Федриго, влекомый приключениями в дальних краях, успел покинуть город подвесных мостовых, а через месяц после этого Удама-Ифит обратился в груду каменных обломков. Король-Сорняк пошёл войной на прекрасный город, презрев красоту и многолетний труд. Он снёс Речные Ворота, заполонил улицы полчищами грязных разбойников и обрушил второй ярус… Высотные башни и толстые стены пали под натиском его хитроумной атаки. Почерневший от огня, залитый кровью и осквернённый Удама-Ифит перешёл в разряд грустных сказок.

Федриго ожидала совершенно иная судьба, если бы он остался в стенах родного города. Скорее всего он бы уже не дышал.

Наблюдая за наивным юношей, видевшем в нём настоящего героя, Эстор всё больше уверялся в мыслях, что парню нравятся происходящие с его жизнью изменения. Его мечты воплощались во всей полноте правдоподобности. Он носил на поясе оружие, наблюдал за схватками на песчаных аренах, стоял ночью в караулах – всего этого он был лишён в цветущем Удама-Ифите.

Молодой беженец был самым неподготовленным к длительному путешествию из Песков, но на протяжении трёх недель Эстор не услышал от него ни единой жалобы. Он шагал наравне со всеми, мёрз по ночам, хотел пить не меньше прочих более выносливых и опытных наёмников, и всё же он терпел. Молодость склонна бесцельно расплёскивать энтузиазм, но в данном случае Эстор не видел в этом ничего плохого, и старался всячески поощрять парня.

Он не сомневался в том, что Федриго боготворит его, если на кого старые байки его молодости и имели влияние, то исключительно на впечатлительного юношу. И поэтому Эстор был склонен доверять ему.

По поводу остальных у него не было подобной уверенности и особое волнение вызывал Кальтиро, только недавно прибившийся к его банде, но Краснопёр надеялся, что ситуация переменится к лучшему, как только он вернётся с новостями. С хорошими новостями. Нюх на прибыльные дела он не потерял, а это выходило именно таким.

Втроём они пересекли границу участка Децуара, миновав узкую калитку в плетёном заборе. Краснопёр кивком головы указал Ахмеру с Федриго на пни, что означало: «Оставайтесь здесь. Внутрь пойду я один». Оплывшее лицо арбалетчика не изменилось, ему было не привыкать к таким приказам, а юноша как будто обиделся. Его брови изогнулись в недоумении, рот раскрылся в немом восклицании, но он тут же прихлопнул губы ладонью.

Сквозь дверь уже просачивался сводящий с ума запас готовящегося мяса, и Эстор поспешил отворить её. Первым, на что упал его взгляд, оказалась небольшая ёмкость, наполненная солью. Краснопёр сразу сообразил, каково её предназначение и чуть скривил губы – ритуалы всегда казались ему забавой слабоумных стариков, но раз в этом доме было принято отдавать дань Ушедшим, то и он сделает это.

Вошедший протянул руку и зачерпнул немного соли.

– Соль моим губам. – Прозвучал его срывающийся голос.

– Лики на облаках. – Торжественно ответил Децуар, ему было приятно видеть, отголоски прошедшей эпохи.

Тем временем Эстор уже вовсю крутил по сторонам головой, мотыляя своим болтающимся конским хвостом, в который были забраны каштановые волосы с серебряным отливом. Единственная прядь, не забранная в хвост, проходила тонкой косичкой за левым ухом и заканчивалась красным пером, болтающимся на уровне ключиц вошедшего. Глубоко запавшие глаза зорко стреляли по углам, а кривой нос с большим аппетитом обонял чарующие запахи готовой пищи.

Явившийся на зов Децуара наёмник не вписывался в строгую и сугубо практичную обстановку Затерянной Хижины, он напоминал шута, по ошибке забредшего в конюшню. На нём красовалась причудливая шапочка с лихо поднятыми краями, а в реденькой бородке попадались довольно большие бусины. На пальцах рук переливались многочисленные перстни. Среди наёмничьей братии за ним давно утвердился статус изгоя, и одной из причин тому служили чрезмерно яркие наряды, да и вообще манерой одевания он всегда походил на женщину. Некоторые утверждали, что он пользуется румянами, чтобы прикрыть болезненный оттенок кожи, появившийся у него после того раза, когда его пытались отравить.

