, что в мире, где изо дня в день гремит пушечная канонада, а русская столица переполнена пьяной солдатней с красными бантами, где-то вдалеке от этого рождаются вдохновенные строки, исполненные думами о преходящем и вечном, о греховном и чистом, о земном и небесном любовном чувстве, отстраненном от войн и революций, от окопов, крови и тифозных вшей!

В 1920 году Цветаева написала стихотворение, в котором гитара весьма необычно «встроена» в ее образный ряд: «Править тройкой и гитарой / Это значит: каждой бабой / Править, это значит: старой / Брагой по башкам кружить! / Раскрасавчик! Полукровка! / Кем крещен? В какой купели? / Все цыганские метели / Оттопырили поддевку / Вашу, бравый гитарист! / Эх, боюсь — уложат влежку / Ваши струны да ухабы! / Бог с тобой, ямщик Сережка! / Мы с Россией — тоже бабы!» (Стихотворение «Править тройкой и гитарой…»)

Не касаясь побочных метафор (так, цветаевская упряжка сродни гоголевской «птицетройке», то есть Руси), отметим: умение обращаться с гитарой, по мнению поэтессы, — большое искусство!

Марина Цветаева тонко чувствовала душу гитары. «Та ж молодость, и те же дыры, / И те же ночи у костра… / Моя божественная лира / С твоей гитарою — сестра. / Нам дар один на долю выпал: / Кружить по душам, как метель. / — Грабительница душ! — Сей титул / И мне опущен в колыбель!» (Стихотворение «Та ж молодость, и те же дыры…»)

Или еще один фрагмент: «В каждой строчке: стой! / В каждой точке — клад. / — Око! — светом в тебя расслаиваюсь, / Расхожусь. Тоской / На гитарный лад / Перестраиваюсь, /

Перекраиваюсь». (Стихотворение «В седину висок…»)

Вывод напрашивается сам собой: поэтическая лира Цветаевой сродни испанской гитаре!

Вернувшись в Россию, Марина Цветаева ради заработка переводила стихи Гарсиа Лорки, причем настолько удачно, что они до сих пор печатаются в собраниях поэта. Это две родственные души, со схожими эстетическими воззрениями, с одинаковой приверженностью к гитаре. Давайте прочтем цветаевский «Плач цыганки по графу Зубову»: «Расколюсь — так в стклянь, / Распалюсь — так в пар. / В рокота гитар / Рокочи, гортань! / В пляс! В тряс! В прах — да не в пляс! / А-ах, струна сорвалась! / У-ехал парный мой, У-ехал в Армию! / Стол-бы фонарные! / Ла-ды гитарные! / И в прах! / И в тряс! / И грянь! / И вдарь! / Ермань-Дурмань. / Гортань-Гитарь. / В пляс! В тряс! В прах — да не в пляс! / А-ах, рука сорвалась! / Про трудного / Про чудного / Про Зубова — / Про сударя… У-пал, ударный мой! / Стол-бы фонарные! / Пропала Армия! / Ла-ды гитарные! / За всех — грудью пав, / (Не снег — уголь ржав!) / Как в мех — зубы вжав, / Э-эх, Зубов-граф!..»

Налицо несомненная стилистическая и образная близость двух поэтов, хотя в 1923 году, когда были написаны эти строки, Цветаева вряд ли знала стихи Лорки.

У Марины Цветаевой имеется поэтическая зарисовка, названная «Вокзальный силуэт». В ней дается портрет женщины, случайно повстречавшейся в дороге: «Волос тяжелое кольцо / Из-под наброшенного шарфа / (Вам шла б гитара или арфа) / И ваше бледное лицо».

Создается впечатление, что на глухом полустанке, где на путях сгрудились солдатские теплушки и густым облаком повисла матерная брань, вдруг появилась блоковская Незнакомка. И поэтесса, описывая невзгоды Гражданской войны, уверенно восклицает: «У всех, отмеченных судьбой, / Такие замкнутые лица. / Вы непрочтенная страница / И, нет, не станете рабой!»

ВИСЕНТЕ УИДОБРО

Уидобро, Висенте (1893–1948) — чилийский поэт, прозаик, драматург. Сборники «Эхо души» (1912), «Песни в ночи» (1912), «Грот молчания» (1913), «Водяное зеркало» (1916), «Высоколёнок» (1931).