Чтобы стать мудрее и свободнее требуется выборочное пренебрежение и смена намерений. Это мы принимаем, это мы отставляем. Корректировка чувства опасности требует изменения форм поведения, возможности быть свободным от внушения, отказаться и разучиться, чтобы созреть для новой формы поведения. У гражданина Тоталитарии нет шанса такому обучению через разобучение, для роста посредством индивидуального опыта. Официальные чрезмерные упрощения поневоле побуждают зрителей к признанию и идеологической обработке. Массовый экстаз и массовый фанатизм заменяют спокойные мысли и размышления человека.
Гитлер учил свой народ маршировать и сражаться, но в итоге они не знали, почему они маршировали и сражались. Люди становятся скотом - внушенным и одержимым скотом - опьяненным сначала энтузиазмом и счастливыми ожиданиями, а затем террором и паникой. Отдельная индивидуальность не может вырасти в Тоталитарии. Огромная масса граждан приручена к персональному и политическому лунатизму.
Возможно, что с научной точки зрения сомнительно сравнивать опыт полученный от индивидуального патологического состояния с социальными явлениями и анализировать частичное разрушение эго под тоталитаризмом по аналогии со случаями настоящего безумия.
Но факт в том, что можно сделать сопоставление странных реакций граждан Тоталитарии, их культуры в целом, с одной стороны и реакций интровертированного больного шизофреника с другой стороны.
Даже при том, что проблема персонального и группового шизофреничного поведения чрезвычайно сложна и не может быть полностью освещена в рамках этой книги, сравнение может быть полезным в нашем поиске понимания природы и эффектов тоталитаризма.
Общее отступление от действительности
Эта экскурсия в мир патологии не просто описание совпадающего подобия между болезнью и политической системой. Она должна подчеркивать факт того, что тоталитарная ломка завуалирована официальными обоснованиями и персональной фантазией, что может происходить как в общественной жизни, так и в отдельном разуме. И множество ученых полагают наличие связи между культурной деградацией и шизофренической ломкой.
Давайте кратко объясним индивидуальную шизофреническую реакцию полной внутренней автоматизации и ментальной ломки, как персональную неспособность приспособления к миру, известного своей нестабильностью и опасность. Часто довольно простые эмоциональные поводы могут привести к такому шизофреническому приступу, как например, внушенные в сознание с детства режим и привычки или коварную гиперчувствительность к нашей сверхактивной и сверхмногословной культуре. Множество детей подвергаются шизофренической ломке у очень навязчивых родителей. Иногда отсутствие внешнего контакта может довести человека до состояния чрезвычайного одиночества и изоляции, а иногда это следствие его собственного предпочтения к уединению. Как было доказано, определенная склонность к так называемой шизофренической ломке бывает врожденной. Между тем, она может быть спровоцирована у каждого.
Безотносительно причины, шизофреничный пациент становится необщительным человеком, потерянным в одиночестве. Сознательный и неосознанный мир фантазии начинает доминировать в опасной конфронтации с действительностью. В итоге странные фантазии для шизофреника становятся более реальными, чем окружающий мир. Он все больше скрывается за своим железным занавесом, в воображаемой волшебной стране и уединении, которые он построил для себя. Это - его нирвана, в которой исполнены все его сказочные желания. Инерция и фанатизм чередуются.
Пациент впадает в инфантильную, растительную форму поведения и отклоняет все, чему научило его общество. В своей фантазии он живет в мире который всегда подчиняется его приказам. Он всемогущий. Мир вращается согласно предпочтению его высочества.
Действительность, требует непрерывного и постоянного приспособления и подтверждения, она становится преследователем, нападая на иллюзию его божественной силы. Каждое тревожащее вторжение в его бредовый мир встречается шизофреником либо с сильной агрессией, либо с формированием вторичного заблуждения, чтобы защитить первое заблуждение, либо с комбинацией обоих. Шизофреник демонстрирует сильную враждебность к реальному миру и его представителям; действительность отнимает у него оба его заблуждения - всемогущества и галлюцинаторное чувство совершенной защищенности, как в утробе матери.
Клинический опыт показал, что заболевание шизофренией часто начинается с негативизма - защиты от влияния других, непрерывной борьбы с вторжением в сознание, того, что чувствуется, как насилие над сверчувствительным разумом. Постепенно, это защитное отношение к миру переходит во враждебное отношение ко всему, не только к влияниям извне, но также и к внутренним мыслям и чувствам.
И наконец, жертва парализуется своей собственной враждебностью и негативом. Он ведет себя буквально, как будто он умер. Он сидит без движения в течение многих часов. Его надо насильно кормить и одевать. Шизофреник передвигается как кукла на ниточках, только когда кто-то заставляет его что-то делать. Клинически, мы называем эту кататонию — аттитюд смерти.
Уединение в автоматизации
Интровертированные шизофреники предпочитают автоматическую рутину жизни как приют для жизни во внешнем мире, при том условии, что это позволяет потворствовать их скрытым фантазиям. Они капитулируют в крайне самопораженческом состоянии. Они никогда не собираются группами, у них редки разговоры друг с другом; даже когда они это делают, у них никогда не бывает реального взаимного контакта. Каждый живет в своем собственном уединении.
В тоталитарном мифе — думают к примеру о "Третьем Рейхе" — в психологическом фольклоре нашего мифического государства, неопределенная фантазия технически усовершенствованной матки, идеальная нирвана, играет огромную роль. В мире, полном неуверенности, требующем тревожной настройки и перенастройки, мир Тоталитарии, создает заблуждение всемогущего, удивительного идеального государства - государства где, в конечной форме каждая материальная потребность будет удовлетворена. Все будет отрегулировано, так как если бы он был плодом в матке, на земле счастья и хладнокровия, как это делается в психиатрической больнице для шизофреника.
Там нет социального противоборства, нет психологической борьбы; мир движется как часы. Там нет реального взаимодействия между людьми, нет столкновения мнений или верований, есть неэмоциональные отношения между жителями матки; каждый существует как отдельная единица в одной и той же системе учета.
В Тоталитарии нет никакой веры в собратьев, нет милосердия, нет любви, потому что реальных отношений между людьми не существует, так же, как их не существует между шизофрениками. Есть только вера и подчинение кормушке, там находится главный страх каждого гражданина, страх быть удаленным из этой системы, страх стать полностью потерянным, сопоставимый с чувством отторжения у шизофреника и страхом перед действительностью. Посреди духовного одиночества и изоляции, есть страх еще большего одиночества, более болезненной изоляции. Без внешних защитных правил, внутренний ад может нанести вред. Скрыть внутренний хаос и приближающееся расстройство можно с помощью сильного внешнего механического приказа.
У нас был опыт с несколькими беженцами из тоталитарного мира в послевоенные годы, с теми, кто сломался тогда, когда надо было справиться с миром свободы, требующего личной инициативы. Страх перед свободой принес им состояние паники. У них больше не было достаточно сильных эго, чтобы построить и поддерживать свою защиту от конкурентных требований свободной демократической действительности.
Как и при шизофрении, в Тоталитарии не может существовать мобильное и индивидуальное эго. В шизофрении эго сжимается в результате ломки; в Тоталитарии, как результат постоянного слияния массовых чувств. Если такое сжатое эго хочет вырасти, вместе со своим собственным критическим взглядом, оно нуждается в подтверждениии фактов и понимании, что оно будет подавлено как предатель и отступник.
