– Судя по имени, мужчина, – ответила я, впрочем, не вполне уверенно, разглядывая афишу.

«Кенан Карталь, – говорилось в ней, – знаменитый «бодрумский орёл». Он почтит нас своим присутствием и очарует гостей нашего отеля своими песнями на новогоднем вечере. Только в нашем отеле звезда даст свой сольный концерт перед длительными гастролями по Германии».

По мне, смотревшее с фотографии существо больше напоминало не орла, а павлина. Причём перья которого торчали не только из хвоста. А макияж «звезды» затмевал своей неуравновешенной яркостью даже легендарный эпатажный боевой раскрас участников группы Kiss. При этом взгляд павлина был как будто нарочито томным, даже скорее пошлым.

Я поморщилась. От фото на афише осталось неприятное впечатление. Зачем, спрашивается, выбирать для рекламы такие неудачные фотографии? Впрочем, кто я такая, чтобы разбираться в современном турецком эстрадном искусстве? В любом случае, я никогда не слышала о таком артисте. Надо будет расспросить о нём у Ольги.

Минуту спустя мы с Севкой уже бодро шагали по приятно пахнущему лавандой и ещё какими-то цветами коридору, предвкушая наш первый за эти каникулы плотный отельный завтрак.

Сумерки уже растекались по городу каким-то мистическим сиреневым потоком, когда мы, усталые после активно проведенного дня, вернулись в отель.

Охранник на входе приветливо улыбнулся нам, сверкнув зубами, и помахал рукой из окна своей кабинки.

Он ещё днём успел познакомиться с Севкой, когда тот, вопреки установленным правилам, принялся снимать его рабочий пост на телефон и объяснять своим интернет-подписчикам, как работает охрана отеля и почему здесь кругом развешаны камеры видеонаблюдения.

Ответственный страж тогда грозно нахмурился и жестами показал, что так делать не стоит. И даже вышел из своей кабинки.

Мне пришлось мысленно собрать в кучу все свои отрывочные познания в турецком языке (ни русским, ни английским отельный охранник толком не владел) и не менее отрывочные навыки художественного флирта.

После данных мною объяснений, снабжённых обилием жестов и призванной быть очаровательной, а по факту виноватой кривой улыбкой, бравый секьюрити смягчился. Потрепав Севку по голове, он выудил из кармана леденец в прозрачно-полосатой обёртке и протянул ребёнку. Сын вопросительно взглянул на меня и, получив разрешающий кивок, радостно принялся разворачивать угощение.

– Thank you, – громко выпалил он, уже перекатывая конфету за щекой.

«Ну хоть чему-то их в этих английских школах учат», – подумала я.

Здесь стоит уточнить, какие именно пояснения мне пришлось, отдуваясь, формулировать и озвучивать для секьюрити. Дело в том, что не так давно обнаруженная Севкина страсть к запечатлению окружающего мира и событий на видео и особенно выкладыванию этих видео в интернет начала сразу же создавать для нас определённые трудности.

Строгие запреты с моим сыном не работают категорически. Обо всём приходится тщательно договариваться, всё объяснять, логически аргументируя, иначе получишь результат, совершенно обратный желаемому.

Примерно к сорок пятому по счёту разговору на одну и ту же проблематику (цифра выведена почти научно статистически и выстрадана лично мной) Севка обычно признаёт, что мои аргументы достаточно весомы. И начинает стараться хоть как-то соответствовать установленной мною норме поведения. Так вышло, например, с правилом не брать угощения из рук посторонних людей, пока я не разрешила лично.

С ведением же видеозаписей обо всём на свете и особенно сливанием всего отснятого материала во Всемирную сеть мы добрались примерно до пятнадцатого по счёту серьёзного разговора, когда на его интернет-канал посыпались «лайки» и новые подписки в не наблюдавшихся до этого масштабах. Не то чтобы они исчислялись сотнями и тысячами, но вполне хватило радостно озвученных Севкой пары десятков, чтобы обратить на это обстоятельство моё пристальное внимание.

