Так как тоталитаризм по существу социальное проявление психологического явления, свойственное каждой личности, лучше всего это можно понять в терминах человеческих сил, которые создают, воспитывают и увековечивают его. Человек лицемерит; он хочет стать зрелым и свободным, но все же его подсознательный примитивный ребенок тоскует по более полной защите и безответственности. Его зрелость учит справляться с ограничениями и разочарованиями обычной жизни, но в то же время, его внутренний ребенок стремится выразить протест против них, раздавить , разрушить их — будь они объектами или людьми.
Тоталитаризм обращается к этому смущенному младенцу внутри каждого из нас; он, кажется, предлагает решение проблем человека создавая удвоенное стремление. Наша мифическая Тоталитария — это монолитное и абсолютное государство, в котором человеку не разрешается демонстрировать сомнение, смущение или конфликт, диктатор предпочитает сам решать все его проблемы. Кроме того, в Тоталитарии могут применяться официальные санкции к человеку, от которого исходят антиобщественные импульсы. Нецивилизованный ребенок в нас, может только приветствовать это освобождение от этических разочарований.
С другой стороны, наши свободные, зрелые, социальные Я не могут быть счастливыми в Тоталитарии; они восстают против ограничения индивидуальных импульсов.
Обычно, психологические корни у тоталитаризма иррациональные, разрушительные и примитивные, хотя это и замаскировано за какой либо идеологией, по этой причине, в этой системе есть что-то фантастическое, невероятное и даже кошмарное. Там конечно, есть различие в психическом опыте верхушки, которая может пережить свои потребности во власти и подчинении масс; но все же эти две группы влияют друг друга.
Когда глубокие невротические потребности диктатора во власти также удовлетворяют некоторые глубокие эмоциональные потребности населения его страны, особенно в тяжелые времена или периоды после революции, ему легче взять власть ради которой он старался. К примеру, если страна потерпела поражение в войне, ее граждане испытывают позор и негодование. Потеря доброго имени не просто политическая абстракция, это - очень реальная и личная вещь побежденного народа. Каждый человек, сознательно или подсознательно, отождествляет себя с родиной. Если страна страдает от длительного голода или серьезной депрессии, ее граждане становятся жестокими, подавленными, обиженными и охотнее примут взгляды и обещания целеустремленного диктатора.
Если сложность политического и экономического аппарата страны заставляет человека чувствовать себя бессильным, смущенным или бесполезным, если у него нет чувства участия в силах, которые управляют его повседневной жизнью или если он чувствует, что эти силы обширны и противоречивы, он больше не может их понимать, он будет хвататься за тоталитарную возможность для принадлежности, для участия, ради простой формулы, которая объясняет и рационализирует то, что вне его понимания. И когда диктатор наконец одерживает победу, он легко переносит на него свои собственные неправильные фантазии, свои ярость и гнев. Их негодование кормит диктатора; его псевдосила поощряет их. Имеет место взаимное укрепление иллюзий.
Тоталитаризм, как социальное проявление - болезнь межчеловеческих отношений и человек лучше всего может ей сопротивляться, если он привит от нее как и от любой другой болезни, с помощью знания и обучения. Однако, если, он неудачно попал в тоталитарную ловушку, чтобы победить, он должен собрать в своем разуме все положительные силы. В нем продолжается неистовая внутренняя борьба между безответственным ребенком и зрелым взрослым, пока наконец один или другой не будет полностью разрушен. И пока есть хоть одна единственная искра - сражение продолжается. И пока человек жив, поиски зрелости продолжаются.
Культурная склонность к тоталитаризму
В битве с заболеванием страхом, социальные факторы, также как и личность, играют важную роль. Мы можем увидеть это яснее, если проанализируем пути которыми культурные ценности влияют на уязвимость граждан для тоталитаризма. Этика нашей Западной цивилизации — это наша самая сильная защита от болезни, идеальная этика должна вырастить таких мужчин и женщин, которые категорически индивидуальны, кто оценивает ситуации прежде всего с точки зрения их собственной совести.
