***

Костик не выдерживает и после очередной пары буквально зажимает Леру в угол аудитории.

– Если у тебя обет молчания какой кивни, – хмуро требует, ультимативно.

– Нет никакого обета, Соболь. А вот от обеда я бы не отказалась, – даже полуулыбка, которой изгибаются губы только призрак той Лерки, что Костя знает и от голоса тихого, исчезающего снова слегка подташнивает. Особенно, когда она, сидя в самом тихом углу кафетерия, все-таки начинает рассказывать.

***

Лерка так ждет эту поездку. Казалось бы, конец октября: дожди такие, что кругом все либо грязь, либо болото, но семейные поездки на Чудское всегда особенные. Даже если приходится из-за круглосуточных ливней дома сидеть. В доме печка дровами трескает и уже уютно, даже если главная комната не прогрелась. В центре стол круглый стоит, за ним никогда много народа не помещалось, поэтому они едят, как бабушка говорит «партиями», сначала дети, потом уже взрослые. Дом такой старый, что за стенкой слышно, как в соломе мыши шуршат. И подпол уже много-много лет не открывали. Настолько давно, что дети шушукаются: там точно кого-то похоронили. Кого-то кто плохо ел и хулиганил. Лера слушает их и думает, что они большуху явно с кем-то перепутали. От страшных историй их отвлекают старыми игрушками, которые достали с чердака. Деревянные, пугающие ничуть не меньше, чем те истории, которые они только что друг другу рассказывали. Она себя такой взрослой чувствует рядом с маленькими племянниками, что не в силах усидеть подрывается на чердак. Коридор узкий, темный, холодильник в нем тихонечко дребезжит, а сразу за ним и лестница, все равно что стремянка. На чердаке одновременно пахнет влажностью, медом и чесноком, аж нос чешется, а Лера не сдерживается и чешет.

– Мама, нет, — слышит она отцовский голос, строгий как никогда.

– А ты мне поспорь еще. Тебя спрашивал кто? – слова бабушки резкие, обидные. Лера хмурится и как можно тише пытается пройти к закрытой двери, чтобы лучше слышать, что творится за ней, в небольшой комнатке, обустроенной бабушкой под кабинет. — Ты говоришь про мою дочь! – если Лера до этого просто прислушивалась, то теперь боится выдохнуть только, чтобы не пропустить ни слова.

– Мы говорим про будущую большуху и без инициации не обойтись, ты знаешь. Или сейчас, или никогда. Я следующую внучку уже могу не дождаться.

– Ты говоришь это последние десять лет, — фыркает отец.

– И следующие десять тоже скажу. И ничего. Потерпишь.

– Она еще ребенок.

– Лера, зайди, пожалуйста. – Замереть, не в силах пошевелиться, единственная реакция. Чем себя выдала? Как так? – Лера, я прошу только один раз.

Выдохнуть для храбрости, в фильмах такое видела и нажать на тугую ручку. Холодный свет в комнате со светло-голубыми стенами ослепляет, заставляет зажмуриться.

– Завтра начнется твоя инициация, — голос бабушки, тот самый, из-за которого приказы выполняются бесприкословно.

– Эм, — ничего умнее Лера придумать не может.

Бабушка смотрит прямо на нее, в отличие от отца, который отводит взгляд. Лера знает эту позу, эти напряженные плечи. Он сдерживается, хотя очень злится. А сдерживается, потому что поделать ничего не может. Против слова большухи не попрешь. И бабушка хочет, чтобы я…могла так же? Ну, не сразу. Когда-то. Когда придет время.

– Мне нужно будет что-то сделать?

– Тебе надо будет что-то сделать.

Лерку аж передергивает от этого тона. Холодного, строгого, совершенно не похожего на ее бульбуль. — Скажу завтра, когда будем на месте. Сегодня с семьей пообщайся, завтра некогда будет.

Отец резко выдыхает и вырывается из комнаты словно из клетки. Доски стонут под его шагами, недовольные, что с ними так грубо.

– Но, буль…

Строгий взгляд блеклых от возраста глаз обрывает ласковое обращение.

