Конференция бессознательного разума
Позвольте мне на мгновение вернуться к конференции по благосостоянию, которое я упомянул ранее и еще рассказать вам о ней. Председатель конференции чувствовал себя нехорошо; каждое решение было столь же болезненным для него, как и его язва. Он мямлил и бормотал, уклоняясь от возложенной на него ответственности. Одну из восточноевропейских стран представляла привлекательная женщина, но при этом она была мизантропом. Каждое ее произносимое слово, было окрашено подозрением и когда представитель одной из латиноамериканских стран попытался слегка пофлиртовать с ней, она пришла в замешательство, неистово споря с каждым конструктивным предложением.
В нашем окружении также был неуверенный, профессиональный политик старой закалки. Хотя он произносил свою речь приятным, вежливым тоном, он говорил только с целью разрушения любого предложения, которое исходило не от его фракции. Когда ему надо было слушать - то что ему не нравилось - он постоянно теребил галстук или протирал свои очки.
В тесном уголке сидел восторженный молодой человек, который стремился сделать что-то важное. Он хотел действовать, он хотел видеть достижения и другие члены конференции относились к его волнению с изощренным презрением. Он не знал правил игры конференции.
Встречи были скучными. Делегаты говорили долго и бессмысленно. Однажды вся конференция была захвачена своего рода бесконтрольной яростью. Каждый делегат пытался уничтожить всех своих коллег. Кто-то неожиданно использовал слово "предатель", чтобы обозначить определенную группу воюющих в Европе повстанцев и гладкое обсуждение внезапно преобразовалось в столкновение бушующих страстей, которые долго тлели за масками вежливости.
Какая поднялась агитация! Вот гнев, так гнев! Но это было временно. Все утихло; наш искушенный дух конференции подтвердил себя и мы угомонились, чтобы не работать. Председатель произнес вежливую заключительную речь, после чего все разъехались. Прошло много лет, но благотворительная работа, которую мы так тщательно спланировали, все еще не сделана.
С упорным оптимизмом политические лидеры все еще собираются, чтобы построить новый мир во всем мире. Мы знаем, что многие из них снова будут страдать язвой желудка, но что мы знаем об их глубоких скрытых желаниях и обидах?
Хотя я опасаюсь, что пока еще далеко до времени, когда мы склоним наших официальных представителей и администраторов к психологическому образованию и селекции, мы должны больше узнать о многих неосознанных факторах, которые влияют на них и на нас.
Пытаются ли политические лидеры понять друг друга и группы, которые они представляют или они только меряются силой своих политических машин, своих слов и своего голоса? Руководствуются ли они личной обидой и стремлениями или честным желанием служить сообществу и его идеалам?
Подготовлены ли наши администраторы психически, чтобы выполнять свои задачи? Если нет, то как психологизм может шаг за шагом улучшить их подготовку?
Сколько из них ощущает размеры своих частных расстройств? Оправданы ли их разрушительные импульсы маской политической преданности? Как болезни, расстройства и неврозы конфликтуют в их обсуждениях? Посмотрите, как во время любых дебатов, вежливые речи внезапно прерываются резкой критикой.
До какой степени влияют на судьбу города или нации, воспитание с детства, навязчивые идеи или патологические стремления администраторов?
Мы признаем, что идеалистическая банальность может скрыть неподходящие предложения и мы склонны принимать это, как старую игру политической стратегии и дипломатии. Но намного хуже такой откровенной политики уклонения, это скрытая политическая конференция и дискуссия между бессознательным разумом и страстями политиков.
Как много политиков и их последователей знает об этой скрытой тенденции, которая часто обладает более сильным влиянием, чем открытое действие? Как личный фактор наших администраторов затрудняет нашу собственную психическую свободу и какая роль психопатического фактора у некоторых наших лидеров?
Нам важно задавать эти вопросы. Поскольку развитие науки научило нас тому, что даже когда невозможно найти непосредственные удовлетворительные решения, правильное изложение вопроса помогает прояснить будущее. Он готовит путь к решению.
Бюрократическое мышление
В государстве, где террор используется для контроля над людьми, административный аппарат может стать исключительной собственностью и инструментом диктатора. Развитие разновидности бюрократического абсолютизма не ограничено, даже в тоталитарных странах. Умеренная форма профессионального абсолютизма заметна в каждой стране у класса государственных служащих, которые выступая посредниками, устраняют разрыв между человеком и его правителями. Такую бюрократию можно использовать, как для оказания помощи, так и для нанесения вреда гражданам, которым она должна служить.
Важно понять, что специфичная, тихая форма сражения идет во всех странах мира - при каждой форме правления - сражение между обычным человеком и правительственным аппаратом, который он сам создал. Повсюду мы можем увидеть, что этот управляющий инструмент, первоначально предназначавшийся, чтобы служить и помогать человеку, постепенно получил больше власти, чем ему было предназначено.
Дьявол ли этот, Сэнт Бюрократус, овладевающий человеком, как только на него ложится бремя государственной ответственности? Чем больны администраторы, желающие создавать обманчивые законы, чтобы управлять другими, сидя за своими покрытыми зеленым сукном столами? Методы правительства не отличаются от любой другой психологической стратегии; ослабление, которое основывается на распределении по группам, может овладеть психикой посвященных в него, если они не будут бдительными. Это внутренняя опасность различных органов управления, это промежуточное звено между обыкновенным человеком и его правительством. Это трагический аспект жизни человека, который должен положить другого, склонного ошибаться человека, на плаху достижения его самых высоких идеалов.
Какие человеческие недостатки наиболее готовы проявить себя в административной машине? Жажда власти, автоматизма и психической твердости - все они порождают подозрение и интригу. Высокий государственный пост подвергает человека опасному искушению, просто потому, что он является частью правящего аппарата. Он обнаруживает, что пойман в стратегическую ловушку. Волшебство становления руководителем и стратегом вызывает долго живущее чувство всемогущества. Стратег чувствует себя как шахматист. Он хочет управлять миром на расстоянии. Теперь он может заставить других ждать, как он сам был вынужден ждать в период своей молодости, так он может почувствовать себя выше. Он может спрятаться за своими официальными инструкциями и обязанностями. И в то же время, он должен все время убеждать других в своей незаменимости, так как он не испытывает желания покидать свой пост.
Как бы в защиту от своей относительной неважности, он должен расширять свой штат, увеличивая бюрократический аппарат. Каждому нужен большой офис, чтобы стать важной персоной. Каждый новый сотрудник просит новых секретарей и новые пишущие машинки. Все выходит из-под контроля, но всем нужно управлять; нужно поставить новые и лучшие папки, созвать новые конференции и создать новые комиссии. Комиссия по взаимодействию персонала говорит беспрерывно. Создаются новые наблюдатели, чтобы контролировать старых наблюдателей и держать целую группу в состоянии инфантильного рабства. И то, что раньше делал один человек, теперь делает целый штат. В итоге, бюрократическая напряженность становится слишком сильной и организаторское деспотическое начало ищет разрядки в нервном срыве.
Ползучий тоталитаризм кабинетов и папок распространен в мире почти повсюду. Сражение за административную власть начинается сразу же после того, как только государственные служащие разучиваются гуманно и радушно общаться, начинают все упрощать до черно-белых тонов и надолго задерживаться в переполненных папках. Принуждающие законы, канцелярщина и регламентация, станут важнее, чем свобода и справедливость, и в то же время между управлением, сотрудниками и человеком вырастет недоверие.