Мы стремимся развивать в наших гражданах чувство самоответственности, готовности к противостоянию окружающему миру, способность различать правильное и неправильное с помощью их собственных чувств и разума. Поступки таких мужчин и женщин побуждаются их личными моральными стандартами, а не по правилами каких то сторонних групп. Они не хотят сразу соглашаться с оценками этой группы, если они не совпадают с их собственными личными убеждениями или если они не обсуждали их демократическим путем. Такие люди ответственны перед их сообществом, потому что они прежде ответственны перед собой. Если они с чем-то несогласны, они формируют "лояльное меньшинство", используя свое право на убеждение других людей в подходящее время.
Существуют различные культуры, подчеркивающие устои и ценности, отличные от сказанного выше. Идеал Восточного человека, который мы находим в Китае и в некоторых других странах Востока, это прежде всего — "единость", быть единым с семьей, единым с отечеством, единым с космосом — в нирване. Восточная душа ищет прямой эстетический контакт с действительностью через неуловимое сострадание и интуицию. Вечная правда находится за действительностью, за дымкой тайны Майя. Человек — часть Вселенной; его идеал - пассивное рабство и спокойствие. Его идеал мира в отдыхе и релаксации, в размышлении, в избежании тяжелого ручного и умственного труда. Счастье Восточной души в экстазе ощущения себя соединенным с универсальным космосом. Аскеза, самоискупление и бедность — идеалы, реализованные в Восточной культуре лучше, чем в нашем Западном обществе.
Классический образец Восточной культуры лучше всего рассматривать как пример соучастия. В нем человек рассматривается как неотъемлемая часть группы, семьи, касты, страны. Он не отдельный, независимый член. Идеалом в этой культуре является, наилучшее соответствие и одобрение коллективных правил. Восточного ребенка с младенчества обучают правилам подчинения власти и правилам группы. Это также можно обнаружить во множестве примитивных культур. Для человека выросшего в этих культурах, наиболее приемлемый стандарт, лучшая возможная мыслить и действовать — с разрешения группы. Тоталитарный мир массовых акций и массовой мысли, намного более понятен членам похожего общества, чем Западной культуре индивидуалистов-единомышленников. То, что для нас является невыносимой регламентацией и авторитаризмом, для них может быть комфортным порядком и регулярностью.
Пример интенсивной формы участия, контроля мыслей и взаимного шпионажа был дан антропологом Э. П. Дозиром. ["Нью-Йорк Таймс", 11 декабря 1955 года; и "Научный информационный бюллетень", 3 декабря 1955 года.] Индейцы Пуэбло из района Рио-Гранде, верят, что неправильный поступок или нехорошая мысль одного человека в племени затрагивает всех его соплеменников. Он может нарушить космический баланс плохими чувствами к любому из своих собратьев. Моральный кодекс деревни ориентирован на группу. Человек, который его нарушает, подвергает опасности благополучие всех.
Эпидемии, неурожай, засуха, интерпретируются как результат "уклонизма" какого-то члена группы. За членами деревни тщательно наблюдают и шпионят, чтобы обнаружить преступника или "ведьму". Сплетни и обвинения в колдовстве процветают, и индеец Пуэбло постоянно ищет в своей совести вредные мысли и отношения. Как будто мы наблюдаем ритуал очистки в тоталитарном государстве.
Такие формы "пугающего коллективизма" и соучастия мы можем увидеть в каждой групповой формации, где перестает существовать терпимость к нонконформизму. Везде, где доминирует пристрастие к догмам, разум принуждается. Мы даже можем обнаружить вторжение подобных тенденций в некоторые научные круги, где существует излишний акцент на групповое исследование, работу в команде, членские билеты и презрение к индивидуальному мнению.
