Сестра почувствовала, что на нее смотрят, и Калки поспешил отвернуться, чтобы не встречаться с ней взглядом. Заранее знал, что прочтет по прямой глаза в глаза, как знал и то, что Ями не преминет сказать при личной встрече, которая не может не состояться. Она попросит воззвать к Агни, чтобы тот помог с их проблемой. Ей было невдомек, что Калки нечем расплачиваться со ставшим вдруг жадным богом. Вряд ли хозяин Изначального Пламени захочет забрать Кирана, рожденного исключительно по его велению, им же одаренного сверх меры что красотой, что внутренним огнем. Других сыновей у него не осталось…

Чанда, самый младший из пяти, утонул во время столкновения двух рек. Падмавати, возлюбленная жена Калки, три дня и три ночи умоляла реку вернуть ей сына, а потом столько же рыдала у его тела. И пока родители предавались горю, Сурадж, второй из их детей, лишившийся ноги во время потопа, не смог смириться со своим увечьем и предпочел смерть. Для них соорудили один костер на двоих, и Калки лично поддерживал огонь, моля богов сохранить жизни оставшимся его детям.

Боги были заняты собственными проблемами и мольбам не вняли. Нишант, четвертый сын, стал первой жертвой, павшей от рук векш, и последовавшая за этим короткая битва показала, насколько воины Ти Нагарама не готовы к войне с чужаками. Им едва удалось прогнать векш из города, благо последних было не так много. На очередной погребальной церемонии люди перешептывались, глядя на своего вождя – они боялись, что раз Калки не смог защитить своего ребенка от оружия векш, то и их детей никто не защитит. Калки и сам думал об этом, и мрачные думы те не дали ему вовремя заметить, как помутившийся от потерь разум Падмавати толкнул ее к погребальному костру Нишанта. Священный Огонь не делает поблажек, и прах возлюбленной жены перемешался с прахом любимого сына, и сердце сжималось от невыносимой боли.

В этот раз Агни отозвался сразу, пообещав преградить чужакам путь к Ти Нагараму. Он пожертвовал телом, что легло стеной Изначального Пламени между мирами, навсегда разделяя их. У той вечности оказался короткий срок, и богиня векш сотворила из тела своего Врата, через которые войска чужаков заполонили Землю, стремясь истребить племя людское. И снова Калки собрал воинов и повел их в неравный бой вновь и вновь терпеть поражение. Нельзя сказать, что векши сражались без чести, только имели они магию водную и тени черные, поражающие не тело, но разум. Одна из таких угодила в старшего сына Калки – Рамеша, он ополчился против своих же товарищей, многих из них убив, в том числе младшего брата Ананду. Рамеш убил бы больше, если бы Калки лично не вышел к сыну и не призвал против него Священный Огонь. Он слышал, как умирающий Рамеш шепчет слова благодарности, но еще громче шипела тень, неспособная более нести в этот мир смерть.

Следующие молитвы он читал не за упокой, а взывал к богу, требуя отмщения, но Агни ничего не мог поделать с Вратами, хоть и желал помочь опекаемым людям. И предложил тогда Калки сердце свое взамен силы божественной – оно лишь болело и тем отвлекало от битвы, разум же требовал отмщения за смерти детей, хотя бы отмщения Пуластье, вождю векш, что натравил свою тень на Рамеша. Калки знал, что бог Огня никогда не потворствует глупцам, потому ожидал отказа, но Агни неожиданно согласился. Странное условие он поставил, но Калки не раздумывая принял его. Бог велел взять в супруги деву Пуниту, дочь Ратана, правителя соседнего с Ти Нагарамом города, который пришел на помощь в последней битве, облив противника маслом, которое подожгли огненные стрелы, и этот удар оказался весьма эффективным. Ратан и сам намекал, что союзникам стоит породниться, дабы объединить не только намерение изгнать чужаков, но и семьи. Так почему нет?