Оказалось, стремящийся к лаврам великого корреспондента сын выложил на своем канале видеоролик, снятый им собственноручно у нас дома. На том видео я мирно и сонно шла утром в ванную не совсем одетая. Собственно, это невинное в целом обстоятельство и вызвало небольшой ажиотаж на его детском, но полностью открытом миру канале.

Понятно, что ребёнок был за это наказан. У меня даже случился вполне объяснимый порыв отобрать у него весь надаренный и постоянно пополняемый его отцом ассортимент гаджетов «навсегда».

Но моя мудрая мама применила свой креативный математический мозг и, удалённо скооперировавшись с бывшим зятем, нашла интересный выход из ситуации. Севкин отец, надо отдать ему должное, хоть и оказался совершенно никудышным мужем для меня, является при этом весьма успешным и талантливым программистом.

«Ребёнок должен вдохновенно творить», – веско объявила любящая бабушка.

И теперь у Севки по-прежнему есть личный интернет-канал, на котором он выкладывает свои репортажи. Число подписчиков у канала небольшое, но оно вполне удовлетворяет моего сына. К тому же это число постепенно растёт, а подписчики проявляют активность, оценивая и комментируя детские видеотворения. Не знаю, как и в какой момент хитрая бабушка признается внуку, что его канал видит только семья, а все эти десятки аккаунтов, подписанных на него, – это одно-единственное лицо, обрамлённое аккуратными седыми кудряшками. Но зато Севка теперь вполне счастлив и занят любимым хобби.

Судя по расписанию, вывешенному в лифте рядом с афишей «бодрумского павлина», ужин в отельном ресторане уже начался.

Мы бросили свои нехитрые покупки на кровать в номере и, не переодеваясь, прямо в джинсах и футболках спустились в лобби.

Уже на входе в ресторанный зал я почувствовала себя несколько неловко. Вот ведь досада, я совсем отвыкла за последние пару лет от отельных ужинов. Публика, сидевшая за столиками и сновавшая с тарелками по залу, была разодета в пух и прах, как будто демонстрируя тем самым неотвратимость приближавшегося праздника.

Моё внимание невольно привлекли две дамы неопределённого из-за обильно нанесённого макияжа возраста, занимавшие столик в центре зала. Они ярко сверкали стразами на кофточках и в ушах и – не менее активно – глазами, подзывая симпатичного услужливого официанта с напитками. Тот подкатил свою тележку и осыпал дам комплиментами на ломаном русском, наполняя их бокалы белым вином. Женщины кокетливо захихикали и, плавно поводя плечами, объяснили парню, что они приехали из Сербии.

Официант, пользуясь удобным случаем приятно пообщаться с дамами, принялся было включаться в светскую беседу. Но под заставившим невольно вздрогнуть даже меня ледяным взглядом старшего менеджера, который неожиданно показался из-за колонны, парень быстро пожелал дамам «бон апети», подхватил свою тележку и поспешил к соседнему столику.

Менеджер, поймав моё секундное смущение, приблизился и постарался сгладить эффект, произведённый совершенно не предназначавшимся для моих глаз грозным взглядом на подчиненного.

– Добрый вечер, мадам Луба, – сказал он вежливо и с таким достоинством, как будто по меньшей мере служил в королевском дворце.

Впрочем, внешность и манеры этого пожилого мужчины вполне, кажется, этого заслуживали.

– Здравствуйте, эээ… Ахмед, – имя я нечаянно сказала почти шёпотом и при этом мысленно зажмурилась.

Память на имена, вне зависимости от их национальной принадлежности, у меня всегда была отвратительной.

Между тем менеджер неожиданно просиял:

– Мадам Луба, мне очень приятно, что вы сразу запомнили моё имя. Спешу сообщить вам, наш шеф приготовил сегодня отличную форель. Рекомендую непременно отведать.

Я поблагодарила Ахмеда и подивилась в душе не столько его профессионально натренированной памяти на имена, сколько высокому уровню его русского языка. Не каждый мой соотечественник способен так изящно изъясниться на родном, великом и могучем. Впрочем, моё имя, точнее его правильное произношение, как и почти всем этническим туркам, с которыми мне доводилось общаться (включая Ольгиного мужа Али), Ахмеду не давалось из-за мягкого «л» в начале.