— Ты должна признать, что это выглядит довольно странно, дорогая. Все эти комочки, провода и пустые места… — Арлин сделала паузу. — Мне очень жаль. Ты не знаешь, но такова политика — когда человек хочет перейти, его руководитель включается в состав комиссии. Я изучала твои снимки, дорогая, и не раз.

— Врачи, которые меня оперировали, сделали все, что могли. — Спарта казалась смущенной, словно извинялась за них. — Это были местные таланты.

— Они прекрасно справились, — сказала Арлин. — В клинике Майо[9] о таком и не слыхали, но, как ни странно, это работает.

— Ты так думаешь. — Спарта изучающе посмотрела на своего босса из-под изогнутых бровей и насторожилась, — а что думают остальные в комиссии?

Когда Арлин ничего не сказала, Спарта улыбнулась:

— Притворщица, это ты что-то скрываешь.

Арлин улыбнулась ей в ответ:

— Поздравляю, дорогая. Мы  здесь будем скучать по тебе.

Это было совсем не просто.

Нужно было снова пройти медосмотр, отрепетировать ложь и строго ее придерживаться, срочно подбросить фальшивые электронные документы, подкрепив их новыми историями. А потом — работа. Шестимесячная базовая подготовка следователя ККК была такой же строгой, как и у любого астронавта.

Спарта была умна, быстра, скоординирована, и она могла принять гораздо больше знаний, чем могли дать инструкторы (способность, которую она не раскрывала), но она не была физически сильной, и некоторые вещи, которые были сделаны с ней по причинам, которые она все еще пыталась понять, сделали ее очень чувствительной к боли и уязвимой к усталости. С самого первого дня было ясно, что Спарте грозит отчисление.

Стажеры-следователи не жили в казармах, они приходили на занятия, а после каждый отвечал сам за себя.

Спарта день проводила в учебных подразделениях на болотах Нью-Джерси, а вечером на магнитоплане обратно в Манхэттен, гадая, хватит ли у нее мужества вернуться на следующее утро. Эти поездки казались долгими из-за того что она видела из окна. Манхэттен был жемчужиной, окруженной болотами, в которые превратились некогда текущие реки, островом, окруженным отвратительными лачугами и разрушенными трущобами, дымящимися перерабатывающими заводами, которые превращали человеческие отходы и мусор в углеводороды и утилизировали металлы.

Она с трудом выдерживала испытания — электрические, тепловые, световые, шумовые, на центрифуге, —экстремальные испытания, от которых ей было необходимо защитить ее тонкие нервные структуры. Она проходила через полосы препятствий, курсы тяжелого вооружения, контактные виды спорта, где грубая сила других курсантов часто подавляли ее грацию и быстроту.

Измученная, вся в синяках, с горящими мускулами и растрепанными нервами, она, спотыкаясь, садилась в магнитоплан, плавно скользила сквозь огонь и дым Чистилища, поздно возвращалась в свой дом в Нохо и забиралась в постель в квартире, которую делила с тремя незнакомцами, которых редко видела.

Иногда ее одолевали одиночество и уныние, и тогда она плакала до тех пор, пока не засыпала, гадая, зачем она все это делает и как долго еще сможет это выдержать.

Если бы она не была уверена, что получение диплома следователя даст ей возможности и свободу, для того чтобы узнать то что ей нужно, ее решимость переносить мучения быстро рухнула бы.

Ночью были сны. Она так и не нашла надежного способа контролировать их. Все начиналось довольно невинно с какого-нибудь фрагмента далекого прошлого, с лица ее матери — или с непосредственного прошлого, с какой-нибудь недавней встречи, а затем — темные коридоры бесконечного здания, неясная цель, которую нужно достичь, а если она этого не сделает, то умрет. Все заканчивалось благополучно — появлялись  цветные огни, они мягко несли ее куда-то, и буйство запахов охватывало ее.

По воскресеньям у стажеров был выходной. Спарта обычно проводила время, прогуливаясь по Манхэттену, от Бэттери до Бронкса, даже в дождь, мокрый снег и ветер.