В назначенный день и час принял Калки из рук Раната ладонь Пуниты, сделал с ней три шага вокруг Священного Огня и трижды возлежал на брачном ложе, пока в ответ на ее молитву река не принесла весть, что Пунита ожидает дитя. На следующий день Агни забрал израненное потерями сердце Калки, взамен наградив его Искрой своего божественного Пламени, и теперь Калки мог призывать Изначальный Огонь, который обжигал сильнее Огня Священного. Избранные воины Ти Нагарама тоже получили по маленькой искорке, а с ней и благословение реки, чтобы дар Агни не сжег храбрецов. Однако более других одарил бог Огня ребенка, которого носила Пунита, и река не поскупилась. Ратан был счастлив, как будто это могущество ожидало его сына, а вовсе не внука. Калки же владело безразличие, он хотел лишь поскорее отомстить Пуластье, закрыть Врата и уйти в круг, догоняя возлюбленную Падмавати и их сыновей.

Но минуло уже пять осеней, Пуластья оставался живым, а Врата открытыми. И мальчишка, что жался сейчас к Калки, пока они смотрели на ритуальный танец, с каждым годом раздражал все сильнее, как и его мать. Жаль, что на празднества, даже если их не посещал Ратан, он был вынужден приходить вместе с навязанной семьей, укрепляя перед жителями Ти Нагарама право Кирана однажды занять его место и стать новым вождем. Наверняка так было лучше для всех, но слишком яркими оставались воспоминания о Рамеше и его братьях, обучаемых самим Калки, дабы лучший из них ему наследовал. И пусть Киран оказался смышленым не по годам, учить его Калки не собирался.

Песнь закончилась, в дхолаки ударили в последний раз, и толпа разразилась восторженным гулом. Вскоре жители стали по очереди подходить сначала к Калки, благодаря его за мир и сохраненный урожай, затем к юной деве реки за благословением. Он выслушивал их с добродушной улыбкой и учтиво кивал, стараясь не морщиться, всякий раз, когда они обещали помолиться богам за Кирана. Последними подошли Виджай с Ями, и Калки с удовольствием передал сына сестре, радуясь, что притворяться заботливым отцом сегодня больше не нужно, как и заниматься делами города или войной. Завтра. Завтра приедет Ратан, и они снова будут обсуждать поход за Врата, сегодня же можно притвориться, что он идет поговорить с Агни, проведя ночь в Храме Огня, погрузившись в грезы о прошлом.

Ратан задерживался. Ни он, ни его воины не удостоились благословения Огня и Воды и были вынуждены пользоваться лошадьми да буйволами, и разлившаяся река стала для них непреодолимым препятствием. Из-за этого и Калки пришлось задержаться дома дольше, чем планировалось. Поначалу он собирался отправить за союзниками кого-нибудь из химер, потом осознал, что демонстрация силы может показаться неуважением, и решил подождать.

Возвращаться домой к нелюбимым домочадцам не хотелось, и Калки медлил как мог, находя себе дела в городе, совершенно не требующие его вмешательства. Освободился, когда солнце клонилось к горизонту, и вместо телепортации предпочел пройтись, хотя дорога из нижнего города была неблизкой. Шел, погруженный в думы о предстоящей встрече с Ратаном, и едва не выбросил «Огненных псов» – руну, что лучше прочих справлялась с тенями – под ноги выбежавшему встречать его Кирану. Сдержался, подхватил сына на руки и, игнорируя счастливую улыбку, строго на него посмотрел.

– Ты возьмешь меня с собой на войну? – без обиняков начал мальчик. – Я тебе помогу Врата закрыть.

– Нет, – Калки покачал головой. – Твое дело расти и учиться.

– Я большой! – возмутился Киран. – И сильный. Вот чего умею! – он хлопнул в ладоши, и с маленьких пальчиков огненными искорками взметнулась вверх стая алых бабочек.

О подобном контроле силе Калки мог лишь мечтать. Что уж говорить о химерах, которые, несмотря на воду, умудрялись выгорать, и умирали бы, если бы не девы реки с их умением исцелять. Мальчик, в свою очередь, даже рун никаких не чертил, работая с чистой силой, вызывая тем самым самую настоящую зависть.

– Это Агни тебя научил?

Киран задумчиво потянул плечи вверх, остановился на полпути и замотал головой.

– Сам, – со всей серьезностью заявил он. – У Агни пузырики смешные. Я хотел такие же сделать, но решил, что бабочки красивее будут.

– Ясно… Но чему-то он тебя учит?

– Конечно. Как говорить правильно. Как знаки чертить… А! Вот еще! – он нарисовал в воздухе дугу, подчеркнул снизу, добавил лучи, заключил в круг, и через мгновение над ними повисла яркая сфера, освещая дорогу на несколько шагов вперед и назад. – Свет!