– Резиновые сапоги надень, в лес пойдем. Все, иди.

Лера будто не может не послушаться, разворачивается и на автопилоте даже подходит к двери, пока мысль не мелькает и не делает ее свободнее:

– А это надолго? В Академии важная лабораторная в понедельник.

– За три дня еще никто не справлялся.

Обескураженная Лерка выходит из кабинета и осторожно закрывает дверь. Неизвестность пробирается под кожу муравьями, что бегут строем. Только обычно они бегут за едой, а здесь без цели бродят туда-сюда, только нервируют. Хочется почесать то тут, то там. Но Лера знает, если начнет – не остановится. Поэтому сжимает кулаки и начинает осторожно спускаться, так чтоб шею не сломать.

***

Путь от проселочной дороги до пропажи и без того едва заметной тропки занимает два часа. Два часа накапливающейся тяжести в руках и ногах. Два часа бегающих по спине муравьишек тревоги.

Сначала они идут по обыкновенной проселочной дороге. Не асфальтовой, просто утрамбованный песок, который вовсю размывает дождем, поэтому лужи напоминают маленькие озера, а по обе стороны кустарники, да низенькие молодые березки. В шесть утра и намека на рассвет нет, и холодно, но Лера изо всех сил отгоняет надежду и уговаривает себя, что теплее вряд ли будет. Разве, что, когда они доберутся до «места».

Восходом даже и не пахнет, поэтому несмотря на окаменевшие мышцы ей приходится идти с вытянутой рукой. В пальцах зажат светящийся дар. Лера говорит бабушке, что фонарик в руке удобнее держать, но та только грозит пальцем, а потом и мобильный забирает, отчего тревожные муравьи под ее кожей устраивают конкурс чечетки.

Все, что прямо сейчас хочет Лера — только лечь и поесть. Ну и снять натирающие резиновые сапоги не по размеру. Сейчас из-за усталости они кажутся неподъемными. Влажный мох под ногами пружинит и в любой момент может подло подставить, приходится усиленно держать равновесие, что тоже утомило изрядно.

Нет-нет да возникает мысль, а точно ли мне это нужно. Но Лера приподнимает луч света, тот упирается в несгибаемую бабушкину спину, и упрямство берет верх. Раз уж бабушка в свои семьдесят может взять такой темп и не ныть, то и Лерка сможет. А как иначе.

Последние минут двадцать Лера держится на силе фантазии. Фантазии о том, каким будет лицо Кости, когда она вернется в Академию после инициации. Инициации, которая делает ее наследницей. Наследницей всего того, что Костю так интересует. Они узнают все, что скрывают за тяжелыми кожаными обложками рукописей. Костя узнает, Лера лучше изучит содержимое сундуков с артефактами. Там наверняка есть что-то очень старое и взрывоопасное. Иначе зачем над ними так трястись.

За этими мыслями Лера не замечает, как небо над ней потихонечку начинает сереть, что только добавляет зловещей атмосферы окружающему их лесу. Сосны высокие, как только порыв ветра появляется их стволы, опасно гнутся, звук напоминает треск чуть влажных дров в печке. Лера могла бы успокоиться только от этого напоминания о доме, но бабушка останавливается, убирая светящийся дар в карман.

– Мы на месте.

Лера открывает рот спросить, а что за место, но уже через секунду закрывает. Хижина, к которой ее привела бабушка – почти ушла под землю. Мох, покрывающий все вокруг, скрыл и крышу, так что та похожа, скорее на холм. «На курган», — с трудом припоминает Лерка странное слово. Им на экскурсии в Старую Ладогу рассказывали, сама экскурсия Лере не очень понравилась, там скорее Костя был в восторге, все маме фотографировал старые стены, восстановленные лестницы и даже кузницу.

А про это Лера запомнила. Запомнила, что под такими курганами лежат уважаемые вожди и воины, вместе со своими сокровищами, одеждами, оружием. В горле сухо, и она пытается сглотнуть, но не получается, все равно что листы наждачки друг об друга тереть и ждать, когда же они будут скользить словно шелк.