Хотя она и не была сильной, но все же была крепкой. Двадцать пять миль в день не были для нее чем-то необычным. Она двигалась, чтобы разгрузить разум от сосредоточенных мыслей, от необходимости планировать, находить, и хранить данные. Периодический умственный отдых был необходим для того, чтобы избежать перегрузок и срывов.

По первоначальному замыслу, проект «Спарта» не должен был использовать искусственные мозговые имплантаты. Но когда к проекту подключились правительственные структуры, проект изменился: внезапно появилось гораздо больше студентов, и новой разнообразной аппаратуры.

Спарта тогда была еще подростком, и поначалу ей не показалось странным, что она стала меньше видеть своих родителей и общаться с другими детьми. Однажды отец вызвал ее к себе в кабинет и объяснил, что ее отправят в Мэриленд для проведения ряда правительственных экспертиз. Он пообещал, что они с матерью обязательно будут приезжать в гости так часто, как это будет возможно. Отец был очень напряжен, прежде чем она вышла из комнаты, он крепко, как-то отчаянно, обнял ее, но ничего не сказал, кроме невнятных «до свидания» и «мы любим тебя». Мужчина с рыжими волосами все это время он находился в офисе и наблюдал за происходящим. О том, что было дальше, ее память все еще была фрагментарной. Там, в Мэриленде, они сделали гораздо больше, чем просто проверили ее, но многое из того, что они сделали с ее мозгом, она поняла только недавно. То, что они сделали с ее телом, ей еще полностью не было ясно до сих пор.

Спарта шагала по просторному Парк-Авеню к Большой Центральной Оранжерее. Стояла ранняя весна, день был солнечный и теплый. Вдоль аллеи тянулись ряды вишневых деревьев в полном цвету, их благоухание было очень сильным, розовые лепестки, словно ароматное конфетти, падали на сверкающую эспланаду. Блестящие стекло и сталь, гладкий бетон и отполированный гранит поднимались вокруг нее; вертолеты тарахтели по воздушным трасам между вершинами небоскребов, автобусы и редкие полицейские машины с шумом проносились мимо по гладкому дорожному покрытию. Магнитопланы уверенно гудели вдоль тонких стальных рельсов, удерживаемых в воздухе на высоких пилонах, в то время как причудливые старые электрические вагоны метро, окрашенные в веселые цвета, грохотали и визжали под ногами Спарты, видимые сквозь блоки стеклянной мостовой.

В начале века Манхэттен был объявлен федеральным демонстрационным центром — «Национальным парком небоскребов», как сказали бы циники. Остров был окружен смрадными промышленными предприятиями и зловонными пригородами. А улицы образцового города были переполнены людьми холеными, красочно и дорого одетыми, со счастливыми лицами.

В федеральных демонстрационных центрах бедность была преступлением, караемым переселением.

Спарта не была в числе веселых. До сдачи, или провала, ее спортивно-тренировочной программы оставалось еще два месяца. После этого физическое напряжение должно уменьшиться, и наступит черед предметов, требующих работы головой.

Но сейчас она находилась на грани отчисления. Впереди еще шестьдесят утомительных дней. В этот момент она почувствовала, что может этого не выдержать.

Приближаясь к парадным садам торгового центра на 42-й улице, она заметила идущего следом мужчину. Она задалась вопросом, как долго это продолжалось, она была намеренно отключена, ходила в полутрансе. Он мог быть кем-то из учебного отдела, проверяющим ее. Это необходимо было выяснить.

Собравшись, она, остановилась у цветочного киоска, поднесла к носу букет желтых нарциссов. Их пьянящий растительный запах взорвался в ее мозгу. Она смотрела сквозь них, закрыв один глаз, его пристальный взгляд был направлен внутрь…

Красивый молодой человек с явными китайско-ирландского чертами, с высокими скулами, мягкими темными глазами и россыпью веснушек. Густые темно-рыжие волосы, подстриженные по моде, одет в стильную, блестящую черную куртку. Выглядел он странно неловким и неуверенным.