Если не считать изорванных сапог и многодневной пыли, то Эстор в самом деле выглядел очень броско, совершенно не походя на наёмника. В голенища сапог были заправлены светло-зелёные штаны из какой-то мягкой ткани, внешне напоминающей кожицу персика. Штаны венчались тонким поясом, дважды охватывающем его тонкую талию, к нему крепились узкие ножны из кожи с медными вставками и узорами. Торс прикрывала лёгкая рубаха, совершенно непригодная для ревущих в ночи ветров Пустой Полосы. Куртка тоже имела зелёный оттенок, блестящие пуговицы и жёсткий стоячий воротник, как и всё здесь, украшенный вышивкой. Его шею покрывал изящно завязанный изумрудный шарф.

Уместней такой вид смотрелся бы в каком-нибудь борделе, а не в чаще Ничейного леса, но Эстор привык красиво жить, и даже убийства совершал с определённой грацией.

Его бегающие глаза сразу приметили ссутулившуюся фигуру, сидящую к нему спиной. Большой палец он засунул за двойной ремень в непосредственной близости от короткого меча.

– Путь из Песков оказался неблизким и в большей степени неприятным. Хотелось бы узнать причину, по которой я его проделал. – Надменный тон никогда ему не изменял, вот и сейчас Эстор не собирался от него отказываться. Он считал, что имеет на недовольство полное право.

Его слова не произвели никакого эффекта. Сидящий за столом продолжал чем-то позвякивать, не удостоив его поворотом головы. Старичок с выступающей нижней челюстью и одетый в замызганный фартук оторвался от своего котла, он посмотрел на своего первого гостя, видимо, ожидая от него какой-либо реакции, повесил длинную ложку на вбитый в стену крюк и вышел навстречу Эстору. Децуар дружески подхватил Краснопёра под локоть и подвёл к единственному столу, за которым сидел незнакомец в капюшоне. Тот не прервал своего занятия, и теперь перед ним высились уже пять башенок из золота.

– Вот человек, который собирает наёмников. – Децуар отодвинул стул напротив горбуна и сделал приглашающий жест Эстору.Отшельник задумался над тем, в какой момент он внезапно превратился в слугу горбуна и позволил собираться в своей хижине всякому сброду. И практически сразу нашёл ответ, это произошло сразу после того, как краснорукий пришлец напомнил ему о старых грехах. Децуару оставалось только принять предложенную роль добродушного хозяина. – Я принесу приготовленное мясо. – Он сделал несколько шагов в сторону камина, но затем остановился, чтобы задать вопрос. – А твои люди что-нибудь будут?

Децуар кивнул в сторону входной двери, из-за которой доносились тихие голоса.

– Единственное, что они будут – это ждать меня. – Резко отрезал Эстор, разглядывая исключительно сидящую напротив фигуру и не поворачиваясь в сторону хозяина хижины. – А теперь я бы не отказался от мяса. Последнее время пищу нам замещал песок!

Этим высказыванием он ещё раз хотел подчеркнуть, каким трудным вышел путь его отряда до Ничейного леса. Децуар принялся хлопотать возле котла, вылавливая в нём мясо и плавающие овощи. Краснопёр развалился на стуле, одной рукой обхватив неудобную спинку, другой сорвал со своей головы шапочку и бросил её на стол возле одной из башенок. Его тело совершало движения, стараясь, как можно удобнее расположиться на жёстком стуле, а глаза смотрели только в одну точку, но складки капюшона были непроницаемыми, в них можно было долго вглядываться, но так и не разглядеть лицо.

– Так это ты позвал меня сюда? – Эстор сразу решил перейти в атаку. – Ты тот самый человек, которому позарез нужны наёмники, что мне пришлось практически тридцать дней двигаться без остановок?

– Позвал тебя сюда Децуар-Отшельник, хозяин этой замечательной хижины. – Донеслось из-под капюшона. Эстору пришлось вытянуть голову вперёд, чтобы различать тихий голос. Шарф немного съехал с его шеи, обнажив белую полоску давнего шрама. – Я лишь шепнул ему на ушко.

Появился упомянутый хозяин хижины с большим плоским блюдом в руках. Заячье мясо лежало в окружении целиком сваренного картофеля, чищенной моркови, зелени и в лужице собственного сока. Децуар осторожно поставил блюдо на стол, ему не хотелось задеть золотые башенки, тем более он и представить не мог, как на это отреагирует хромоногий горбун. Один раз он неловко наклонился, и сок тоненькой струйкой сбежал на столешницу, но ни один из сидящих не обратил на это внимания. Оба были увлечены золотом: один из него строил, другой – наблюдал и сопровождал каждое движение жадным взглядом.